Мокрушники на довольствии - Уэстлейк Дональд Эдвин - Страница 38

Глава 23

Контора Тессельмана располагалась на четырнадцатом этаже, вывеска, начертанная золотыми буквами на шершавом матовом стекле, гласила: «Эрнест Тессельман, судебный поверенный». Но Эрнест Тессельман уже много лет не имел адвокатской практики в привычном понимании этого выражения.

В конторе кроме него никого не было. Я хочу сказать, там не было секретарши. Но дворецкий, он же вышибала, наличествовал. Теперь он облачился в костюм и превратился в телохранителя, но телохранители не считаются присутствующими лицами.

Встреча проходила в несколько более прохладной атмосфере, чем в первый раз. Телохранитель, которого я по-прежнему называл Смокингом, хотя сейчас он был в повседневной одежде, ждал меня в приемной. Прежде чем проводить меня к хозяину, он настойчиво потребовал, чтобы я позволил обыскать себя. Искал он дотошно, но я не ношу с собой никакого оружия, и в конце концов Смокинг с ворчанием открыл передо мной дверь. Я вступил в святая святых владений Эрнеста Тессельмана.

На этот раз Тессельман был одет прилично, в несколько старомодный серо-голубой костюм и жилетку с цепочкой от часов. Стол, за которым он сидел, был таким же громадным и голым, как в его домашнем кабинете. Он жестом пригласил меня сесть в кожаное кресло напротив, а Смокинг с настороженным видом стал в углу за спиной своего хозяина.

– Начну с рассказа о событиях, которые произошли после нашей последней беседы, – сказал я.

Тессельман молча кивнул. Он ждал, когда я перейду к сути дела. Глаза его смотрели холодно, настороженно и недоверчиво.

– Вскоре после нашего разговора была убита Бетти Бенсон.

– Я знаю, – ответил Тессельман. – Читал в газете. Вроде бы, полицейские думали, что это ваших рук дело.

– Я побывал у нее до прихода убийцы. Как бы там ни было, но Билли-Билли Кэнтел, которого разыскивали в связи с убийством Мэвис Сент-Пол, тоже мертв, и его тело в полиции. Так что с точки зрения закона дело закрыто.

– С их точки зрения?

– Эд Ганолезе не удовлетворен этим. Из-за всей этой истории мы пережили массу неприятностей и понесли большие расходы. Эд хочет свести счеты.

– Значит, вы продолжаете поиски.

– Совершенно верно, продолжаю.

– Но зачем приходить ко мне? В прошлый раз я рассказал вам все, что знал.

– Боюсь, вы мне лгали, мистер Тессельман.

Он покосился на стоявшего истуканом Смокинга, потом опять взглянул на меня.

– Весьма невежливое высказывание. И неверное.

– Как я говорил, мне удалось побеседовать с Бетти Бенсон перед ее убийством. Она расходилась с вами во мнениях по одному-двум вопросам.

– Например?

– Вы сказали Мэвис, и мне тоже, что намеревались помочь ей сыграть в музыкальной комедии.

– Совершенно верно.

– По утверждению мисс Бенсон, Мэвис не могла спеть ни одной мелодии, взять ни единой ноты.

– Просто ей недоставало выучки. Я оплачивал ее уроки пения.

– Вы также заявили Мэвис, будто бы собирались жениться на ней.

– Да, верно, я просил ее выйти за меня замуж.

– И тем не менее вы пытались соблазнить мисс Бенсон.

– Это она вам так сказала? Ничтожная грязная лгунья.

– Почему? С какой стати ей врать?

– Поскольку я был едва знаком с этой девицей, не буду гадать, какими побуждениями она руководствовалась.

– Вы пытались внушить мне, что любили Мэвис Сент-Пол и глубоко переживали ее смерть.

– Ну, и?

– Спустя некоторое время я увидел, что беременная рыбка занимает вас куда больше, чем Мэвис Сент-Пол.

– А я вот вижу, что ваша грубость не знает границ, – ответил он. Равно как и ваш дурной вкус. Помимо того, что ваши домыслы и утверждения насквозь лживы, я не понимаю, с какой целью вы их высказываете. Что вы вообще тут делаете?

– Разве вам не приходило в голову, что, по логике вещей, вы должны быть у нас на подозрении?

– На подозрении? Вы думаете, что я убил Мэвис?

