Карта родины - Вайль Петр - Страница 23

«Город — никогда не плох. Город — святыня, потому что он „множество“». Эта сильная мысль Розанова додумывается в разных городах, являющих собою стечение тысяч ноль и усилий. Зрительно: средоточие направленных в одну точку стрел, как на военных картах. Возникший таким множественным образом конгломерат не может быть случаен, неверен, зряшен, «плох». На стрелах — даты и имена: потоки тех, кто, накатывая волна за волной, ваял город. Город как цельность проходит скорее по части скульптуры, а не архитекторы. Не строится, а лепится. Так вылепилось в 30-е конструктивистское нечто, призванное стать правильным, освобожденным от прошлого, городом без лица — Новосибирск, Энск.

В безымянности сокращенного самоназвания конечно, ирония, но в еще большей степени — гордыня. Так приподнимает себя до некоей вообще поэзии автор анонимного сборника стихов — быть может, оттого, что больше гордиться нечем. Энск сразу поставил себе две пятерки, расположившись на своей широте, — ив качестве незыблемого отличника успокоился насчет обретения индивидуальности. По сути, дело было сделано. Тем более что силы, брошенные сюда в 30-е, понимали строительство столицы Сибири как задачу не локальную и даже не общегосударственную, а коммунистически-космическую. Не до городского лица, когда меняется облик земного шара.

Вдохновляло гностическое ощущение пластичности бытия, на практическом уровне — мичуринское. Советское общество к 30-м годам состоялось, воспринималось как несомненная данность, но осознавало себя незавершенным, несовершенным — требовалось развитие вширь (мировая революция, забота о дальнем, как у Мандельштама: «… Покуда на земле последний жив невольник») и вглубь (германовский Лапшин «Ничего, вычистим землю, посадим сад и сами еще успеем погулять в том саду»). Окружающий мир представал как проект, который следовало воплотить — что важно, воплотить с нуля. У Заболоцкого: «Когда плоды Мичурин создавал, /Преобразуя древний круг растений, /Он был Адам, который сознавал/Себя отцом грядущих поколений». Величие конечного результата казалось полностью зависящим от творческого энтузиазма исполнителей. Платонов: «Всякая система работы — лишь игра одинокого ума, если он не прогревается энергией сердца всех работников». Мир можно соорудить сызнова, а что необходимо — наладить, проявив выдумку и терпение. В этом смысле жена не отличается от паровоза: «Да ничего, она умильная… Может, потом застервеет… — Не застервеет: воспитаем, отрегулируем». Платоновские герои «создают себе нужную родину на месте долгой бесприютности».

Вот они, главные слова — «нужная родина».

Здания, которые понастроили вдоль Красного проспекта конструктивисты, возведены для чего угодно, кроме того, чтобы в них уютно жить и спокойно работать. Новосибирский гений места архитектор Крячков (больше тридцати строений) и его коллеги поставили в центре города то, что может занимать, удивлять, поражать, но не радовать. Как бы узнать, радовались ли они сами, сооружая «Стоквартирный дом», Крайисполком, Сибревком, Госбанк, Городской торговый корпус?

Объектом внимания становится все, что не развалилось с течением времени: сказывается подспудная зависть человека к вещи — нам такой сохранности не дано в любом качестве. На обрубок римского водопроводного желоба глядишь с трепетом, никакого Пантеона не надо. Почтительно входишь в жилой «Дом с часами», Красный проспект №11, «единственное в городе сооружение галерейного типа, ставшее визитной карточкой города», — и внезапно понимаешь, что попал в барак, только шестиэтажный. Не нужно врать, это барак, он не галерейного, он галерного типа.

По верхнему периметру зала ожидания вокзала «Новосибирск-Главный» — балюстрада: галерея с гостиничными номерами. Внушительно, но номера без сортиров, и командированные в исподнем идут по нужде на виду у пассажиров. Внизу дивно переместились статуи. Ниши, в которых они стояли, пустуют, а скульптуру перенесли на перрон, и теперь поезда встречает полный парковый комплект: девушка с книжкой, школьник со скрипкой, пионерка в салюте, младенец с флажком.

Поездов много, только на Москву — восемь свой через Тюмень и Киров, и транзитом — томский, кемеровский, иркутский, хабаровский, владивостокский, улан-баторский, пекинский. Большие деньги в Новосибирске делаются на перевозках и торговле. Так было изначально. Полезных ископаемых тут нет, из заметных промышленных изделий на память приходят магнитофоны «Комета» и «Нота», электробритва «Бердск». В 65-м фабрика «Соревнование» стала выпускать плащи «болонья», с руками не отрывали. 80-е отмечены сибирской пепси-колой, местным «кубиком Рубика», наборами мягкой мебели «Муза», лучше не вспоминать. С одной стороны, на Москву восемь поездов, с другой — дорога двое суток. География помогает жить вольнее. Здешние наместники и наиболее смышленые жители знали это всегда. Новосибирск — сам столица. Соперники — Красноярск, Омск — отпали даже формально: после указа о федеральных округах вопрос о сибирской столице решен окончательно. Город приосанился. В ресторане гостиницы «Сибирь» — «традиционное русское ассорти из копченой рыбы, устриц и осьминогов». Как часто водится в России, своего словно стесняются, хотя за окном — Обь без осьминогов, но со стерлядью, осетром, нельмой, тайменем. На рынке — жемчужные горы кедровых орешков, завалы сушеных белых грибов, облепиха, клюква. От пуза барсучьего жира — впрочем, это от бронхита, воспалений легких и пр.: «С горячим молочком, по ложечке, по ложечке, все как рукой». А вот «Тарол Волкова» — меткие гранулы в пакетике: «Тут оболочка вкусная, таракан ее ну очень любит. А как съест, понимаете, у таракана поднимается температура тела и он умирает». Как же, в Хиросиме небось выжил. «Возьмите тогда мелок от тараканов, тоже очень хороший». Мелок называется «Машенька», знал бы Набоков.

Народ приветливый, как и обещает современный путеводитель: «Не стесняйтесь обратиться с вопросом к местным жителям — ив городах, и в деревнях люди всегда славились гостеприимством. После постепенного исчезновения из обихода распространенного в советское время обращения „товарищ“ в области пока не установились новые нормы обращения. Поэтому вы вполне можете начать свой вопрос с обращения „девушка“, „молодой человек“ или неопределенного „скажите, пожалуйста“». Поздним вечером в баре гостиницы «Сибирь» взъерошенный мужчина донимает барменшу: «Скажите, пожалуйста, девушка, вы знаете, мой друг, вон сидит, у него мечта была, знаете, с сибирячкой познакомиться, ну не познакомиться, а вот время провести, чтоб с настоящей сибирячкой, как бы это сделать?» Барменша, не поворачиваясь, говорит: «Большое дело. Выйдите в вестибюль, они там сидят, сибирячки эти, и недорого».

В ресторане «Мехико» знакомят с поваром, ведут смотреть подсобные помещения в бывшем бомбоубежище, долго рассказывают о преимуществах принудительно-приточной вентиляции, после еды провожают до двери метровой толщины. С новым знакомым Сашей Ложкиным заходим в чистенькое кафе-мороженое «Баскин энд Роббинс». Играет радио, хорошенькая девушка за прилавком вскидывается: «Ой, послушайте тоже, я погромче сделаю». Тихонько подпевает:

Песня кончается, девушка задумчиво говорит: «Я вот тоже одного знаю, мать у него сосудистый хирург, отец сосудистый хирург, а сам — просто страшное дело».

«Баскин энд Роббинс» — центр империи, правда бывшей. Напротив — часовня свт. Николая, напоминающая о том, что когда-то на новосибирскую столичность работала сама имперская конфигурация. На Красном проспекте к 300-летию дома Романовых поставили часовню, обозначающую географический центр России. После того как ее разрушили, на фундаменте постоял «Кузнец нового счастья», потом недолго — Сталин. Часовню восстановили в 93-м, но центр к тому времени сместился в неведомые места, где не то что имперских, вообще никаких следов нет.