Карский рейд - Вайнер Аркадий Александрович - Страница 22

Ногин говорил с горечью:

— Они хотят взять нас измором: нам — вежливые поклоны, любезные уверения в желании торговать и мирно соседствовать...

Красин кивнул:

— А Врангелю — пароходы с пулеметами, танками, продовольствием и обмундированием!

— И не только Врангелю — всем белогвардейцам! По указанию правительства Америки президент зерновой палаты отпустил представителю белогвардейцев в Вашингтоне для отправки на Север девять тысяч тонн пшеницы! С угольных складов — десять тысяч тонн угля! Обмундирование! Снаряды, самолеты, средства связи!

Красин, элегантный, в светлой тройке, с резной тростью, закурил сигарету, задумчиво посмотрел в окно:

— И все— таки, я думаю, мы их обыграем. Как говорят борцы — дожмем в партере...

— Да— а? Вы так полагаете, Леонид Борисович? — не очень уверенно переспросил Ногин.

— Один очень умный человек сказал как— то, что у Англии нет постоянных друзей, нет постоянных врагов, а есть лишь постоянные корыстные интересы...

Он осторожно постучал ногтем по сигарете, стряхивая в пепельницу столбик пепла.

— Правнуки праотцев капитализма на всем хотят урвать свой клок. На всем абсолютно, без исключения, что— то выхитрить и выжулить...

— Но нас они хотят обжуливать, вообще ничего не давая взамен! — с возмущением воскликнул Ногин.

— А мы здесь зачем? На то и щука, как говорится, в море, чтобы карась не дремал. По поводу моего отчета о встречах с представителями британского правительства Владимир Ильич через Чичерина прислал шифрограмму: «Мерзавец Ллойд— Джордж надувает вас безбожно и бесстыдно, не верьте ни одному его слову и надувайте его втрое».

Ногин расхохотался:

— Ай да Ильич! Он будто вместе с нами за столом переговоров в Уайт— холле сидел!

Красин приоткрыл окно и выпустив в него струю голубого дыма, сказал деловито:

— Надо создать у англичан ощущение, что инициатива уходит от них. Тогда поторопятся.

— А как вы это сделаете?

— Очень просто. Тут я нечаянно «обмолвился» об успехе торговых переговоров с Италией; там «ненароком» в газеты попала информация о деловых предложениях американских нефтяных тузов из Техаса; вчера шведский коммерческий пул «неожиданно» получает концессию, а сегодня мы встречаемся с главой «Закупсбыт Лимитед» господином Востротиным. И факт этот тоже не пройдет мимо внимания англичан...

Ногин посмотрел на Красина с восхищением:

— Ну, это уж мы постараемся! Леонид Борисович, а что за человек этот Востротин?

— О— о! Это гусь — будь здоров! — засмеялся Красин. — Бывший городской голова Енисейска — торгаш, ловкач, маленький, но очень ловкий политикан.

— Леонид Борисович, вы считаете, он и подобные ему что— то значат, могут нам помешать, имеют здесь какую— то силу?

— Имеют, и притом — немалую! Это люди особой закваски — сибирские кулаки. Они появились на Западе двадцать лет назад и завалили европейский рынок дешевыми и очень вкусными продуктами: маслом, сыром, прекрасной солониной. Я рассчитываю на их коммерческое воображение и природную хватку — всех этих торговцев из «Закупсбыта», «Союза маслоделательных артелей» и других кооперативов. После революции они перебиваются случайными сделками, и, если мы снабдим их традиционными российскими товарами, они себя покажут!..

Наконец, и в Архангельск добралась скромная северная весна. Ослепительно яркое солнце подсинивало оседающие сугробы, теплый ветер сушил тротуары.

Первого мая весь город был в кумаче, весь город собрался на воскресник и устремился в порт, к судоремонтному заводу. На причальной стенке собрались сотни, тысячи празднично одетых людей.

И вот из затона судоремонтного завода плавно вышел первый отремонтированный за зиму ледокол — «Русанов». На борту его — штаб воскресника. Идут последние приготовления.

Шестаков распорядился:

— На «Малыгине» работами руководит Болдырев. На пароходе «Кереть» — военмор Щекутьев. На «Маймаксе» — военмор Оленин, на «Сибирякове» — военмор Захарченко. Здесь, на «Русанове», командовать будет капитан дальнего плавания Неустроев...

