Двое среди людей - Вайнер Аркадий Александрович - Страница 11

— Ну, как кто? Вместе предложили. За знакомство-то надо было дернуть? Вот и взяли пузырек беленькой…

— Так. Значит, знакомство состоялось. Кто же были ваши новые знакомые?

— Я ж говорю — ребятчки из Литвы. Одного Володя зовут, а другого — Альбинас.

— Что вам еще о них известно? Фамилии? Место жительства? Чем занимаются?

Баулин напряженно думал, долго думал, потом сказал:

— Да-а… Из Литвы они… Володя и Альбинас. Да-а… А больше я не знаю.

— Немного вы знаете, прямо скажем.

— А зачем мне, товарищ следователь, посудите сами. Я же не участковый, что мне узнавать про них?

— Ну ладно. Дальше.

— Дальше? Ладно, — невольно передразнил меня Баулин. — Выпили мы, значит, закусили. Сало у ребятчек было хорошее. Шпиг настоящий — закусочка лучше не придумаешь. Поздно уже было, они и легли спать. Да-а, спать легли. А я к старикам своим ушел — спать-то мне здесь негде — и утром вернулся.

— Это было уже девятнадцатого. Так?

— Ага, ага. Бутылочку взяли…

— И что?

— Что — что? Выпили. Потом пошли в парк, гуляли.

— Не пили больше?

— Пили, — грустно кивнул Баулин. — Взяли бутылку и еще маленькую, пришли во двор и с соседями выпили.

— На чьи деньги купили водку?

— На их. То есть на мои.

— Так на их или на ваши?

— Я и говорю: на мои. Одолжил я у них пятерку, а то неудобно было все время на их…

— А деньги отдали?

— Не. Пока не отдавал. Получки у меня еще не было.

— А деньги за жилье вы с ребят этих брали?

— Зачем? — обиженно приподнялся Баулин. — Я ведь их не из корысти пустил, а так, по доброте душевной.

«Убила бы я тебя за доброту твою душевную, алкоголик несчастный», — подумала я со злостью и сказала:

— Ну, добрались мы, наконец, до двадцатого июня. Что было в этот день?

— Вчера, значит? Да-да… Зашел я к себе, ну, договорились с ребятами.

— О чем?

— О чем, о чем? Выпить. Купили портвею две бутылочки, зашли к Кольке Гусеву, выпили. Потом скинулись, еще две бутылочки красненького взяли. У меня в комнате и выпили. Потом я собрал пустые бутылки, пошел в магазин, сдал их и сообразил на троих. Потом еще с кем-то выпил, а потом домой ушел

— спать. А ребятчек, как ушел часов в восемь, так более не видел.

В углу, под стулом, валялся грязный рюкзак. Я спросила Баулина:

— Это чей мешок?

Он долго смотрел на него, будто припоминая что-то, потом важно сказал:

— Не мой. Чей — не знаю, врать не буду, но не мой. Это точно.

— Может быть, это ребята оставили рюкзак?

— Ребятчки? А че? А че? Может. Может, и ребятчки оставили…

Я достала из-под стула рюкзак, отстегнула ремешок. В мешке лежали грязная рубаха, майка, газета из города Паневежиса за 16 июня и фотоаппарат «Зоркий». Вошел Саша, который рядом в комнате допрашивал Гусева, соседа и собутыльника Баулина.

— Саша, по-видимому, фотоаппарат принадлежит этим парням. Его надо как можно быстрее отправить в НТО и проявить пленку. На ней могут оказаться самые неожиданные и весьма полезные нам кадры.

Оперативник кивнул:

— Допускаю. Кстати, я связался с пятым таксопарком. Машина 52-51 из рейса не возвращалась.

— Слушайте, Саша, у меня есть идея. Пока суд да дело, поезжайте на Петровку, тридцать восемь и свяжитесь с Министерством внутренних дел Литвы. Надо выяснить через уголовный розыск, нет ли сведений об исчезновении двух парней шестнадцати-семнадцати лет. Предположительнее всего — из Паневежиса…

Сводка-ориентировка

«21 июня в 0 часов 43 минуты в Москве на Трудовой улице, дом семь двое неизвестных нанесли смертельное ножевое ранение в спину шоферу пятого таксомоторного парка Попову Константину Михайловичу, сели в его автомашину ММТ 52-51 („Волга“ бежевого цвета) и скрылись. Пострадавший вышел на Большую Андроньевскую улицу и у дома No 23 скончался.

