Восковое яблоко - Уэстлейк Дональд Эдвин - Страница 5

Стал бы такой человек, как Дьюи, к концу своего пребывания в “Мидуэе” ревновать к тем, кто будет здесь жить и после того, как он уедет? А что, если он решил наказать их за то, что они могут остаться, а он нет? Я не знал, сколь убедительным показался бы подобный мотив самому Дьюи: он здорово меня озадачивал. Впрочем, мотив преступления наверняка противоречит здравому смыслу – в голове у меня крутилась мысль о каком-то возмездии, – а такие мотивы гораздо труднее устанавливать.

Когда с завтраком было покончено, Дьюи заверил меня, что позаботится о посуде. У меня не было иного выбора, как согласиться. Если бы я мог действовать двумя руками, то настоял бы на том, чтобы помочь ему, но при сложившихся обстоятельствах я едва ли мог быть полезен на кухне. Он предложил проводить меня до лестницы, но я ответил, что попытаюсь найти ее самостоятельно. Кроме того, мне было интересно немного побродить по дому. Когда я уходил, он начал мыть посуду.

– До встречи, – сказал я.

– Я буду здесь, – отозвался он через плечо. Я покинул кухню и прошелся по коридорам, иногда попадая в тупик, но чаще обнаруживая в конце концов, что один коридор переходит в другой. Спустя некоторое время я понял, что планировка дома была не так сложна, как показалось вначале, – коридоров было совсем не так много, просто они то и дело пересекались, отчего возникал двойной эффект: значительная часть площади внутри здания пропадала впустую и создавалась никому не нужная путаница.

Я не сразу нашел главную лестницу, широкую и просторную, с изогнутыми перилами. Она показалась мне слишком грандиозной. Лестница широким полотном спускалась в довольно узкий коридор и упиралась в голую стену. Некоторое время я размышлял над столь странным явлением, а потом заметил, что плинтус на этой стене был не таким высоким и не таким замысловатым, как на других. Складывалось впечатление, что раньше здесь был холл, куда и вела лестница, и он был уничтожен в результате перепланировки здания. Возможно, первоначально тут был главный вход, который впоследствии заменили нынешним боковым. Если так, то снаружи должны остаться какие-нибудь следы, и позднее, при дневном свете, я осмотрю это место.

Я продолжал прогулку по дому. Все коридоры были ярко освещены – возможно, для того, чтобы жильцы чувствовали себя более уверенно. В третий раз подойдя к главной лестнице, я решил, что уже неплохо изучил первый этаж, и стал подниматься наверх.

Я намеревался побродить и по второму этажу, но, добравшись до верхних ступеней лестницы, передумал. Подкрепившись яичницей, я чувствовал себя вполне сносно, прогулка по коридорам далась мне легко, но подъем по лестнице на один пролет сразу напомнил мне о том, что я не в лучшей форме. До второго этажа я добрался едва дыша, голова кружилась и болела. Все тело охватила необоримая усталость. Самое разумное, что я мог сейчас предпринять, – это отправиться к себе в свою комнату и отдохнуть часок-другой.

К сожалению, сделать это было не просто. Я впервые поднялся наверх по главной лестнице и теперь не знал, в какой стороне находится моя комната. Я решил пойти вперед в надежде рано или поздно набрести на знакомое место.

Так и случилось после непродолжительного странствия по второму этажу. Одна из дверей показалась мне знакомой, и когда я ее открыл, за ней, как я и предполагал, оказалась черная лестница. Отсюда я уже знал дорогу. Спустя две минуты, благополучно добравшись до своей комнаты, я лежал на кровати, радуясь физическому ощущению покоя во всем теле.

Не могу сказать, что я очень устал. Как я мог устать так быстро после шестнадцатичасового сна? Еще не было и половины седьмого, я бодрствовал менее двух часов. Но я чувствовал слабость, к тому же, лежа в постели, можно было подумать о людях, с которыми я уже познакомился, и постараться угадать, какого рода мотив заставлял одного из здешних обитателей действовать так жестоко и причинять увечья своим товарищам...

Через пять минут я уже спал.

Глава 3

В первый раз я встретился с доктором Фредериком Камероном в среду 18 июня, за пять дней до приезда в “Мидуэй”. Стоял приятный солнечный денек, не такой жаркий и душный, какие обычно бывают в середине лета. Утром я провел три часа, неторопливо укладывая один кирпич за другим. Кейт впервые упомянула о Камероне за обедом:

– Митч, сегодня во второй половине дня с тобой приедет повидаться один человек.

Я подозрительно посмотрел на жену. Она никак не может избавиться от желания вернуть меня к активной жизни, и мне постоянно приходится быть начеку.

– Какой человек?

– Он хочет, чтобы ты поработал на него, Митч, – быстро заговорила она, не давая мне вставить никакого замечания. – Его послал к тебе Марти Кенджелберг. Тебе это по силам, а деньги нам не помешают.

Марти Кенгельберг – мой друг, с давних, счастливых времен. За два года, прошедшие с тех пор, как меня вышибли из полиции, я дважды неохотно соглашался взяться за работу, подходящую для бывшего полицейского – полицейского, которого вышвырнули не за взятку, а за нарушение долга, – и брался я за нее главным образом потому, что семья нуждалась в деньгах. Марти уже дважды или трижды приезжал ко мне с советом подать заявление на получение лицензии частного детектива. Он не понимает, что я оставил позади нечто большее, чем просто нью-йоркское управление полиции. А Кейт понимает, но хочет вернуть меня обратно.

Итак, Марти и Кейт объединились, пытаясь навязать мне какую-то новую работу: Марти по старой дружбе и к тому же ошибочно полагая, что на самом-то деле я хочу работать, а Кейт – в надежде на то, что работа отвлечет меня от моих мыслей, произойдет волшебное исцеление и болезненные, парализующие мою волю воспоминания исчезнут раз и навсегда. Конечно, этого не случится. Отчасти потому, что мозг устроен не так, а отчасти потому, что я не считаю, что имею право не чувствовать себя виновным.

Тем не менее с этим человеком мне придется побеседовать.

– Он будет здесь в два, – сказала Кейт. – Я обещала, что ты его выслушаешь, но предупредила, что можешь и отказать.

– Сегодня чудесный день. После обеда я собирался снова заняться стеной.

– Он тебя не задержит, – пообещала она. – И знаешь, Митч, он кое-что рассказал мне о своей проблеме, это действительно интересно. – Она сказала это с такой надеждой и посмотрела на меня с такой неприкрытой жаждой хоть какой-нибудь реакции с моей стороны, что отказать ей было невозможно.

Вот так я и познакомился с доктором Фредериком Камероном. Он приехал к нам в два часа дня. Узнав, что он психиатр, я разозлился и почувствовал себя преданным, так как думал, что на самом деле никакой работы нет и Кейт просто решила прибегнуть к врачебной помощи, усыпив мою бдительность.

Но это оказалось не так. У доктора Камерона были свои проблемы, и ни одна из моих проблем его не интересовала.

Он совершенно не соответствовал моим представлениям о том, как должен выглядеть психиатр. Серый костюм, галстук спокойной расцветки, строгое упитанное лицо, редеющие и седеющие волосы – от всего этого создавалось впечатление, что перед вами член престижного клуба для бизнесменов, а не основатель такого заведения, как “Мидуэй”.

– “Мидуэй”, – рассказывал доктор Камерон, – это реабилитационный центр для бывших пациентов психиатрических лечебниц. Вы что-нибудь знаете о концепции реабилитационных домов?

Я не знал, поэтому он пояснил:

– Реабилитационные дома предназначены для людей, которые возвращаются в общество, но не могут или не хотят сразу сделать решающий шаг. Существуют реабилитационные дома для бывших наркоманов, бывших заключенных, я даже слышал, что где-то во Флориде есть такой дом для бывших священников. Идея состоит в том, что постояльцы реабилитационного дома могут приезжать и уезжать, когда захотят, но они находятся под наблюдением специалистов и живут среди людей, которые испытывают похожие проблемы и могут их понять. – Он вынул трубку из бокового кармана пиджака, но не закурил – просто сидел, держа ее в руке. – Идея действительно работает.