Оборотни космоса - Белаш Людмила и Александр - Страница 33

Поездка вверх принесла много новой информации. Здесь, между бойцами сил безопасности и стражами периметра, режим молчания соблюдался не так строго, как в Эрке. Геофизики и садоводы, живущие на рубеже освоения, тоже не были скрытными.

– В граде экран и приставка есть почти в каждой семье. – Вздохнув. Тими как бы невзначай взяла ещё одну смокву. – Всю торговлю кассетами не проверишь.

– Говорят, появились фрактальные фильмы, которые вкачивают идею прямо в голову, – осторожно подал голос машинист, словно нащупывая путь по болоту. – Глазом ничего не видно, а потом эта Звезда откладывается в башке, и шёпот – мол, кричи, круши, бей! Все барьеры срывает.

– Туанская технология. – Pax постукивал ногтями по обшивке кабины, разглядывая наклейки – девушки, прикрытые цветами, головы целующейся пары с серьгами-цветами, девушка, вздёрнувшая хвостик, девушка в расстёгнутой форме с пистолетом-автоматом. – Сделано на основе записей, которыми на ТуаТоу обучают спящих в инкубаторе. А продают с обложкой: «Успокой-программа для подростков».

Он перехватил строгий взгляд Эксперта.

– Я говорил вам об этом. Рынок реагирует на спрос – после приступов недоросли замыкаются на общении с экраном, а успокойки якобы им помогают.

Pax показывал в граде таких пострадавших. Школы разрешали им учиться дома, по сети, потому что на улице многих охватывал страх пережить приступ заново. Ночь за ночью – носом в игру, безвылазно, забывая о еде и сне. Чтобы оборвать влечение, им не давали пить – когда становилось невмоготу, они пили из туалетного стока.

Оказалось, и в успокой-программы яд заложен. Безымянный чернозвёздный бизнес полз из-за периметра, порциями вбрасывая в град плесень, ужас, разъедающие ум программы и воющие песни.

– Поймать их волну легко, – командир повернулся к рации, – и запеленговать можно, а вот как бы ракетой в передающую мачту...

Рация заныла долгим кошачьим мявом, похожим на гнусавый плач:

– Психическая атака, – высказался Форт, когда командир покинул аламбукскую волну. – Они используют приступы как повод поиграть у вас на нервах. Во всяком случае, я не встречался с проклятиями, которые бы реально срабатывали. Так что там насчёт ракеты в мачту?

– Есть такое благодатное явление природы, как международное сообщество, – со скверной улыбкой процедил Pax. – Три Града и Авако подписали его условие – запрет на планетарную войну. На этом условии нам поставили белковые колонки.

– Отнять не посмеют. И Туа, и Фор – всем известно, сколько населения питается с колонок.

– Оно так, – командир сдвинул бескозырку на затылок, – но торговлю нам прижмут, а она приносит больше, чем колонки.

– Когда на вас напала ЛаБинда, отбиваться вам не запретили.

– Биндэйю имеют сквозное оружие, а мы – нет, – с досадой бросил Pax. – Даже высшие поняли, что запретить нам военный ответ было бы подло. И постарались развести нас, едва дело дошло до звёздной войны.

– Проиграли бы, – хмуро пробубнил командир. – Грады-то заглублены, удар выдержат, но без дисковой пушки не выстоять. Отвечать нечем!

Тими вновь нашла отраду в смоквах: надо же чем-то подсластить горечь того, что твоя цивилизация – слабая и несчастливая. Но и сахаристый плод не помог; сдерживаясь, чтобы не провести по пальцам языком, наогэ с грустью сказала:

– Мы уронили меч-радугу в море.

– Мы им сперва распахали планету. – Pax сел так, чтобы не видеть цветочных девушек. – Эксперт, мы побывали на двух точках. Лично я не встретил ничего нового, что можно добавить в схему.

Форт мысленно согласился с ним. Он надеялся на геофизиков, всё-таки люди научные, вооружённые приборами, но на Тат-14 всё выглядело так же удручающе, как на любой оранжевой линии в граде. Внезапный приступ массового безумия, два самоубийства, трагическое недоумение в конце и разнообразные проблемы со здоровьем. Вертоград, лежащий в стороне от линии удара, отделался общим недомоганием, беспричинными взрывами злобы и сладострастия, после чего наступило покаяние. Плодовые деревья после сбора урожая мало чем проявили своё отношение к удару, и следили за ними не так, как в колонке.

Линии. Бесовщина какая-то... Ребята из Синьхуа – был однажды эпизод непринуждённого общения – говорили среди прочего, что старокитайские демоны двигались только по прямой, и избежать их налёта было нетрудно – поставить кирпичную стену перед воротами. Гужевому транспорту приходилось вилять перед въездом, зато город гарантирован от бесов. Вроде экранирования.

Положим, часть злых духов эмигрировала в космос вместе с китайцами. Разумно предположить, что их свойство летать по прямой линии сохранилось. Но тогда бы и кирпич сохранил свойства экрана! а здесь? Град в каменной глубине беззащитен против фактора, лишающего разума. Так и в самом деле станешь слушать радио Аламбука, чтобы найти ответ в их завываниях. И поверишь в проклятие пяти чёрных жрецов. Осталось чуть – снять блокировку скепсиса и присоединиться к...

Форт огляделся.

«Деваки, матерь Кришны – они же все... Все верят в проклятие. Они не оставляют выхода ни себе, ни мне. Даже Pax нацепил радугу – Pax, который железным голосом внушал мне про „объективные причины". Положим, он приколол оберег ради Тими, чтобы её успокоить, но как бы то ни было – я здесь последний, кто сопротивляется. А они ждут, что я к ним приобщусь, и всем всё станет окончательно ясно. И мы каждые пять – или восемнадцать – суток будем трястись: когда же стукнет? и выкрасим волосы в семь цветов небесного меча – вдруг оно от нас отскочит? Вон у машиниста – выкрашены! он бескозырку до бровей натянул, а всё равно видно».

– Сомнительно, чтобы в Аламбуке имелся институт психонетики, – натужно-бодрым тоном сказал Форт. – Исследования тонкого мира сложны. Сто против одного, что мародёры не выделят ни крину, ни камешку на расчёт вызова... кого они там всё время поминают без имени?

Pax сделал своё коронное движение, означающее отказ отвечать, – отвернул голову к левому плечу; все остальные дружно промолчали. «Захватило вас – дальше некуда». Настроение у Форта ощутимо снизилось, начала подкрадываться беспощадная тоска, тягостное одиночество в толпе.

– Им не надо исследовать, – промычал командир, утративший всю разговорчивость, – они умеют.

Справа от насыпи кое-как держался на согнутых опорах щит с выцветшей и наполовину облезшей надписью – проступали неясные буквы, синие на белом; поверх них жирными размашистыми полосами спрея была намалёвана перевёрнутая чёрная звезда, выставившая вверх острия рогов, а ниже шла косая полуграмотная надпись: «АЛАМБУК НЕЗАВИСИМОСТИ ДАЛЬША НИ ШАГА, СМЕРТ! ОКУРКИ»

– Влепи-ка! – Командир ткнул оператора систем огня в плечо. Того дважды просить не пришлось; кивнув: «Есть влепить!», он пробежал пальцами по клавиатуре – развернувшись, башня жахнула одним стволом.

Синяя искра пронеслась по воздуху к щиту – и плакат на опорах исчез в туче кипящего огня.

– А ещё, – вдруг громко выпалил командир, словно выстрел по щиту разрешил ему глубже дышать, – эти огарки электричество воруют! Когда свет тухнет не по расписанию – это они. Видеть не могу их резаные ухи, носы драные – только на прицеле!

– Далече, ахвицеры, ох, далече вы заехали! – Говор троглодитского вождя напоминал причитания. Его жёны, снохи и какие-то неизвестные плешивые создания ритуально плакали без слёз, воздевая руки и дёргаясь из стороны в сторону. Тут же плясали и блеяли грязные детишки в тряпье, а троглодиты помоложе, но такие же оборванные и немытые, жались поближе к пришельцам, виляли всем туловищем и умильно облизывались, закатывая глаза, урча и царапая воздух, словно ласкались издали.