Разная любовь, разная смерть - Уэстлейк Дональд Эдвин - Страница 20

— Какое совпадение.

— Вряд ли это можно назвать совпадением, — возразил он. — У человека, состоящего в корпорации, появляется естественное стремление на всякий случай подстраховаться. Живешь так, словно завтра придется давать показания в суде.

— Вы хотите сказать, что алиби может быть сфабриковано?

— Нет, просто когда тебе постоянно докучает полиция, через какое-то время учишься запоминать, где и когда был и кто это может подтвердить.

Я чуть было не вспылил по привычке и не бросился доказывать, что полиция никому не докучает, однако вовремя остановился. В первую очередь потому, что Керриган говорил правду, известных профессиональных преступников иногда действительно беспокоят не по делу, поскольку это себя оправдывает. А потом, какая разница, что говорит Керриган и почему я должен защищать честь полицейского мундира?

Пол Айнхорн жил в Гринвич-Виллидже, районе, где за время последнего поколения изменилось все, кроме названия. Писатели, художники и прочие представители богемы, прославившие некогда это место, сейчас здесь не жили, на смену пришел средний класс — молодые клерки, которые считали престижным селиться в Гринвич-Виллидже, располагаясь в современных многоэтажках — таких же, как, скажем, в квартале Ямайки в Куинсе, возведенных на месте старых зданий. В одной из многоэтажек мы отыскали Пола Айнхорна.

Он уже успел основательно поднабраться и встретил нас в дверях с той глуповатой ухмылкой, которая обычно бывает на лицах правонарушителей, оправдывающих свои действия состоянием алкогольного опьянения.

— Не мог дождаться, — объявил он. — Пришлось начать без вас. Заходите и присоединяйтесь.

Он, пошатываясь, побрел прочь от двери, оставив ее открытой, и по дороге расплескал на паркетный пол все свое спиртное. Мы с Керриганом, войдя, закрыли дверь и последовали за ним в современную скромно меблированную гостиную, откуда открывался вид на площадь Шеридана.

Айнхорн стоял у передвижного бара. На нем были черные брюки, белая рубашка с черной бабочкой и белый смокинг, но ни носков, ни ботинок. Выглядел Айнхорн лет на двадцать пять, его тонкие волосы песочного цвета уже начинали редеть; он был высок и очень худ. На приятном, но несколько дряблом лице жалко вырисовывались маленькие усики в стиле Эррола Флинна.

Покачиваясь, он повернулся к нам спиной и крикнул через плечо:

— Что вам налить, джентльмены?

— Встяхните-ка его немного, — попросил я Керригана. Керриган ухмыльнулся и, кивнув, направился через гостиную к Айнхорну, который, раскачиваясь и опустив голову на грудь, гремел в баре бокалами и бутылками. Керриган обхватил Айнхорна за плечи, склонился к нему и стал что-то шептать ему на ухо. Тот замер, перестав бестолково шарить руками среди бокалов и бутылок и, казалось, либо напряженно слушал, либо стоя задремал.

Из стереопроигрывателя лился медленный джаз. Я подошел к окну и поглядел на площадь Шеридана, всегда, на удивление, темную, гораздо темнее, чем следовало бы быть такому большому и оживленному транспортному узлу. Поток автомобилей двигался на юг по Седьмой авеню, на Кристофер-стрит очень медленно свернул “фольксваген”, а перед рестораном Джека Делани такси подобрало какую-то молодую парочку. Из метро к рекламному стенду вышла совсем юная девушка — с виду не старше двадцати, — неся в руках нечто похожее на футляр со скрипкой, только больше по размеру. Может, футляр с виолончелью? Когда загорелся зеленый свет, она пересекла Седьмую авеню и исчезла на Гроув-стрит.

— Мистер Тобин! — позвал меня Керриган.

Повернувшись, я увидел, что Айнхорн склонился над телефоном и медленно набирает номер, изо всех сил пытаясь сосредоточиться на этом занятии. Керриган, стоявший в центре гостиной, объяснил мне:

— Пол звонит вниз, в магазин, чтобы принесли кофе. Вам что-нибудь заказать?

По выражению его лица я понял, что нужно составить компанию Айнхорну, поэтому сказал:

— Спасибо. От чашки кофе не откажусь.

