Восковое яблоко - Уэстлейк Дональд Эдвин - Страница 9

– Я не собираюсь учить вас, как вести расследование, мистер Тобин, – продолжал он, – но сомневаюсь, что в этом деле вы сможете сначала установить мотив, а затем найти преступника. Мне кажется, нам сначала придется найти преступника, а поймав его, мы узнаем и мотив.

– А отпечатки, мистер Тобин? – напомнил Боб Гейл. – Как вы думаете, на записке могут быть отпечатки пальцев?

– Сомневаюсь. На бумаге четких отпечатков не получается. В любом случае на записке будут в основном мои отпечатки. Даже непрофессионалы уже лет двадцать как знают о том, что надо надевать перчатки. А если мы и найдем четкий отпечаток, который не принадлежит ни доктору Камерону, ни мне, едва ли разумно выстраивать в ряд всех постояльцев “Мидуэя” и снимать у них отпечатки пальцев.

– Для некоторых из них, – согласился со мной доктор, – это и в самом деле было бы тяжелой травмой.

– А в итоге может оказаться, что отпечаток принадлежит клерку из магазина канцелярских принадлежностей. Боб поморгал глазами и усмехнулся:

– Извините, что спросил.

– Есть вопрос, который я хотел бы задать вам, – обратился я к нему. – Вы случайно не играли в пинг-понг, когда пришла Дебби Латтимор и попросила Джерри Кантера проводить меня в мою комнату?

– Конечно. – Он улыбнулся. – Я бы и сам вас проводил, но я как раз играл, и партия была в самом разгаре. Было бы странно бросать игру.

– Рад, что вы это понимаете, – заметил я.

– О, я не всегда бываю таким тупым, как за обедом.

– Не сомневаюсь в этом. Кто вчера был вашим соперником?

– Вчера мы играли втроем. Понимаете, тот, кто не играл в этой партии, в следующей должен был играть с победителем. Там были я, Эдгар Дженнингз и Фил Роше. – Он назвал двоих постояльцев, которых я пока не видел.

– Вы продолжали играть, корда со мной произошел несчастный случай?

– Да, конечно. Мы собирались играть до ужина.

– Хорошо. А кто-нибудь, кроме Джерри Кантера, выходил из комнаты до несчастного случая? Он сморщил лоб, припоминая:

– Я совершенно уверен, что никто не выходил.

– Отлично, – сказал я и повернулся к доктору Камерону:

– Исключаем двух подозреваемых. Ни Дженнингз, ни Роше не ставили ловушку, в которую я угодил.

– Откуда такая уверенность? – не понял он. Я рассказал ему о маленьком отверстии от гвоздя, которое обнаружил в плинтусе, и об ощущении, будто мою лодыжку что-то держит, возникшем у меня, когда я начал падать.

– Тот, кто устроил эту западню, должен был находиться поблизости, чтобы убрать улики сразу после того, как ловушка сработает. Кроме того, ловушки не было, когда мы с Джерри Кантером поднимались по лестнице, значит, ее должны были поставить в то время, когда Боб играл в теннис с Дженнингзом и Роше.

– Исключите еще двоих, – сказал Боб. – Мэрилин Назарро и Бет Трейси находились в комнате и наблюдали за игрой. Никто из них не выходил.

Мэрилин Назарро – та молодая леди, которая выглядела такой оживленной за обедом, но в прошлом была подвержена депрессии, парализовавшей ее волю. Бет Трейси я пока не видел.

– Тем лучше, – сказал я. – Можно исключить пятерых и всех пострадавших. Это миссис Акерсон и Молли Швейцлер (упавший стол), Дональд Уолберн (стремянка), мисс Вустер (балкон) и Джордж Бартоломью (кладовая). Всего десять человек из двадцати одного.

– Двадцати двух, – поправил меня доктор Камерон. – Если считать мисс Вустер. Она сейчас в больнице, без нее здесь двадцать один человек.

– Очень хорошо. Десять из двадцати двух. Остаются двенадцать постояльцев плюс миссис Гарсон, повар, и доктор Фредерике, ваш помощник.

– Я надеюсь, вы не считаете их подозреваемыми, – забеспокоился доктор Камерон.

"Пока я их не увижу, – подумал я, – особенно пока не увижу доктора Фредерикса, они останутся в числе подозреваемых”.

