В колыбели с голодной крысой - Уэстлейк Дональд Эдвин - Страница 32

– Провалиться мне на месте и... – Я помолчал немного, потом продолжил:

– Шофер машины, в которой ехал мой знакомый, говорил только по-французски, поэтому мой приятель так и не узнал, почему шоферу той, другой, машины пришло в голову выехать на встречную полосу.

– Где вы еще побывали? – спросила она.

– На Азорских островах.

– Правда?

– Правда. Это было ужасно. Они же принадлежат, как вы знаете, Португалии.

– Как вы там оказались?

– Я проходил там военную службу. В течение трех месяцев. Некоторые парни провели там целый год. Я работал на заправке самолетов, летающих в Штаты из Европы, только и всего. Ближайший материк находится в двадцати одной сотне миль, и это была Испания.

– А вы были в Испании?

Я засмеялся и покачал головой.

– Нет, я же вам сказал, это было более чем в двух тысячах миль от нее.

– Ох, простите. – Внезапно она смутилась, как девчонка. И впрямь теперь ей можно было дать пятнадцать лет и даже меньше.

Тут я вспомнил свою первую встречу с Уолтером, когда выяснилось, что я намного моложе его.

– Я был в Сент-Луисе, – сказал я. – Не знаю, считается ли это место шикарным, но я там был.

Это вернуло ей хорошее настроение, и она сказала:

– А когда-нибудь были вы в Лос-Анджелесе?

– Нет, Сент-Луис самая западная точка, в которой я побывал.

– О, я мечтала бы поехать туда, – сказала она. – Я так хотела поступить в Калифорнийский университет. И увидеть Тихий океан, и, может быть, когда-нибудь побывать на Гавайях. Где вы собираетесь поселиться?

– Что?

– Когда закончите колледж. Где вы тогда собираетесь жить?

– Не знаю. Наверно, некоторое время проведу в Нью-Йорке. Мне хочется получить степень магистра в Нью-йоркском университете. А после этого – там, где получу работу.

– Но непременно в каком-нибудь большом городе, – убежденно сказала она. – Не в такой же дыре, как Уиттберг.

Я засмеялся:

– Нет, не в таком месте, как Уиттберг. В подобном городе не много найдется возможностей для экономиста. Она склонила голову набок и взглянула на меня, говоря:

– Вы не похожи на экономиста.

– А я пока еще им не стал, – заметил я ей. – А на кого я похож?

Она старательно обдумала вопрос и сказала:

– На учителя. На очень идеалистически настроенного молодого учителя, который хочет, чтобы все его ученики были прилежными.

Я усмехнулся:

– Как в книжках, да?

– Вы не думаете, что станете преподавателем?

– Не знаю. Может быть. Но сначала попытаюсь найти работу на каком-нибудь частном предприятии.

– А что, если вам придется улаживать конфликты в какой-нибудь нефтяной компании или что-нибудь в этом духе? – спросила она. Ее глаза снова сияли, и она всплеснула руками:

– Будете путешествовать по всему миру...

Побываете в Саудовской Аравии, Венесуэле и в Южных морях...

– А есть ли нефть в Южных морях?

– Ну ладно. Тогда в Северной Африке. А я буду вашим секретарем и повсюду буду сопровождать вас.

– Договорились.

Она отпила немного чаю и молча уставилась в стакан.

– Интересно, как можно стать стюардессой. Вы не знаете как?

– Нет, не знаю.

– Я видела в толстых журналах объявления о школах стюардесс, – сказала она. – Заочные, по переписке. Но наверно, это все мошенничество, как вы думаете?

– По всей вероятности, да.

– Если бы я была стюардессой, – сказала она, – у меня была бы квартира в Лос-Анджелесе. И быть может, я смогла бы посещать вечернее отделение в Калифорнийском университете. Мне всего двадцать семь, я еще не слишком стара для поступления в колледж.

– Конечно. Взять хотя бы меня.

Она внезапно встала и, не глядя на меня, спросила:

– Хотите послушать музыку?

– Конечно, замечательно.

Слева у стены стоял проигрыватель. Она включила его, затем достала стопку пластинок с полки под ней. Это была танцевальная музыка, и вся двадцати – пятнадцатилетней давности, но вся переизданная на долгоиграющих дисках. Там было много Миллера и несколько ранних похожих на Миллера альбомов Кентона времен Белбоа-Бич, несколько – Рея Фланагана и даже Рея Маккинли. Самый свежий из всех был альбом-переиздание Сотера-Финегена 1952 года.

Зазвучали мелодии Миллера, мягкие как маргарин, она убавила громкость, чтобы музыка не мешала нам беседовать, если мы захотим. Но она молча сидела на диване. Потом встала и подошла к проигрывателю. Она стояла чуть склонив голову набок, то ли внимательно слушая музыку, то ли погрузившись в свои мысли.

Она простояла так, пока слушала “Павану”, потом повернулась ко мне, но все еще не смотрела на меня.

– Я никогда не училась танцам, – сказала она. – Мне хотелось бы научиться танцевать. – Она говорила очень тихо и так же не глядя на меня, так что я не мог понять, предназначались ли ее слова мне, а потому промолчал.

Тогда она наконец посмотрела на меня и спросила:

– Не хотите меня поучить?

– Я не слишком-то хорошо танцую, – слукавил я. Я прекрасно танцевал на вечеринках. Однако ситуация явно не соответствовала желанию танцевать, но потом я подумал, что, скорее всего, смерть деда основательно выбила ее из колеи.

– Пожалуйста, – сказала она, – я вас очень прошу.

– Хорошо, – нехотя согласился я и под звуки “Серенады Солнечной долины” стал показывать ей основные па.

Я очень скоро обнаружил, что она лгунья не хуже меня. Она умела танцевать. И скорее всего, даже лучше меня, но искусно изображала неумелость или неловкость. Но так или иначе, ближе к финалу “Серенады Солнечной долины” она уже была в моих объятиях и мы легко двигались вместе, как будто танцевали вместе не один год.

Но рано или поздно экзамен завершается. Не прошло и четырех часов с момента убийства ее деда, я по уши увяз в расследовании убийства и сопутствующих ему интригах, но она хотела, чтобы я ее целовал, и я это делал. Она всячески давала понять, что желает моих ласк, и я обнимал ее, ласкал ее тело. Потом захотела, чтобы я взял ее на руки и отнес в спальню. Я не задавался вопросом, почему ей пришла в голову такая фантазия. Мне было на все наплевать, хотя я отдавал себе отчет в кощунственное™ наших действий. Я взял ее на руки – она была легкой как ребенок – и понес вверх по лестнице.

Она молча уткнулась лицом мне в шею, и, только когда я поднялся на верхнюю площадку лестницы, она пробормотала: “Направо”, чтобы я ненароком не отнес ее в комнату, где скончался дед.

Далеко внизу, в мире, который тоже не был реальным, продолжала тихо играть музыка. Скинув одежду, мы с Элис Макканн очутились на ее кровати. Волосы у нее на теле были сбриты, что подчеркивало сходство с ребенком, и это настолько поразило меня, что я не смог думать ни о чем другом. Она притянула мою голову к своим твердым маленьким грудям и плотно прижалась ко мне животом и закрыла глаза, а когда я вошел в нее, издала сладострастный стон. После этого “зверь с двумя головами” принялся самоотверженно трудиться, но это происходило уже в полной тишине.