Эра Милосердия - Вайнер Аркадий Александрович - Страница 42

Я от души хлопнул по плечу Алимова, тот весело подмигнул, и мы разом захохотали, довольные собою, и друг другом, и распрекрасной нашей собачкой. Алимов с сожалением посмотрел на мешки с сахаром, вздохнул и достал из кармана кулек, развернул его – там лежал серый неровный кусок рафинада. Еще раз вздохнув, поглядел Алимов на мешки и бросил рафинад вверх. Абрек, кажется, только чуть-чуть повел широченной своей башкой, лязгнул, словно пушечным затвором, челюстями, и негромкий хруст известил о том, что заслуженная награда принята с благодарностью.

Я заметил вожделенные взгляды Алимова на мешки и его вздохи.

– Угостил бы пса от души, – сказал я. – Честно заработал небось!

– Не-е, не дело, – отозвался Алимов. – Пес должен без корысти работать, понимаешь? Ну, вроде на патриотизме, честно. А то забалуется. Думаешь, он не понимает? Он все понимает… – И Алимов на мгновение прижал к себе голову Абрека, и столько было в коротком этом движении нежности и ласки, и столько было преданности во взгляде и тихом, еле слышном повизгивании пса, что я почувствовал что-то вроде зависти.

– Пошли дальше, однако, – сказал Алимов, и мы вышли из будки. Я снова аккуратно навесил и закрыл замок. Огляделись – было еще раннее осеннее утро, пусто кругом, ни живой души, – и Алимов скомандовал Абреку: – Ищи!

И снова началась азартная и утомительная гонка по дворам, сараям, закоулкам и переулкам, пока не вывел теплый еще след на многолюдную Первую Мещанскую, где уже сотни рабочих торопились в этот ранний час на фабрики и заводы и каждый оставлял на сыром утреннем асфальте свой неповторимый и отвлекающий запах, где одинаково непереносимо ранили чуткий собачий нос ядовитый перегар автомобильных выхлопов, резкие ароматы простых женских одеколонов, острый смрад гуталина, щекочущий запах бесчисленных галош; и Абрек замедлил ход, стал оглядываться на хозяина, петлять, всем своим неуверенным видом демонстрируя сложность обстановки, а потом и вовсе остановился, недовольно фыркнул, будто чихнул по-собачьи, и широко, с хрустом зевнул, оскалив свои страшные, но пока совсем бесполезные клыки.

– Все, кончилась работа, – сказал Алимов со вздохом. – Эх, в деревне бы…

– Сам ты деревня, – передразнил я. – Сколько вещей нашла собачка – и за то скажи ей спасибо… Знаешь, Алимов, сказать по-честному, не очень-то я надеялся, что она найдет что-нибудь…

– Почему же это ты не надеялся? – всерьез обиделся Алимов. – У нас собачки есть, которые добра людям возвратили побольше, чем некоторые оперативники за всю свою службу…

– Загибаешь? – спросил я,

– Да что с тобой говорить! – махнул рукой Алимов. – Ты про Эриха слыхал? Или про Гету?

– Не слыхал, – признался я.

– То-то! Ордена давать бы им полагалось. Их капитан Гетман дрессировал, у него только Эрих задержал восемь вооруженных бандитов. Убили пса в схватке. Это был такой пес – уж на что мой Абрек хорош, а по совести если, то, конечно, ему против Эриха не сдюжить.

– А Гета?

– Та тоже была классная сыскарка. Не чистых кровей она, ее Гетман где-то щенком подобрал. На два миллиона рубчиков отыскала похищенного, понял? Ты и не видал таких денег. А собаки плохо живут, – закончил он неожиданно.

– Почему? – удивился я.

– Да отношение к ним несознательное – вот вроде как у тебя. Ведь это сейчас стали немного расчухиваться, а раньше, когда было их всего четыре души, гоняли нас с места на место – жилья дать никак не могли. Потом дали пустой свинарник, мы его сами с Гетманом и Рубцовым чистили, ремонтировали, утепляли, для нормального собачьего житья приспосабливали. А нужен настоящий питомник и по всем правилам – они бы все расходы на себя оправдали…

