И только потом пожалели - Уэстлейк Дональд Эдвин - Страница 35

– Достаточно справедливо.

– Очень хорошо.

Сондгард повернулся к двери, но корреспондент окликнул его и, когда капитан снова взглянул на репортера, поинтересовался:

– Я здесь первый репортер, правильно?

– Да, вы первый.

– Я могу оказать вам услугу, капитан Сондгард, если вы в свою очередь ответите мне тем же.

– Например?

– Назначьте меня ответственным за связь с прессой. Я получу все факты от людей, с которыми вы мне позволите говорить, а любые другие корреспонденты, появившиеся здесь, смогут побеседовать со мной. Я не позволю им досаждать вам.

– Это было бы неплохо. А что я должен сделать взамен?

– Дайте мне право первого слова, когда вы поймаете его.

– Я не уверен, что это так легко будет сделать.

– Нет ничего проще, если я буду ответственным за связь с прессой. Только позвольте мне десять минут владеть информацией в одиночку. Это все, что мне нужно, чтобы связаться с моей конторой и позволить “Трансуорлд пресс” первой сообщить новость.

– Это законно?

– Немного неэтично, но законно. А потом... Какое отношение это имеет к вам? Все сделаю я – человек, занимающийся информацией. Вы дадите мне информацию для распространения, а я задержал ее на десять минут. Все, о чем я вас прошу, – вы просто не обращайте внимания на то, как долго я распространял информацию. Хорошо?

Сондгард задумался. Предложение казалось справедливым: услуга за услугу. И этот рыжеволосый человек был первым прибывшим репортером. Опять же капитан будет чувствовать себя спокойнее, зная, что кто-то другой занимается укрощением оравы журналистов.

Сондгард кивнул:

– Договорились. Как вас зовут?

– А разве ваш офицер не сказал вам? Я дал ему свою карточку. Я Гарри Эдварде.

– Гарри Эдварде. Хорошо. Продюсера зовут Боб Холдеман. Он выйдет к вам через минуту. Вы можете поговорить с ним в его кабинете вон там в театре.

– Спасибо.

Капитан зашел в дом и обратился к Холдеману:

– Он в твоем полном распоряжении. Его имя Гарри Эдварде.

– Ладно. Да, Эрик, относительно этого происшествия на кухне... “Это сделал Бобби”... Я могу говорить об этом?

– Да, я думаю, можешь. Просто опиши факты, и все. Ах да, это напомнило мне кое-что, о чем я забыл. Я выйду с тобой.

Они вышли на крыльцо, и Сондгард представил репортера и продюсера друг другу, а затем добавил:

– Вы говорите с Бобби только потому, что он один из тех, кого мы полностью исключили из числа подозреваемых. Его алиби абсолютно надежно.

– Рад это слышать, – отозвался Эдварде и ухмыльнулся:

– Я не знаю, как бы я себя чувствовал, отправившись в пустой театр с одним из ваших подозреваемых.

– Вам не следует беспокоиться. Сондгард вернулся внутрь:

– Ларри, иди сюда на секундочку. Темпл подошел, он казался еще более бледным и измученным.

– Я хотел бы, чтобы ты побыл здесь еще немного, – произнес капитан. – Когда репортер закончит с Бобом Холдеманом, он поговорит с тобой о втором убийстве. Сообщи ему все, что он хочет знать, но ни слова о расследовании. Договорились?

– Конечно, доктор Сондгард.

– Тебе лучше посидеть где-нибудь, пока он не доберется до тебя. У тебя такой вид, будто ты сейчас упадешь.

– Я в порядке.

– Я вижу. Майк, пойдем со мной.

– Куда мы идем?

– Обыскивать комнаты. Мы обшарим этот дом метр за метром.

– Что мы ищем?

– Я не знаю. Что может быть в комнате у сумасшедшего? Вырезанные из бумаги куклы? Наполеоновская треуголка? Может быть, себе он тоже пишет записки.

– Ладно. Мы можем попытаться.

– Именно так я и подумал.

Сондгард сделал два шага вверх по лестнице, а затем выругался:

– Ах, черт! Все двери заперты. Подожди секунду. Капитан поспешил на улицу и увидел, как Холдеман и Эдварде входят в театр. Сондгард закричал, и они подождали, пока он мчался к ним по гравию.

– Боб, у тебя есть общий ключ? – поинтересовался капитан. – Один для всех внутренних дверей?

