Проклятый изумруд - Уэстлейк Дональд Эдвин - Страница 19

Майор кончиками пальцев забарабанил по столу. Он прищурился, потом закрыл один глаз, почесал голову за левым ухом и, наконец, решился.

— Пять тысяч.

— И двести долларов в неделю.

— Хорошо, — согласился майор.

Келп посмотрел на Дортмундера.

— Это тебя устраивает? Дортмундер покусал палец и пришёл к выводу, что майор видимо, понял, что он, Дортмундер, тоже играет комедию.

— Я взгляну на комиссариат, — проронил Дортмундер. — Если дело мне покажется возможным и если Чефуик согласится, то соглашусь и я.

— Естественно, — заверил майор, — что вам будут оплачивать с того дня, когда начнётся подготовка.

— Естественно, — великодушно согласился Дортмундер.

Все встали. Майор обратился к Гринвуду:

— Могу я принести вам свои поздравления по поводу вашего освобождения?

— Спасибо, — ответил Гринвуд. — Вы случайно не знаете подходящей квартиры? Две комнаты с кухней по скромной цене и в хорошем районе?

— К сожалению, нет, — ответил майор.

— Если случайно услышите о чем-нибудь подходящем, — настаивал Гринвуд, — дайте мне знать.

— Обязательно, — заверил его майор.

Марч, явно пьяный, сжимая в руке почти пустую бутылку абрикосового ликёра, сошёл с тротуара на дорогу перед полицейской машиной, маша рукой и крича:

— Такси!

Полицейская машина вынуждена была остановиться, чтобы не раздавить его. Марч уцепился за дверцу и громогласно заявил:

— Я хочу вернуться к себе. Бруклин. Отвези меня в Бруклин. Паренёк, поторопись.

Полицейский, не сидевший за рулём, вышел из машины.

— Подойди-ка поближе, — велел он.

Марч приблизился, шатаясь. Подмигнув полицейскому, он сделал щедрый жест.

— Не думай о счётчике, дружок. Мы с тобой в два счёта договоримся. Дураки полицейские ничего не узнают.

— Ах, так? — возмутился полицейский.

— Что вообще эти кретины знают! Ничего они не знают — продолжал Марч.

— Кроме шуток? — Полицейский открыл заднюю дверцу. — Садись же, приятель, — поторопил он.

— Отлично, — обрадовался Марч, влезая в полицейскую машину.

Он развалился на сиденьи и почти сразу же заснул.

Полицейские не отвезли Марча в Бруклин. Они отвезли его в комиссариат, где без телячьих нежностей разбудили, согнав с заднего сиденья полицейской машины, заставили подняться по ступенькам и передали другим полицейским внутри здания.

— Пускай проспится в курятнике, — заявил один из стражей порядка.

Произошёл короткий церемониал представления, потом новые провожатые потащили Марча вдоль длинного зелёного коридора и втолкнули его в «курятник» — большую металлическую комнату, полную решёток и пьяниц.

— Это несправедливо…. — бормотал Марч как бы самому себе, потом вдруг завопил; — Эй! Послушайте, чёрт возьми! Шайка негодяев!

Остальные пьяницы, которые, как и положено, во сне избавлялись от алкоголя, проснулись от воплей Марча очень сердитыми.

— Заткнись! — заворчал один из них.

— Пошёл ты, — возразил Марч и дал ему в зубы.

Секундой позже в вытрезвителе разгорелось настоящее сражение.

Редкие удары достигали цели, но зато все размахивали кулаками.

Дверь открылась, и появились полицейские.

— Довольно, прекратить!

Дерущиеся расступились и объяснили стражам, что в беспорядке виновен Марч.

— Я не останусь здесь с этой пьянью! — заявил Марч.

— Это уж точно, браток, — ответил один из полицейских.

Марча вывели из «курятника», не особенно при этом церемонясь, и заставили подняться три пролёта на четвёртый, последний этаж комиссариата, где находились камеры. Марч надеялся, что его поместят во вторую справа, что сразу же решило бы все проблемы. К несчастью, в этой камере кто-то уже сидел, и Марч очутился в четвёртой слева — ему пинком придали ускорение и заперли следом дверь.

Из коридора в камеру просачивался свет. Марч сел на покрытую одеялом металлическую койку и расстегнул рубашку. Под ней, приклеенные липкой лентой, находились несколько листков бумаги и шариковая авторучка. С болезненной гримасой он оторвал их от груди и на свежую память набросал несколько планов и схем. Потом приклеил всё обратно, растянулся на койке и заснул.

Утром его крепко обругали, но так как досье Марча было девственно чистым, а он, смирный и смущённый, глубоко раскаивался в своём поведении, его не стали задерживать.

Выйдя из комиссариата, Марч бросил взгляд на другую сторону улицы и увидел почти новенький «крайслер» с номером «МД». За рулём сидел Келп и фотографировал фасад комиссариата.

Чефуик на заднем сиденьи считал входящих и выходящих людей и количество машин, подъезжающих к зданию.

Марч влез в «крайслер» и сел рядом с Келпом.

— Салют, — сказал Келп.

— Привет, — ответил Марч. — Старина, никогда не напивайся. Полицейские ужас как не любят пьяных.

Немного позднее, когда всё было закончено, Келп и Чефуик пересекли город, чтобы доставить Марча к тому месту, где он оставил своего «мустанга».

— У тебя украли дворники, — заметил Келп.

— Я всегда снимаю их, когда приезжаю в Манхэттен. Тут полно воров. Он расстегнул рубашку, отлепил бумаги и отдал их Келпу.

Потом вернулся домой.

На этот раз эбеновый секретарь без уговоров проводил Келла в кабинет, где стоял биллиард, слегка поклонился и ушёл, закрыв за собой дверь.

Ночь стояла душная и жаркая — последняя неделя июля; кошмарная влажность делала жару невыносимой. Келпу в тонких штанах и рубашке с коротким рукавом стало даже холодно, когда его обдул воздух из кондиционера. Он вытер со лба последние капли пота, помахал руками, чтобы проветрить подмышки, подошёл к столу и начал лениво гонять шары. Появившийся через несколько минут майор, наблюдательно заметил:

— Что-то сегодня у вас не ладится.

— Да я так, дурака валяю, — оправдывающимся тоном сказал Келп.

Он отложил кий и вытащил из кармана брюк смятый и влажный листок бумаги. Айко развернул листок с явной брезгливостью.

Келп вернулся к столу и неторопливо, но методично стал укладывать шары. Он загнал три, когда майор хрипло воскликнул:

— Вертолёт?!