Людишки - Уэстлейк Дональд Эдвин - Страница 70

Место Сьюзан – на Земле. Более того, ее место здесь, причем в нынешнем времени. Она не сможет жить в безбрежных пространствах, довольствуясь обществом призрака, которого привыкла называть Энди. Если я действительно озабочен ее будущим, я должен по крайней мере рассматривать этот вопрос с точки зрения здравого смысла.

Короче говоря, я не хочу ее терять, не хочу забывать о ней. Я не хочу расставаться с Энди и освобождаться от любви к Сьюзан. (Мы до сих пор и не сказали друг другу слово, которого так боятся люди, но мы любим, любим взаимно и знаем об этом.)

Я обладаю свободой воли, у меня есть возможность выбирать, но как использовать эту возможность? Если Сьюзан останется на Земле, то исчезнет одновременно со всеми прочими созданиями, живущими на этой планете, вместе с растениями и молекулами воздуха. Куда ей деваться? Некуда. Итак, к чему сводится мой выбор?

40

– Простите, конгрессмен, но я не могу с вами согласиться, – сказал Рид Стоктон.

Конгрессмен Стивен Шлэрн подался вперед, и его налитые кровью глаза впились в лицо Рида.

– Молодой человек! – загремел он. – Вы соображаете, с кем говорите?

Рид Стоктон отлично знал, с кем он имеет дело, но от этого было не легче. Нечего сказать, прекрасное начало карьеры! И часа не прошло, как Рид вступил в должность, а уже вынужден спорить с известным политическим деятелем, фактическим хозяином района, на теле которого набухал гнойный нарыв – атомная электростанция Грин-Медоу, – с конгрессменом, внезапно возжелавшим стать… кем? Героем дня? Телезвездой?..

«Болваном и придурком», – подумал Рид Стоктон.

– Я знаю, кто вы такой, сэр, – почтительно, но твердо ответил он. – Но, будь вы самим президентом, я сказал бы то же самое.

Конгрессмен покачал головой, как бы удивляясь тупости Рида.

– Я не настолько глуп, чтобы сунуться туда в одиночку, – сказал он. – И предлагаю вам пойти со мной, вот и все.

– Послушайте, конгрессмен, – заметил Рид. – Сегодня мой первый день в должности начальника отдела по связям с общественностью, и я не хочу жертвовать своей работой ради чужого честолюбия. Мой предшественник, некто Хардвик…

– Я слышал о нем, – перебил Шлэрн. Подробности бесславной кончины Джошуа Хардвика всячески замалчивались, но у конгрессмена, судя по всему, были свои источники сведений. – Как я понимаю, у него поехала крыша. Это правда?

– Да, сэр. Хардвик убил камнем бойца Национальной гвардии, взял его винтовку, проник на территорию станции и покончил с собой. Его труп опознали с вертолета.

– Не понимаю, какое отношение этот прискорбный случай имеет к нам с вами, – сказал Шлэрн. – Я хочу, чтобы мы с вами – народный избранник и представитель средств массовой информации – смело, ни от кого не прячась, прошли через ворота станции и встретились с террористами лицом к лицу. Все эти телефонные переговоры ни черта не дают. Мне плевать, что вы вступили в должность десять минут назад, я лишь хочу, чтобы вы признали мою правоту.

«Укрепи мои силы, Господи», – взмолился Рид Стоктон, и это не были пустые слова. Его родители, принадлежавшие к методистской общине, воспитали сына глубоко верующим человеком, он женился на столь же набожной девушке и воспитывал своего единственного отпрыска (даст Бог – будут и еще) в том же благочестивом духе. Попадая в затруднительное положение, Рид непременно возносил пылкие молитвы, прося направить его по верному пути и придать сил, и, как ему казалось, его просьбы никогда не оставались без ответа.

И теперь случилось то же самое. Почувствовав прилив вдохновения, Рид сказал:

– Все, что вы говорите, сэр, вполне может оказаться чистой правдой; вы – человек разумный, умеющий убеждать, и я не позволил бы себе ни на миг усомниться в том, что, окажись вы на станции, где сейчас идет сидячая забастовка, вы, с вашим красноречием, не упустили бы возможность…

– Сидячая забастовка? – настроение Шлэрна внезапно изменилось. – Кто сказал, что там забастовка?