– Нет, сэр, я не думаю, что вы ее убили, но не думаю также, что вы ее не убивали. Я думаю лишь, что вы можете оказаться убийцей. И ваше отношение к ней несколько противоречиво. Я пришел, чтобы попробовать разобраться в этих противоречиях.

– Когда вы посетили меня в прошлый раз, я пытался вести с вами разумную беседу, – холодно сказал он. – Но сейчас мне не хочется этого делать. Вы явились сюда и утверждаете, будто я лицемерил с бедной девушкой, убил ее и солгал вам. Не вижу никаких причин вести с вами разумную беседу.

– Как вам будет угодно.

Он яростно зыркнул на меня и закусил нижнюю губу.

– А ведь я способен уничтожить вас. И вашего Эда Ганолезе.

– На этот счет я ничего не могу сказать, – ответил я.

– Как вам известно, я достаточно влиятелен, чтобы с помощью полиции осложнить жизнь и вам, и вашему работодателю. Однажды я уже это сделал, так почему бы не повторить?

– А потому, что вы любили мисс Сент-Пол, – ответил я, – и, естественно, хотите помочь нам в поисках ее убийцы.

– Ага, понятно. И если ваш покорный слуга не станет с вами сотрудничать, значит, он лицемер. А вы умеете выворачивать все к своей выгоде, верно?

– Нет, сэр. Я умею только задавать вопросы. Пусть все будет по-вашему.

– А вы бойки на язык, – сказал Тессельман. Он откинулся на спинку кресла и принялся угрюмо изучать пустые просторы своего письменного стола.

Смокинг неподвижно стоял в углу, глядя в одну точку, находившуюся где-то на полпути между его хозяином и мной. Я застыл в напряженном ожидании. Хотелось закурить, но я знал, что лучше не шевелиться, пока Тессельман не пораскинул мозгами и не пришел к какому-то решению.

Не двигаясь и не отрывая взгляда от крышки стола, Тессельман проговорил:

– Я очень тепло относился к Мэвис Сент-Пол. Она хотела выйти за меня замуж. Я никогда не обманывался, полагая, будто она любит меня. Я старик, а она – молодая женщина. Она хотела выйти за меня, потому что я ей нравился, и она могла бы ужиться со мной, а через три-четыре года стать богатой вдовушкой. Я это понимал. Я понимал также, что она предлагает мне гораздо лучшие условия, чем любая другая женщина ее лет. Мэвис хотела не только моих денег, но и моего общества, я в этом убежден. Она не стала бы жить с мужчиной только потому, что он богат. Она согласилась бы жить только с тем богатеем, который ей нравится.

Он устремил на меня тяжелый взгляд из-под насупленных бровей и продолжал:

– Мне больно говорить об этом. Смерть Мэвис потрясла меня. Она, если угодно, была моим драгоценным состоянием. Я не любил ее, но относился к ней с большой теплотой и знал, что Мэвис – последняя женщина, которая, возможно, увлечется мною. Уж чего я только не придумывал, чтобы продлить это увлечение. Разумеется, петь она не умела, но не знала об этом. Я пообещал ей помочь сделать себе имя в жанре музыкальной комедии. Я обещал ей все, что угодно, лишь бы ее увлечение не сошло на нет. Когда Мэвис завела речь о бракосочетании, я пообещал ей жениться, хотя знал, что замужество превратится для нее в долгое и томительное ожидание вдовства. Она была моей лебединой песней.

Вдруг он вскочил, повернулся ко мне спиной и, тяжело подойдя к окну, устремил взор на Пятую авеню.

– У меня есть гордость, – сказал Тессельман, не глядя на меня. – Я проявил слабость, связавшись с Мэвис, но мне не по душе признаваться в этом.

Прослышав о ее смерти, о том, что она убита, я был и потрясен, и взбешен.

Кто-то уничтожил мое достояние, нечто очень ценное для меня. Я перемолвился со своим приятелем из полицейского управления, сказал ему, что надо бы побыстрее схватить и осудить преступника. Мною руководила вполне оправданная жажда мщения. Но потом я увидел происшедшее в ином свете. Я старик, приударивший за молодой женщиной и выставивший себя дураком. Когда вы впервые пришли ко мне, я решил, что вам не следует этого знать. Никто не должен был знать, каким болваном и слабаком оказался Эрнест Тессельман. Ведь я всегда гордился своей силой.