Айнхорн к тому времени кое-как справился с набором телефонного номера. Керриган подошел к нему, взял трубку и сделал заказ. Видимо, он наговорил мальчишке чего-то такого, что произвело на того сильное впечатление. Айнхорн почти протрезвел и широко раскрытыми глазами смотрел на нас в ожидании кофе.

— Пол, может, тебе умыться холодной водой, а мы подождем? — предложил Керриган. — Ты себя почувствуешь гораздо лучше.

— Хорошая мысль, — нетвердым голосом проговорил Айнхорн. — Очень хорошая мысль. — Не переставая медленно и сосредоточенно кивать, он неуверенной походкой вышел из комнаты.

— Он придет в норму, — заверил меня Керриган. — Правда, пока не прибудет кофе, лучше подождать с расспросами.

— Ладно.

— Я сказал ему, что, если он не протрезвеет, Эрни придется сообщить его отцу, что Пол не пожелал с нами сотрудничать, и тогда старик снова заставит его переехать домой во Флориду.

— У него плохие отношения с отцом?

— Они разной породы. — И Керриган, усмехнувшись, добавил:

— Лично я всегда полагал, что тут не обошлось без участия соседа. Теперь вы понимаете, почему в корпорации не хотят иметь с ним дела.

— Такое с ним часто случается?

— Если “часто” значит “всегда”, то — да, часто. Пластинка на проигрывателе закончилась. Раздались щелчки аппаратуры, и снова зазвучала музыка — на этот раз джаз-гитара. Я подошел к окну и стал наблюдать за тем, что происходит на площади Шеридана, которую как раз пересекал, направляясь к дому Пола, пожилой разносчик в переднике, неся в руке зеленый бумажный пакет с нашим заказом.

Он прибыл до того, как Айнхорн вернулся из ванной комнаты. Керриган расплатился, проводил разносчика и сказал мне:

— Схожу за Полом.

Я стоял у окна, глядя на улицу и слушая музыку, и вдруг поймал себя на мысли, что играю в игру под названием “Если бы я был...”. Это игра людей, которым трудно не замечать, какой невыносимой стала их жизнь, и в нее хорошо играть под музыку гитары на фоне сцен из жизни ночного города.

Что я делаю здесь, в этой печальной комнате, глядя на эту печальную улицу, слушая эту печальную музыку, вмешиваясь во все эти печальные жизни? Как здесь очутился?

Я попытался открыть окно, когда в гостиную вбежал Керриган с криком:

— Он удрал!

— Знаю, — ответил я, продолжая дергать оконную раму. — Он только что выскочил из подъезда.

Внизу Айнхорн, уже обутый, по диагонали переехал площадь. Не успел я распахнуть проклятое окно, как он, вытянув руку, остановил такси, нырнул в него и скрылся на Седьмой авеню.

Глава 16

— Надеюсь, мы не потревожим вашу супругу, — сказал я, обращаясь к Эрни Рембеку.

— Ее нет дома, — нетерпеливо произнес он. — Она ушла. Ну, рассказывайте.

Мы ему, собственно, все уже рассказали, вернее, рассказал Керриган по телефону из квартиры Айнхорна. Однако Рембек настоял, чтобы мы поехали к нему и сообщили все подробности. Поскольку мне и самому надо было повидаться с Рембеком, я согласился.

И вот мы снова были у него в апартаментах, куда нас впустил, как и в первый раз, все тот же одетый в строгий костюм телохранитель — бывший футболист. Но теперь нас проводили не в офис, а в комнату, похожую на рабочий кабинет или библиотеку, обставленную в несколько старомодном и строгом стиле, которая напоминала скорее залу какого-нибудь закрытого клуба, а не жилую комнату. Черные кожаные диваны и кресла, встроенные книжные шкафы темного дерева, высокие, от пола до потолка, длинные темные драпировки на окнах; здесь не хватало только двух-трех заснувших в креслах стариков завсегдатаев.

Рембеку непременно хотелось изобразить гостеприимного хозяина, и я не стал возражать против виски с содовой, а Керриган — против коктейля; напитки отправился смешивать все тот же футболист. У Рембека в руках была сигара и бокал бренди.

Когда все мы расселись, словно новоиспеченные члены клуба, Рембек вновь попросил меня приступить к рассказу.