— А вы сами— то где будете? — совсем по— домашнему спросил Неустроев.

— Я буду на ледоколе «Седов», — ответил Шестаков, — а вас, Константин Петрович, очень прошу — скажите людям несколько слов.

Неустроев подошел к борту, помахал рукой. Внизу, на стенке, гомон потихоньку начал успокаиваться, люди с интересом смотрели на старого капитана.

А он долго молчал, внимательно глядя на этих исхудалых, черных от копоти и недосыпания, но полных энтузиазма людей.

Снял шапку, и ветер сразу же растрепал его длинные седые волосы.

— Товарищи! Спасибо вам за все, что вы смогли... — сказал он в мегафон, вроде бы негромко, но слышали его все, и на стенке воцарилась тишина. А Неустроев сказал горячо и сердечно:

— Дорогие друзья, спасибо вам за то, что вы пережили эту зиму... Спасибо вам за то, что, голодные, неодетые, усталые, больные и раненые, вы пришли в разгар зимы в мертвые цеха, затоны, доки и своим душевным жаром дали им жизнь... Спасибо вам, русские умельцы и мастера, что вы поделились своими знаниями, мудростью и опытом со всеми молодыми товарищами...

— Ура— а— а! — прокатилось по пристани.

Неустроев горячо продолжал:

— Спасибо вам, солдаты и крестьяне, впервые взявшие здесь в руки инструмент, за то, что вы научились делу... Спасибо вам за то, что забыли о времени: за те двенадцать, а то и четырнадцать часов, которые вы здесь каждый день проводили, не зная отдыха, перекура и усталости...

Он посмотрел на Шестакова, и тот незаметно, но крепко, признательно пожал ему руку.

— Спасибо вам за то, что вы пришли сюда сегодня, в праздничный день, работать ради возрождения из пепла и руин русского революционного флота! — воскликнул он от всего сердца.

— Ура— а! Ура— а— а!! — раскатисто гремело на пристани.

Неустроев поднял руку.

— Пройдут годы, — с волнением крикнул он в толпу, — и могучий российский флот будет плавать не только вдоль побережья Ледовитого океана, от одного речного устья до другого, а пойдет напролом через матерые океанские льды до самого полюса! И тогда в день мирового триумфа и уважения благодарное человечество склонит голову перед славной памятью вашего неслыханного подвига!..

— Ура— а! Ура— а— а! Ура— а— а— а!..

Лена с искренней гордостью смотрела на отца. Шестаков подошел к ней, взял за руку, прошептал:

— Леночка, мы еще вместе двинем к полюсу. А?...

Длинный черный «даймлер» круто свернул с набережной Темзы, попетлял немного по узким улочкам делового Центра и притормозил у подъезда небольшого краснокирпичного особнячка, в одном из помещений которого размещалась торговопосредническая фирма «Закупсбыт».

Переговоры начались.

За длинным полированным столом собрались Степан Андреевич Востротин, Павел Никонович Кушаков, Константин Иванович Морозов и другие члены правления «Закупсбыта».

Леонид Борисович Красин и Виктор Павлович Ногин сели напротив.

Востротин сразу же взял быка за рога.

— Господин Красин, мы, коммерсанты, стоим на каменистой почве реальности, — сказал он. — Иногда это жестковато и, конечно, неудобно, но гораздо надежнее, чем витание в воздушных замках политических эфемер... — Делец любил говорить «красно» — высоким, так сказать, слогом.

Красин усмехнулся:

— Ну, вот видите, как прекрасно! Большевики тоже предпочитают смотреть фактам в лицо.

Востротин наклонил голову, сказал душевно:

— Мы все — русские люди и в конечном счете заинтересованы только в благоденствии своего народа, какая бы форма правления ни сложилась в России...

Красин покивал ему в тон:

— Тем более, что мы все реалисты и отчетливо видим выбор, сделанный народами России.

На миг Востротин замялся и снова продолжил:

— Однако высоко гуманные интересы, которые мы все разделяем, не должны подрывать коммерческие задачи нашего сообщества, а наоборот — должны всемерно их стимулировать, — формулировал он с гладкостью присяжного поверенного в имущественном процессе.