– Я вижу, любишь ты собак, Алимов…

– А как же их не любить? Они ведь как люди! – горячо сказал Алимов и стал мне объяснять тысячелетнюю родословную отбора своего Абрека. Я узнал, что все овчарки – немецкая, английская, бриарская, боснийская и астурийская – имеют предком древнюю азиатскую овчарку, а та произошла от бронзовой собаки, а та является порождением волков и шакалов, общим родителем которых был первобытный томарктус. И как ни хорош английский полицейский пес доберман-пинчер, он все-таки в нашем климате против овчарки не сдюжит – теряет на морозе чутье… И поскольку остановить Алимова было невозможно, я не спеша шагал рядом с ним и думал, что благодаря раннему времени нас около трансформаторной будки, скорее всего, никто не видел и если сейчас там не болтаться, а оставить в пределах зрительной связи засаду, то жулики непременно явятся за товаром – тут их и побрать с поличным. И еще надо выяснить, кто из электриков за этой будкой надзирает, как часто там появляется и, наконец, не причастен ли сам электрик к этой краже.

Все эти соображения я изложил Глебу, и тот сразу же отправил оперативников оглядеться и присмотреть место для засады, а потом вкратце ознакомил меня с результатами осмотра. Бандиты работали грубо: во дворе обнаружились следы их обуви – эксперт взял гипсовые слепки и уже уехал в лабораторию сравнивать с позавчерашними, – а на ломике-карасе порошок аргентората выявил три хороших пото-жировых отпечатка пальцев.

Я слушал Жеглова вполуха, потому что, когда я снова осмотрелся в кладовке, пришла мне в голову интересная идея.

– Слушай, Глеб, тут вот я проверить хочу…

Я взял топор, аккуратно обернув рукоятку платком, и попытался поднять его над собой – ничего не получилось, потолок подсобки был слишком низок, всего на несколько сантиметров выше наших голов. Жеглов с интересом смотрел на мои манипуляции, а я еще несколько раз попытался взмахнуть топором у себя над головой, нанося удар невидимой жертве; ничего не получалось, топор задевал о потолок, даже если я сильно сгибал руку в локте. Я пригнулся, приняв весьма неестественную позу, и только тогда топор описал дугу в воздухе, чиркнув все-таки в верхней точке по потолку.

– То есть ты хочешь сказать, что убийца очень маленького роста? – спросил Жеглов.

– Да вот вроде так получается, – кивнул я. – Но эксперт говорит, что удар был нанесен с силой?..

– И еще… – Жеглов укрепил мои сомнения: – Человек маленького роста оставляет маленькие следы ног. Ну то есть у низкорослых обычно и нога небольшая, это азбука. А мы ни разу на маленькие следы не натыкались.

– Это понятно, но факт, сам видишь: человек нормального роста этим топором мог бы только сбоку ударить. А сторожа ударили сверху – факт?

– Факт, – признал Жеглов.

– Нормальному человеку чуть ли не на корточки надо сесть, чтобы так ударить… Непонятно что-то…

– М-да, непонятно… Надо отметить это в протоколе, потом подумаем, – предложил Жеглов, но меня осенило:

– Слушай, Глеб, я что вспомнил… Как-то в Польше расположились мы в одной деревеньке, – кажется, Теплице называется… И вот хозяин, у которого я стоял, поляк он, горбун был. Десять вершков росту, но силищу имел невероятную… То есть на спор один раз подлез под першерона – у нас здоровые такие битюги были, семидесятишестимиллиметровые возили – и, представь себе, свободно поднял конягу! Ей-богу, не вру!..

– Это мысль, Шарапов, – сказал серьезно Жеглов. – Это мысль. Молодец, разведка: ты и меня надоумил – у горбунов размер ноги от роста не зависит и может быть очень даже большой. Молодец. Если ты прав, нам это делу может крепко помочь – горбуна-то искать легче… Поимеем в виду…

Опергруппа разделилась: Тараскин с целым взводом переодетых в штатское милиционеров бросился по рынкам – искать оптовых торговцев продуктами и промтоварами, поскольку было очевидно, что в трансформаторную будку шайка сложила только то, что не смогла унести, а унесенное попытается сразу же реализовать, благо время такое, что ничего на руках не задерживается. Пасюк с тремя людьми поехал по адресам барыг – людишек, про которых знали, что они приторговывают краденым. А Жеглов, обеспечив снятие остатков и бухгалтерскую ревизию в магазине, дабы иметь точное представление о похищенном, – чего и сколько? – отправился со мной в Управление: разобраться в материалах осмотра и доложить о происшествии по начальству.