Белая ворона - Уэстлейк Дональд Эдвин - Страница 14

Его коснулись чьи — то руки. Гроуфилд ощутил это. Все его органы чувств были в полном порядке. Нарушилась только обратная связь, по которой команды передаются от мозга к телу. Он был в полном сознании, но совершенно беспомощен, а это самое скверное из всех мыслимых состояний.

Его не очень ласково выволокли из машины. Неужто похоронят заживо? Страх, охвативший Гроуфилда при этой мысли, придал ему сил, и он сумел издать стон — такой тихий и визгливый, что страх усилился еще больше. Неужели это его голос?

Его куда — то понесли по неровной земле, потом втащили в дом. Поступь носильщиков стала легче, ноги затопали по деревянному полу.

Потом Гроуфилда кинули на что — то мягкое и скрипучее. Наверное, на старый диван. Как ему хотелось видеть, как хотелось открыть глаза. Он старался изо всех сил, и в конце концов веки чуть разомкнулись. В образовавшуюся щелку проникла полоска света, но этого было явно недостаточно, чтобы что — то разглядеть.

— Ага, привезли, — послышался незнакомый голос.

— Это было нетрудно, — ответил врач.

— Скоро ли можно будет допросить его?

— Довольно скоро, минут через десять. Он уже начал приходить в себя.

Большой палец снова проворно скользнул по веку, и Гроуфилд обрел зрение. Над ним нависло лицо. Кто — то пытливо разглядывал его. Теперь Гроуфилд видел более — менее отчетливо и смог определить, что эта широкоскулая физиономия, на которой чернели густые усы, принадлежит человеку средних лет.

— А может, и того раньше, — сказал физиономия голосом доктора.

— За вами не следили? — спросил незнакомый голос. В отличие от голосов водителя и доктора, этот звучал без франко — канадского акцента. Но какой — то акцент все — таки присутствовал. Выговор был картавый, но не французский. Может, немецкий? Нет, тоже не то.

Доктор снова пустил в ход большой палец, прикрыл глаза Гроуфилда и, судя по звуку его голоса, отвернулся и отошел.

— Разумеется, нет. Альберт свое дело знает.

Имя Альберт доктор произнес на французский лад — Альбер.

Так звали медвежонка из какой — то детской книжки.

Гроуфилд был готов их расцеловать — и Альбера, и доктора, и обладателя незнакомого голоса. Расцеловать, стиснуть в объятиях и одарить сигарами. Значит, он не умрет! Убивать его они не собираются! Он был лишь временно обезжизнен, и они сделали это только затем, чтобы без лишнего шума привезти его сюда и кое о чем расспросить.

Спрашивайте же! Гроуфилд испытывал к ним такую безграничную благодарность, что был готов рассказать все.

Он жив, и пускай себе спрашивают, что хотят. В конце концов, какое ему дело до всей этой возни. Спрашивайте! Спрашивайте! Он ждет не дождется, когда кончится действие наркотика, чтобы дать ответы на любые вопросы.

Тем временем голоса отдалились, и Гроуфилд уже не мог раэобрать, о чем идет речь. Трое собеседников по — прежнему были в комнате, но не рядом с ним. И говорили они полушепотом. Эти люди, несомненно, понимали, что Гроуфилд слышит их, что он в сознании. Вероятно, им надо было посекретничать. Пусть себе шепчутся, он их вполне понимает и не обижается. Он ведь жив, не так ли? Чего же еще желать? Да, он определенно жив. И тело уже мало — помалу начало подтверждать этот вывод. Руки и ноги заболели, как болят обмороженные пальцы, когда отогреваются. Боль, правда, сосредоточилась не в пальцах, а в локтях, коленках, плечах, щиколотках и запястьях, в суставах пальцев, шее и крестце — короче, во всех сухожилиях. Их ломало и крутило все сильнее. Жизнь возвращалась и мстила за свое временное изгнание. Гроуфилд застонал. Это не входило в его планы, он предпочел бы не нарушать тишину, но все — таки застонал. И в ответ услышал голос доктора из дальнего угла:

— Ага, очухался. — Голос становился громче. Наверное, доктор шел в сторону Гроуфилда. — Вы снова с нами, мистер Гроуфилд?

Раздались три выстрела. Кто — то заорал. Кто — то чертыхнулся. Потом треск. Наверное, это рухнула выломанная дверь. Снова пальба. Что — то вонзилось в диванную подушку возле левого уха Гроуфилда. Донеслись вопли и возгласы, новые выстрелы и топот бегущих ног. Чей — то пронзительный крик, потом — звук тяжелого падения.

Гроуфилд мог только лежать и слушать. Он дал себе клятву, что если только снова обретет власть над собственным телом, то врежет по зубам первым десяти мужикам, которые попадутся ему навстречу. Нет, черт возьми, с него довольно!

Глаза Гроуфилда открылись. Веки поползли вверх медленно, неохотно, но в конце концов поднялись, и он увидел просторную комнату в деревенском доме, полную очагов и лосиных голов на стенах, заставленную ветхой мебелью. В воздухе висела пороховая гарь. Та часть комнаты, которую он мог видеть, была пуста. Вопли и выстрелы теперь доносились откуда — то издалека. Послышался гвалт, хлопанье дверей; заскрипели шины сорвавшегося с места автомобиля.

Гроуфилд пошевелил руками. Они едва двигались и не могли совершать никакой полезной работы. Гроуфилд попробовал наладить отношения с собственными ногами и в конце концов был вознагражден усилением боли в коленях. Тело саднило так, словно его искусал пчелиный рой.

Но все — таки ноги двигались, пусть и очень вяло. Он переместил их чуть левее, подальше от спинки дивана и поближе к полу, и наконец получил в награду шлепок — это его левая нога свалилась с дивана на доски. Правая была не так проворна, но в конце концов и она, покинув пределы дивана, устремилась вниз. Впрочем, из — за позы, в которой лежал Гроуфилд, правая нога так и повисла на полпути к полу. Состояние улучшалось с каждым мгновением. Действие наркотика, каков бы он ни был, слабело все быстрее и быстрее. Боль и онемение тоже проходили.

Удастся ли сесть? Гроуфилд пошевелил руками, опять без особого успеха. Потом ухватился за спинку дивана и чуть подтянулся. Где — то на границе между сидячим и лежачим положениями он потерял равновесие и пережил неприятное мгновение, но вот оно осталось в прошлом, и Гроуфилд сел. Прежде чем приступить к главной операции, вставанию, он решил устроить короткий привал, но тут дверь справа открылась, и вошли три человека с пистолетами в руках. Доктора среди них не было.