– Это сказал я. – Рид отважился растянуть губы в тонкой улыбке. – И, честно говоря, очень горжусь своей находкой.

– Находкой?

– Да, сэр. Я внес это предложение сегодня утром, на встрече с представителями «Дженерал бладмор» и прочих организаций. Мое предложение было встречено с воодушевлением и благодарностью.

– Сидячая забастовка… – повторил Шлэрн.

– Это самое безобидное выражение, которым можно описать нынешнюю ситуацию, – объяснил Рид. – Разговоры о заложниках, террористах и захватчиках только усиливают напряженность. Во время учебы в Калифорнийском технологическом институте я был старостой дискуссионного клуба, специализировался по истории дипломатических переговоров и, смею надеяться, неплохо разбираюсь в терминологии. Использование словосочетания «сидячая забастовка» оставляет надежду на получение доступа к обеим противоборствующим сторонам и их готовность к плодотворному диалогу. Создается впечатление, будто положение вовсе на так уж опасно.

– Но оно действительно опасно!

– Нам незачем подчеркивать это при встречах с населением. Особенно с жителями районов, расположенных в радиусе сотни миль от станции. Город Нью-Йорк, между прочим, тоже представляет собой такой район.

Шлэрн задумался. Они с Ридом стояли по разные стороны стола, ранее принадлежавшего несчастному Хардвику. В трейлере пресс-секретариата кипела бурная деятельность – трещали пишущие машинки, звонили телефоны, жужжали ксероксы, но Шлэрн и Рид не замечали ничего вокруг. Глаза Шлэрна горели как после долгой бессонницы; он обмозговал безумный замысел Рида, огляделся по сторонам, еще раз посмотрел на молодого человека и спросил, понизив голос:

– Уговаривать вас бесполезно, не так ли?

– Пропустить вас к месту происшествия и пойти туда самому? Бесполезно, сэр.

– Значит, слава и известность вас не прельщают?

Рид вновь позволил себе тускло улыбнуться. Он манипулировал прессой, но становиться объектом ее внимания не желал.

– Нет, сэр.

– Впрочем, я и сам вижу. У вас есть туалет?

– Разумеется, сэр.

Упиваясь победой, Рид великодушно показал Шлэрну дорогу и, когда конгрессмен отвернулся, торжествующе посмотрел ему вслед.

Хорошо подвешенный язык никогда не помешает. Красноречие и спокойствие – вот ключ к успеху. Чувствуя облегчение и радость от столь удачного разрешения первого в своей карьере затруднения, Рид уселся за стол и принялся разбирать бумаги, которые оставил несчастный Хардвик, так и не сумевший справиться с последним затруднением в своей жизни, в чем бы оно ни состояло.

Пять минут спустя вернулся конгрессмен. Он выглядел гораздо лучше, сумел взять себя в руки, и даже его глаза немного просветлели.

– Я хотел бы поблагодарить вас, Рид, – сказал он.

Рид вскочил из-за стола, рассыпая бумаги.

– Да, сэр!

– Это была дурацкая мысль, – продолжал Шлэрн. – Я проснулся с ней нынче утром, и весь день она казалась мне превосходной. Мне нужен был человек с холодной головой, который доказал бы мне, что идея безумна, и вы отлично справились с этой ролью. Спасибо вам!

– Ну что вы, конгрессмен… – пробормотал Рид. – Я вовсе не хотел…

– Пусть вас это не беспокоит, мистер Рид. Вы были правы, – сказал Шлэрн и дружески улыбнулся. – Я и сам не понимаю, что за бес в меня вселился, – добавил он.

Как попасть на станцию?

Все ополчились против меня – время и небесные силы, охранники и ангелы, кордоны и войска; они собрались в единый кулак, не давая мне разделаться с горсткой этих убогих болванов, которым не на что надеяться.

Как попасть на станцию?

Сколько времени осталось у меня, чтобы проникнуть туда?