– Вы делаете обыск? – ухватился за его слова Эдварде. – Что вы ищете?

– Пока нет, – ответил ему Сондгард. – Не волнуйтесь, я выполню свои обязательства в нашей сделке. Есть, Боб?

– Да, конечно. В кабинете. Идем.

Они вошли в театр, и Холдеман извлек отмычку из ящика своего письменного стола. Сондгард вернулся в дом и в сопровождении Майка поднялся наверх, чтобы начать обыск. Ларри Темпл сидел на нижней ступеньке, прикрыв глаза.

Глава 8

После того как Сондгард-Чакс вышел из комнаты, все, кроме сумасшедшего, заговорили одновременно. Безумец же обмяк на складном стуле, он жевал внутреннюю сторону своей щеки и пытался думать.

Ему необходимо было многое обдумать. Сондгард-Чакс наступал на него. Сондгард-Чакс атаковал его отовсюду, оставляя слишком мало возможностей для защиты.

Обыск. Об этом стоило подумать. Сумасшедший представил себе свою комнату наверху, пытаясь вспомнить что-нибудь, что может помочь Сондгарду-Чаксу.

Не мебель. Мебель принадлежала не ему, она досталась ему вместе с комнатой. Все уже стояло там, когда он поселился там позавчера.

Не одежда и не чемодан. Все это являлось собственностью убитого им водителя; ни одна вещь не могла привести к Роберту Эллингтону.

А что еще было в комнате? Ничего. Впрочем, нет. Его экземпляр пьесы, которую они собирались репетировать, с подчеркнутыми для него репликами. Но пьеса им тоже не поможет.

Там оставалась одежда, которая была на нем вчера вечером. Например, туфли по-прежнему оставались мокрыми. Но туфли стояли на самом дне шкафа, а он был сейчас в новых сухих. Так что у Сондгарда-Чакса нет особых шансов найти те туфли. Скорее всего, он просто откроет шкаф, посмотрит внутрь, увидит висящую на плечиках одежду, туфли на дне его, вот и все. У него вообще нет оснований прикасаться к туфлям.

А даже если он прикоснется, что такого? Его туфли оказались влажными. Он мог бы придумать историю, чтобы объяснить это. Он... Он...

Он принял душ. Прошлой ночью он с компанией вернулся домой пьяным и вместо того, чтобы сразу же лечь спать, принял душ, но он был так пьян, что полез под воду, не сняв ботинок. Затем он снял с себя все сразу. Очень просто.

Такая история объясняла и то, почему мокрая остальная одежда. Он запихнул влажные рубашку, нижнее белье и носки в корзину для грязного белья. Мокрые брюки висели в дальнем углу шкафа. На одежде отсутствовали пятна крови, так что им придется принять его объяснения. А вокруг полно людей, готовых подтвердить, что они и в самом деле слишком много выпили вчера вечером.

Ничего они не найдут. В его комнате можно найти только мокрую одежду, но Сондгард-Чакс, вероятно, даже не заметит ее, а даже если и обнаружит, сумасшедший может представить ему разумное объяснение; так что в конце концов обыск ничего им не даст. Сондгард-Чакс просто зря потратит время, вот и все.

Но существует еще отпечаток пальца. Это было глупо. Он даже не подумал об отпечатках, вообще ни разу не подумал. Конечно, Сондгард-Чакс сказал, что отпечаток, возможно, окажется плохим, но вероятность такого исхода невелика.

История с отпечатком пальца выглядела глупой. Он поступил неразумно. Зачем он это сделал? Не было никаких причин писать ту записку на зеркале, сумасшедший едва ли смог бы вспомнить, почему он захотел написать ее. Даже если забыть об отпечатках, идея была глупой. Безумец обнаружил, что он слишком многое забыл, многие вещи, известные ему раньше, до психиатрической лечебницы. Безумец должен был вести себя очень осторожно, пока он учился всему заново.

Но что же делать с отпечатком пальца? Конечно, они наблюдали за домом, поэтому вряд ли разумно и безопасно пытаться убежать прямо сейчас. Если что-нибудь прояснится с его отпечатком, сумасшедший даже не узнает об этом.

Девять шансов к одному. Так сказал Сондгард-Чакс.

Но верно ли это? Может быть, не девять шансов к одному? Может быть, ОДИН шанс к одному? Может, Сондгард просто НАДЕЯЛСЯ, что отпечаток будет хорошим, и пытался блефовать, чтобы вынудить безумца бежать?