361 - Уэстлейк Дональд Эдвин - Страница 10

— Кто велел Уилларду Келли держаться подальше от Нью-Йорка?

— Что-что? — Он слегка приподнял голову, но тут же снова уронил ее на подушку. — Я старик, меня подводит память, у меня больное сердце. Вы не должны полагаться на мои слова. Надо было отказать Сэмюэлю. Надо было сказать «нет».

— Сэмюэлю Кришману? Он ведь не знает ответа на этот вопрос, правда?

— Этот дурак никогда ничего не знал.

Он расхохотался, при этом его брюхо затряслось.

— Но вы-то знаете.

Он снова затянул свою песню про то, какой он старый и больной.

— Скажите, кто приказал Уилларду Келли держаться подальше от города? не отставал я — Не знаю.

— Кто приказал Уилларду Келли держаться подальше от города?

— Я не знаю. Убирайтесь!

— Последний раз спрашиваю, кто приказал Уилларду Келли держаться подальше от города?

— Нет. Нет!

— Вы мне скажете, — прошипел я. — Или я вас убью.

— Я старый больной человек...

— Вы умрете. Здесь и сейчас.

— Отпустите меня. Оставьте прошлое в покое!

Я опустил голову и, прикрывая лицо руками, вытащил стеклянный глаз.

Потом закрыл левый глаз, и для меня наступила темнота. Правый глаз оставался открытым, но без стекляшки это, должно быть, выглядело ужасно. Теплый протез катался у меня в ладони.

Я опустил руки, склонился над Макэрдлом и, зловеще улыбнувшись, завыл:

— Теперь я вижу твою душу! Она черна!

Услышав, как он ахнул и сдавленно захрипел, я открыл глаз. Макэрдл корчился в шезлонге, с ужасом глядя на меня. Лицо его было темно-лиловым.

Я вздохнул и вставил протез обратно. Билл уже мчался по тропинке, зовя на помощь.

Глава 9

Я собирался только напугать его. Он боялся смерти и, скорее всего, рассказал бы мне все. Но я не представлял, что он испугается до такой степени, что умрет на месте.

Нам пришлось дождаться врача. Семье Макэрдла я сказал, что наш отец когда-то работал на «Макэрдл, Ламарк и Кришман» и что он недавно умер, но не стал рассказывать, при каких обстоятельствах. Еще я сказал, что как-то раз отец велел найти его старых хозяев, чтобы они помогли нам с работой.

Они мне поверили, поскольку все это звучало вполне правдоподобно. Билл слышал, что я им наплел, и теперь знал, что говорить, если нас будут допрашивать. Тем не менее он избегал смотреть мне в глаза, наверное, думал, что я специально хотел убить Макэрдла. Я решил, как только мы отсюда выберемся, надо будет убедить его, что он ошибается.

Пока мы ждали врача, я поболтал с Карен Торндайк, с той самой пепельной блондинкой, которая, как я и предполагал, оказалась дочерью Артура и женщины с улыбкой косметички. Выяснилось, что недавно она развелась с Джерри Торндайком.

— Не надо вам возвращаться в Нью-Йорк, — сказала она.

— Почему?

— Потому что там нет ничего, кроме толпы озверевших людей, которые царапают друг друга когтями. Каждый хочет взобраться на вершину пирамиды, а пирамида-то из человеческих существ. Огромная гора лягающихся и кусающихся людей, пытающихся вскарабкаться по головам друг друга на самую макушку.

— Наверное, вы вспомнили о Джерри Торндайке. — Я пожал плечами. — Вы обожглись. Но ведь там не все такие.

— Все равно они в Нью-Йорке, — упрямо сказала она.

Тут подошла ее дочь Линда и начала задавать всякие дурацкие вопросы. В этом она оказалась точной копией своей матери — вызывала интерес, пока не открывала рот. Я даже в шутку подумал, не вынуть ли мне перед ней свой стеклянный глаз.