В совершении убийства подозреваются приезжие из города Паневежиса Литовской ССР по имени Альбинас и Владимир, в возрасте 17-18 лет.

…Принять меры к обнаружению автомашины и задержанию преступников. Розыск ведет 33-е отделение милиции города Москвы…»

Альбинас Юронис

Уже совсем развиднелось, хотя солнце еще не было видно над горизонтом. Впереди я рассмотрел огромную стрелу, показывающую налево. Через минуту мы притормозили около стрелы. Я прочитал надпись: «Горький».

Чуть подальше стоял указатель — «До Владимира 2 километра».

Так, значит, мы едем в сторону Горького. Эта стрела указывает объезд вокруг Владимира в направлении Горького. Ну что ж, во Владимире нам делать нечего. Надо ехать дальше. Надо вообще как можно дальше уехать от Москвы, пока нас не хватились.

— Бензин скоро кончится, — сказал я. — Надо где-нибудь заправиться. А не то сядем на дороге куковать.

— А на какие шиши заправляться будем? Ни одной монеты нет, — сказал Володька. — Хорошо бы, кто проголосовал.

— Ночь еще, рано. Пешеходы двинутся через час, другой. Нам на столько езды бензина не хватит.

— Знаешь что, — сказал Володька, — давай съедем куда-нибудь в лес и часа два поспим. Нам это вообще не помешает — еще неизвестно, когда спать придется сегодня, а с другой стороны, действительно люди появятся на дороге

— глядишь, заработаем на горючее.

Мы проскочили вокруг Владимира по объездному кольцу и выехали на Горьковское шоссе уже далеко за городом. Промчались несколько километров, пока не нашли удобный пологий съезд с шоссе. Въехали в лес, и я, наконец, выключил мотор. Здесь еще было сумеречно, очень тихо и очень свежо. Птицы чирикали, и я подумал, что уже давно не слышал пения птиц, все как-то не приходилось. Мы вышли из машины, размялись, подышали. Я почувствовал, что этот жуткий страх, который охватил меня тогда, понемногу стал проходить. Мы все-таки умудрились далеко умчаться. А в таких делах это первое дело. Да и времени уже прошло не меньше двух часов. Улеглась невыносимая дрожь. Из-за нее я не мог собраться с мыслями, все спокойно обдумать и принять какое-то одно правильное решение. Сейчас поспим немного и войдем в форму. Можно будет делать что-то дальше. Володька улегся на заднем сиденье, я пристроился впереди. Но лечь удобно никак не удавалось — ноги длинные. А потом налетели комары. Они, гады, звенели тонко, как пикировщики. И уснуть из-за них никак не удавалось. Я лежал на узком кожаном сиденье и против воли все вспоминал про Паневежис. Наверное, лучше всего было бы все-таки вернуться туда. Только боязно было из-за этого самосвала. Дернул нас черт тогда с Володькой угонять этот паршивый грузовик. На кой черт он нам сдался, если подумать! И удовольствия-то мы толком от езды не получили. Прокатились и бросили. А теперь, если узнали, что это наша с Володькой работа, то и не вернешься из-за него. Старая судимость сразу всплывет. Да если подумать, то какая она старая? В феврале судили только, полгода еще не прошло, И тоже за угон грузовика. Прибавят тот условный срок, и глядишь — два года, как в аптеке, пропишут. А если не в Паневежис, то куда деваться, спрашивается? Нам сейчас с таксистом этим болтаться просто так не годится. Под первую проверку где-нибудь попадешь — и с концами. Разве что если еще раз попробовать, но только не так дурацки и чтобы деньги были… Может быть, податься до Сухуми на поезде без билета, зайцами? Я сказал:

— Володь, ты спишь?

— Нет. Комары кусают. А что?

— Слушай, может быть, дальше тронем? Мы почти час отдохнули, а комары все равно спать не дадут…