Аллергия - Уэстлейк Дональд Эдвин - Страница 4

Альберту приходило в голову, что рано или поздно придется все это Элизабет объяснять. Каким образом — он и понятия не имел, уповая лишь на то, что придумает что-нибудь до того, как начнет действовать. Но сейчас надо было хотя бы вести себя естественно. Состроив подобие улыбки, он пояснил:

— Это все, понимаешь, дела. Кое-что надо сегодня сделать. Как там яйцо?

— Сейчас будет готово. — И она заторопилась обратно на кухню.

Через минуту объявился Почтальон Том:

— Вот ваше письмо, мистер Уайт. Сами знаете от кого.

— Том, послушайте меня внимательно. Я сегодня болен, но завтра, надеюсь, будет получше. Придержите пока письмо. Не отсылайте его Бобу Харрингтону.

— Минутку, мистер Уайт.

— Том!..

Но тот опять исчез.

Вошла Элизабет, показывая жестом, что все готово. Альберт, силясь улыбнуться, махнул рукой, отсылая ее обратно. Тут воротился Том, приговаривая:

— Так, ну вот, мистер Уайт, это письмо у нас со вторника. Элизабет еще не сдвинулась с места. Альберт яростно замахал в ее сторону, чтобы она убиралась.

— Я за ним зайду через день-два, — произнес он в трубку.

— Вам бы лучше позвонить мистеру Харрингтону, — посоветовал Том, — чтоб он выслал его вам, как только получит назад.

— Том, подержите его для меня!

— Не могу, мистер Уайт. Помните, мы об этом говорили. Вы же сами сказали — обязательно отошлите обратно, если я не заберу за пять дней.

— Но я болею! — взревел Альберт. Элизабет стояла как вкопанная, и Альберт понимал, что ей до смерти хочется узнать, в чем тут дело.

— Мистер Уайт, — произнес Том беззаботно, чем привел Альберта в еще большее бешенство, — если вы больны, все равно вы никакими подпольными делами заниматься не сможете. Разве что под одеялом. Хи-хи.

— Том, ну вы же меня знаете! Голос-то мой вы узнаете, правда?

— Ну конечно, мистер Уайт.

— Ну так письмо-то адресовано мне, так ведь?

— Мистер Уайт, почтовые правила гласят, что...

— Да к чертям ваши правила!

Элизабет была в изумлении. Почтальон Том тоже выразительно замолк. Да Альберт и сам был несколько ошарашен.

— Извините, Том, — вымолвил он, — я не хотел, просто я немного расстроился и плохо себя чувствую, ну и...

— Да что вы, жизнь не кончена, мистер Уайт. — Судя по голосу, Почтальон Том явно пытался его утешить. — Не уволит вас мистер Харрингтон, раз вы болеете.

Тут при виде так и не вышедшей из комнаты Элизабет Альберта осенило.

— Слушайте, Том. Я сейчас за письмом пошлю жену. — Это означало, что придется раскрыть Элизабет всю правду либо хоть часть ее, ничего другого не оставалось. — Я ей дам какие-нибудь свои документы, ну хоть водительские права, или записку от меня, или...

— Невозможно, мистер Уайт. Вы разве не помните, сами же мне говорили, чтобы никому кроме вас лично писем не отдавать, невзирая ни на какие там телефонные звонки и прочее.

Разумеется, Альберт это помнил, черт подери. Но есть же разница!

— Том, прошу вас, как вы не понимаете, — снова начал он.

— Мистер Уайт, слушайте, вы же взяли с меня слово...

— А, чтоб тебя! — заорал Альберт, признавая свое поражение, и швырнул трубку.

— Что случилось, Альберт? — обратилась к нему Элизабет. — Я в жизни тебя таким не видела.

— Не приставай ко мне, — отвечал тот мрачно. — Не приставай хоть сейчас.

Он опять перелистал телефонный справочник и, найдя номер “Геральд стейтсмен”, набрал его и попросил Боба Харрингтона.

Телефонистка попросила подождать.

В тот же миг Альберт представил себе воочию этот разговор. Он скажет журналисту, что к нему вернется письмо, которое тот никогда не посылал, и попросит его не вскрывать? Попросить об этом ушлого репортера? Попросить такую ищейку не вскрывать письмо, попавшее к нему столь причудливым и таинственным образом? Все равно что положить льву в рот сырое мясо, наказав не есть его.

И Альберт повесил трубку, грустно покачав головой.

— Просто не знаю, что делать, — сказал он.

— Вызвать доктора Френсиса? — предложила Элизабет. Доктору Френсису звонили еще в пятницу, он проконсультировал Элизабет по телефону и, связавшись с аптекой, распорядился, что доставить на дом Уайтам. О нем говорили — и не без оснований, — что он не позвонил бы сам, даже если бы пациентом была собственная его жена. Но тут Альберт, осененный новой идеей, воскликнул:

— Да! Позвони! Попроси его приехать немедленно! А я пока, — он чуть притих, — съем твое яйцо.

Доктор Френсис пришел часа в два, скинул мокрый плащ — погода была жуткая — и спросил недовольным тоном:

— Ну, что за срочность?

Альберт, лежавший на диване в гостиной на первом этаже, под кучей одеял, позвал его:

— Доктор! Я тут!

— Ну, так я же вам все выписал в пятницу.

— Доктор, — торопливо начал Альберт, — мне необходимо сегодня попасть на почту. Это вопрос жизни и смерти. Прошу вас, дайте мне что-нибудь — что угодно, лишь бы я смог туда добраться.

— Что такое? — нахмурился Френсис.

— Мне надо туда попасть.

— Ну, вы просто насмотрелись детективов по телевизору. Никаких таких средств нет. Болеете — так болейте. Принимайте то, что я вам прописал, лежите, и, может, к концу недели поправитесь.

— Но мне надо туда сегодня!

— Пошлите жену.

— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!

Безумная ярость, казалось, придала Альберту сил. Отшвырнув одеяла, он потащился в холл, схватил пальто, надев его прямо поверх пижамы, потом нахлобучил шляпу и — как был в одних тапках — направился к входной двери. Элизабет и доктор Френсис кричали что-то ему, но он не слышал ни слова.

Едва сделав два шага снаружи, Альберт поскользнулся на мокром тротуаре, ноги его подкосились — и он сломал ключицу.

Элизабет и доктор Френсис привели его обратно. А потом, когда доктор забинтовал его, он погрузился в угрюмое молчание, проклиная весь свет.

Так продолжалось до среды, когда зазвонил телефон, после чего Элизабет со странным выражением лица сообщила, что звонит мистер Клемент.

Альберт обреченно поднял трубку и произнес:

— Алло?

— Мой самолет улетает через минуту, мерзавец, — проскрежетал ему Клемент прямо в ухо, — но сперва я хотел поговорить с тобой. Чтобы ты знал: наши с тобой дела не закончены. Я еще вернусь. Вернусь.