Доктор оказался большим и добродушным толстяком, пышущим здоровьем. Ему и платили, чтобы он делал своих клиентов похожими на себя. Звали его Эзертон. Он спросил, о чем мы говорили, когда у старика случился удар. Я ответил, что о погоде в Нью-Йорке.

Но, надо сказать, никто и не был по-настоящему расстроен. Макэрдлу было уже восемьдесят два. Тем не менее все вертелись вокруг нас, надеясь услышать что-нибудь интересное. Немного погодя я спросил у Эзертона, есть ли у него еще к нам вопросы. Вопросов не было.

Когда мы выезжали с частной дороги, мимо нас пронесся серый «кадиллак».

Не было еще и трех, но в пятницу дороги на подступах к городу оказались забиты транспортом, в основном машинами последних моделей.

Некоторое время мы ехали молча, потом я закурил сигарету и протянул ее Биллу — Спасибо, не хочу, — буркнул он, не сводя глаз с дороги.

Я сделал затяжку и сказал:

— Не будь идиотом. У меня и в мыслях не было его убивать.

— Но ты сказал, что сделаешь это. — Он сердито смотрел на дорогу. — Ты сказал, что сделаешь это, и сделал. Ты стал совсем другим, армия на тебя как-то повлияла. Или Германия.

— Или то, что я оказался в одной машине с отцом.

— Ну ладно, может, и так. Но что бы это ни было, мне это не нравится.

Ты можешь взять те деньги, что лежат в банке. А машина мне понадобится. Я возвращаюсь в Бингхэмптон.

— Тебе уже все равно?

— По дороге я заеду поговорить с тем фараоном, с Кирком.

— И что же ты ему скажешь?

— Не волнуйся, ничего не скажу. На тебя стучать не собираюсь.

— А я и не волнуюсь.

— Просто хочу узнать, как продвигается расследование.

— Да никак. Во вторник исполнится ровно два месяца, как они начали его, и у них по-прежнему ни черта нет. Если бы они что-то нашли, то не стали бы копаться столько времени. Это безнадежно. Либо мы, либо никто.

— Я не могу остаться с тобой, когда ты вытворяешь такие вещи.

— Говорят тебе, это вышло случайно. Я не хотел, чтобы он умер.

— Ну да, конечно.

— Билл, ты болван. Ты старше меня на три года, но ты тупой болван. Он знал, кто выпроводил отца из города. Разве ты не слышал, что он сказал?

— Слышал.

— Он знал. И после этого ты думаешь, что я хотел его смерти?

Он нахмурился, обдумывая мои слова, а потом искоса посмотрел на меня. Я сидел с невинным видом. Он снова сердито уставился на дорогу.

— Тогда за каким чертом ты это сделал?

— Просто хотел его напугать. Я же не знал, что все так кончится. Должно быть, видок у меня был тот еще.

Он неуверенно улыбнулся.

— Рэй, ты даже не представляешь, как это было ужасно. — Он снова посмотрел на меня и поспешно перепел взгляд на дорогу. — Только на этот раз чуть хуже, чем обычно.

— Закурить хочешь?

— Давай.

Мы вернулись в отель и пообедали. Потом купили пару бутылок «Старого мистера Бостона», заперлись в номере и устроили партию в «джин» по центу за очко. Он выиграл.

Когда мы все допили, то погасили свет и легли спать. Но я никак не мог забыть посиневшее лицо Макэрдла с перепуганными глазами, вылезающими из орбит. Я встал, оделся и сказал Биллу, что пойду прогуляться. Он уже засыпал и лишь что-то неразборчиво промычал.

Я вышел на улицу. В час ночи все винные магазины были закрыты. Мне удалось найти бар, но там подавали только пиво. Я быстро проглотил пять двойных «фленшманов» со льдом, а уходя, прихватил с собой две кварты «рейнголда» и, вернувшись в номер, выпил их там. Я знал, что меня от этого стошнит — так оно и вышло, но после этого я хотя бы смог заснуть.