Людишки - Уэстлейк Дональд Эдвин - Страница 16

Если направится своим привычным путем. Но на этот раз – дудки. На этот раз он ринется вперед и обгонит все напасти. Обставит все напасти. Сядет на автобус и – через весь штат – в Омаху, где малость разживется наличностью. Если сумеет добраться туда, ни разу ни во что не вляпавшись, значит, забьется в самолет и тю-тю в Нью-Йорк, а уж там поглядим.

Фрэнк уже полчаса перебирал ногами, а никаких автобусных остановок на пути не попадалось. Он даже начал корить себя за мнительность. Какое ему, в сущности, дело до того, что подумают люди в проносящихся мимо машинах? Может, решат, что он в бегах, коль скоро пехает прочь от тюрьмы по пустой дороге, а до ближайшего жилья много миль.

В свои сорок два года он уже начал терять некогда густую каштановую шевелюру. Полоску нежной кожи на лбу палило жаркое солнце. «Наверное, обгорю, – сказал себе Фрэнк, поскольку в этом вопросе мог только полагаться на судьбу, и весело добавил: – Наверняка погорю. Раньше, чем обгорю».

Спортивная сумка мало-помалу набирала вес. Фрэнк перекинул ее в правую руку, потом опять перехватил левой. «На кой мне все это барахло? Куплю лучше обновки». Но Фрэнку все время казалось, что встречные и поперечные смотрят на него – пусть равнодушно, но все же с легким любопытством. Что они подумают, если он вдруг возьмет да и зашвырнет свою торбу подальше?

Время от времени Фрэнк бросал взгляд через плечо на волнистую ленту дороги и наконец увидел далеко позади автобус, который споро катил по двухрядному шоссе. Фрэнк повернулся к нему лицом и быстро вытянул перед грудью левую руку, державшую спортивную сумку: мол, странник я, видишь? Одновременно он поднял правую руку повыше и замахал ею над головой. Видит Бог, они его видят: он же самое высокое существо на этих наделах грешной земли. И единственное, что шевелится. Но автобус с ревом промчался мимо, даже не замедлив свой бег, оставив Фрэнка в шлейфе пыли и дизельных выхлопов.

Ну, членосос. Фрэнк представил себе, как взрывается шина автобуса, как он кренится, как водитель теряет управление и махина, слетев с дороги, врезается прямиком в дерево (тут их совсем мало, но хватит и одного). Водитель катапультируется сквозь широкое лобовое стекло, в клочья искромсанный осколками, а одна стекляшка торчит из его языка.

Фрэнк возобновил свой пеший поход. Местность впереди делалась чуть позеленее, там росли деревья (наконец-то он укроется от этого палящего светила), и дорога мало-помалу пошла в гору. «У меня целых два часа на поиски автобусной остановки, – сказал себе Фрэнк. – Должен же этот гребучий гроб где-то останавливаться».

Справа стояла ферма, окруженная дворовыми постройками. На подъездной дорожке громко брехала псина, слишком трусливая, чтобы приблизиться на расстояние, позволяющее ввалить ей пинка. Ни одно человеческое существо так и не высунуло нос на улицу, чтобы узнать, какие-такие невзгоды свалились на брехливую голову. Фрэнк упрямо надвигался на собаку, и та отступила. Прийти бы сюда ночью с пистолетом двадцать второго калибра, переломать псу хребет, отстрелить ему лапу, потом ухо, а под конец обесхвостить. Медленно, со смаком. Что ж ты сейчас не брешешь, сукин сын?

Время от времени мимо проезжали машины, но, наученный опытом, Фрэнк даже не пытался «голосовать». Водители бросали на него взгляды и сразу убеждались, что первое впечатление – самое верное. Им не было нужды выяснять что-то еще. Поэтому Фрэнк знай себе шагал вперед. Рано или поздно он набредет на перекресток, деревню, госпиталь для ветеранов вооруженных сил, военную базу или еще какое-нибудь сраное местечко, благодаря которому у автобуса появится повод остановиться. Набредет и подождет.

Мимо прошмыгнул белый «сааб» с бамперами, украшенными лозунгами: «Вижу зверя – торможу» и «Крою мирный атом матом».