– Вероятно, нет. Кстати, кого из здешних постояльцев зовут Дьюи?

Вопрос озадачил их обоих.

– Никого, насколько я знаю. А в чем дело? – спросил доктор Камерон.

– Я встретил его вчера ночью. Он мне сказал, что его зовут Дьюи.

Доктор Камерон слегка пожал плечами:

– Время от времени у наших постояльцев случаются небольшие ухудшения. Особенно по ночам. Вероятно, кого-то из них в другой период жизни называли Дьюи и это имя всплыло в его памяти вчера ночью. Но я не знаю, кто это был.

– Мне бы хотелось совместить в своем представлении реальных людей и их досье. Поэтому, если в вашем присутствии я назову кого-нибудь Дьюи, пожалуйста, обратите внимание на этого человека и скажите его настоящее имя.

Оба пообещали, что так и сделают, потом доктор Камерон спросил:

– Теперь, когда мы свели список подозреваемых к двенадцати, что вы собираетесь предпринять?

– Похожу по дому, познакомлюсь со всеми остальными. Групповая терапия у вас каждый день?

– Дважды в день, утром и после обеда. Занятия добровольные, и посещаемость очень низкая, но некоторых постояльцев поддерживает мысль, что, если понадобится, они могут прийти на занятие. Обычно я веду утренние группы, а доктор Фредерике – дневные.

– Вы пойдете сегодня днем? – спросил Боб Гейл.

– Конечно, – ответил я и поднял правую руку, закованную в гипс. – После вчерашнего случая никому не покажется странным, что мне понадобилась некоторая поддержка.

Глава 6

Было три часа дня. Занятия групповой терапией проходили в большой квадратной комнате, уставленной по периметру книжными шкафами. Большую часть комнаты занимал овальный стол, окруженный деревянными стульями без подлокотников, с набивными кожаными сиденьями и такими же спинками. Без двух минут три за столом сидели семеро, включая меня. Все расположились на приличном расстоянии друг от друга. Доктор Фредерике еще не пришел, и оба конца овального стола пустовали, поэтому я пока не знал, какой из них считался главным.

В числе сидящих за столом были уже знакомая мне Молли Швейцлер, исключенная мною из списка подозреваемых как одна из первых двух жертв, Джерри Кантер, который показал мне мою комнату в день приезда, а еще то ли Роберт О'Хара, то ли Уильям Мерривейл, один тех парней, которых я впервые увидел, когда они мыли фургон. Новыми для меня лицами были две женщины и мужчина – все трое средних лет.

Джерри Кантер негромко, но оживленно беседовал с О'Харой или Мерривейлом – я с нетерпением ждал, когда выяснится, кто из них кто, – а остальные сидели молча, поглядывая на часы и ожидая начала. Почему-то эта сцена заставила меня вспомнить о том давнем субботнем дне, когда я пришел в костел. У людей, сидевших тогда на церковных скамьях возле исповедален и ожидавших своей очереди поведать священнику о собственных грехах, было то же самое смутно обеспокоенное выражение лица.

Я вспомнил и о Линде Кемпбелл, потому что именно с ней пришел тогда в костел. Я в одиночестве сидел в заднем ряду, а она была в исповедальне. Мне хотелось знать, что она скажет священнику. “Отец, я замужняя женщина и у меня роман с женатым мужчиной”. Или еще хуже: “Отец, у меня любовная связь с полицейским, который арестовал моего мужа. Из-за него мой муж сейчас в тюрьме”.

Не то чтобы я принимал Динка Кемпбелла за какого-то заштатного Соломона, вовсе нет. Дэниел Динк Кемпбелл, профессиональный взломщик, несомненно был виноват в том преступлении, за которое я его арестовал, а судья приговорил к тюремному заключению. Но я был виновен в том, что, после того как его арестовали и посадили, я стал спать с его женой.

Все эти дни я старался не думать о Линде Кемпбелл и о Джоке Стигане тоже, но атмосфера, царившая в этой комнате, побудила меня разворошить старые раны, посыпать их солью и попытаться оживить тени прошлого, вызвав их из чистилища памяти. Я был погружен в воспоминания о цепи событий, которые привели к моему увольнению из полиции и заставили меня вести жизнь изгоя, когда дверь отворилась и в комнату вошел доктор Лоример Фредерике.