Он двигался в том же направлении, что и Фрэнк, но гораздо проворнее. Промчавшись и чуть удалившись, «сааб» вдруг запердел: у него спустило правое колесо (Фрэнк давно позабыл свои грезы о взрыве автобусной покрышки и теперь даже не вспомнил про них). Машина было совсем близко, ну, может, на расстоянии, равном длине футбольного поля (сколько же это, ярдов сто?), когда вдруг послышалось «шпок!», похожее на выстрел из мощного ружья, и «сааб» принялся вихляться из стороны в сторону на дорожном полотне, мигая стоп-сигналами, которые то вспыхивали, то гасли, то вспыхивали, то гасли, то…

Водитель знал свое дело. Да еще ему повезло: не было встречного движения. Но все равно он был чертовски хорошим водителем, потому что не потерял управление, не дал «саабу» отбиться от рук и ринуться резвиться в роще. Он не налегал на педаль тормоза, а поддрачивал ее, пользовался ею как средством управления и в конце концов замедлил движение большой машины, выкатил ее на ухабистую обочину и остановил. Фрэнк знай себе шагал к машине, разглядывая длинные космы бурой пыли, которую относило вправо, к полям. Она была похожа на стяги призрачного войска. По ходу хода Фрэнк начал подумывать, не заключить ли ему с этим парнем сделку – помочь сменить колесо, а за это пусть его подкинут до ближайшей автобусной остановки. А то и до самого города, почему нет? Кто запретит мыслить по-крупному?

В течение одной или двух минут, пока Фрэнк шагал к остановившемуся «саабу», ничего нового не происходило. Дверца водителя не открывалась, сам водитель не вылезал. «Небось сидит и дрищет в штаны, – подумал Фрэнк. – Так обычно и бывает, когда все уже позади. Когда на тебя падает луч и легавый говорит: „Ни с места“. Опасность минует, и начинается новая глава.

Кабы Фрэнк и впрямь шел по футбольному полю, он в аккурат достиг бы двадцатиярдовой линии команды «сааба», когда водительская дверца наконец открылась и наружу выбрался трясущийся автомобилист, оказавшийся женщиной. «Черт, – с досадой подумал Фрэнк. – Баба – это никуда не годится. Я с ними и разговаривать-то не умею, с бабами».

Сначала она не заметила Фрэнка или ей просто было начхать на него. Она захлопнула дверцу, обошла нос «сааба» и принялась разглядывать лопнувшую шину. На вид женщине было лет тридцать пять. Стройная, рослая, с прямыми каштановыми волосами, одетая на манер тех женщин в телерекламах, которые расхаживают с чемоданчиками в руках и не уступают мужчинам в деловой хватке, но посвящают чертову уйму времени заботам о личной гигиене. Иными словами, шикарная и самоуверенная. Только не сейчас.

Фрэнк знай себе шел, меча в женщину мысли, точно молнии, и если он ничего этим не добьется, то и черт с ним. «Я безобидный, – мысленно обращался он к ней. – Таков мой способ действий, вот почему меня выпустили под честное слово, вот почему я отсидел только без малого два года из пяти. Все это записано в моем деле, загляните туда. Я и мухи не обидел, я даже не входил в дом, если там кто-то был. Никогда не таскал с собой ни стволов, ни перьев, никаких других орудий. Мирный взломщик – вот кто я такой и ни за что не обижу женщину или еще кого».

Когда Фрэнк приблизился к машине, женщина подняла на него глаза, и ему тотчас все стало ясно. Он видел это в ее взгляде, в ее лице. Она поняла. Они еще и словом не перемолвились, а она уже все про него знает. Всю неправду.

Кусок лопнувшей покрышки валялся у дороги, будто обугленное кольцо от громадного ломтя лука. Фрэнк взглянул на него, чтобы отдохнуть от созерцания испуганных глаз женщины, но, когда он миновал кусок шины, поравнялся с белым «саабом» и женщина оказалась прямо перед ним, футах в десяти, Фрэнк снова посмотрел на нее и сказал:

– А вы здорово с ним управились, как настоящий шоферюга.

Женщина медленно смежила и опять разомкнула веки. Она ждала чего угодно, но уж никак не похвалы или, наоборот, хулы своего водительского искусства.

– Благодарю, – еле слышно ответила она. – Все произошло так быстро, я даже не знала, что делаю. У меня не было времени на раздумья.

– Вы все сделали правильно, – заверил ее Фрэнк. Настала пора решать, то ли миновать ее и уйти, то ли остановиться. Он остановился. Увидев, что рот ее, будто скобки, охватывают маленькие морщинки страха, Фрэнк ударился в сказительство: