Эйсид Хаус - Уэлш Ирвин - Страница 5

Мы лежали на пляже. Мы кидали друг другу мяч. Это было некоей карикатурой на то, что люди делают на пляже. Я начал чувствовать себя неудобно от этой ситуации и жары и пошел полежать в теньке. Ричард бегал вокруг в своих обрезанных джинсах; загорелый и атлетичный, несмотря на слегка вздутый живот. Крисси выглядела смущающе дряблой.

Когда она пошла за мороженым, впервые оставив меня с Ричардом наедине, я почувствовал, что слегка начинаю нервничать.

— Она изумительна, не правда ли! — с энтузиазмом заявил он.

Я с неохотой улыбнулся.

— Крисси через многое прошла.

— Да, — признал я. Это я уже и сам понял.

— Я к ней отношусь совсем не так, как к другим женщинам. Я давно с ней знаком. Иногда мне кажется, что ее надо защищать от нее самой.

— Это слишком концептуально для меня, Ричард.

— Ты знаешь, о чем я. Ты прячешь руки.

Я почувствовал, как моя нижняя губа искривилась в инстинктивной обиде. Детская, абсолютно нечестная ответная реакция кого-то, кто на самом деле не был обижен, но делает вид, что обижен, чтобы оправдать грядущую агрессию к собеседнику или заставить его заткнуться. Для меня такое поведение было вторым "я". Я был доволен тем, что он чувствовал, будто выяснил все обо мне; с иллюзией власти надо мной он станет дерзким и потому неосторожным. А я подловлю момент и вырву у него сердце. Он не был такой уж сложной мишенью, лежа рядом на рукаве своей рубашки. Во всей этой ситуации мои с Ричардом отношения были настолько же важны, насколько и отношения между мной и Крисси — в каком-то смысле она была местом битвы, на котором развернулась наша дуэль. Наша естественная антипатия, возникшая при первой встрече, прошла тепличный период в оранжерее продолжавшегося контакта. За поразительно короткое время она распустилась в полноценную ненависть.

Ричард нисколько не раскаивался в своем бестактном замечании. Напротив, он продолжил атаку, пытаясь создать из меня подходящую фигуру для своей ненависти:

— Мы, голландцы, отправились в Южную Африку. Вы, британцы, угнетали нас. Вы засунули нас в концлагеря. Вы придумали концлагеря, а не нацисты. Это вы их научили этому, так же как и вы научили их геноциду. Вы были более эффективны с маори в Новой Зеландии, чем Гитлер с евреями. Я не оправдываю то, что буры делают в Южной Африке. Никогда. Никоим образом. Но вы, британцы, заложили ненависть в их сердца, сделали их жестокими. Угнетение порождает угнетение, а не разрешение конфликта.

Я почувствовал прилив злости. Меня почти подмывало толкнуть речь, что я шотландец, а не британец, и Шотландия была последней оккупированной колонией Британской Империи. Хотя я сам в это не особенно верю — шотландцы угнетают сами себя своей одержимостью по поводу англичан, которая и порождает у них ненависть, страх, раболепство, зависимость и презрение. Кроме того, я не собирался ввязываться в спор с этим самовлюбленным идиотом.

— Не могу утверждать, что знаю много о политике, Ричард. И все же, мне кажется, что твой анализ отдает субъективностью.

Я встал, улыбаясь Крисси, вернувшейся со стаканчиками с Хаген-Дазом, украшенными на верхушке затейливой розочкой.

— Ты знаешь кто ты, Юэн? Знаешь? — приставала она.

Крисси явно обдумывала какую-то тему, пока ходила за мороженым. Теперь она обрушит свои наблюдения на нас. Я пожал плечами.

— Посмотрите-ка на этого Мистера Клевого. Везде бывал, все пробовал. Ты точно такой же, как Ричард и я. Бездельничаешь и гуляешь. Куда это ты собирался ехать после Амстердама?

— На Ибицу или Римини, — ответил я.

— Туда, где рейверские тусовки и экстази, — заключила она.

— Там хорошие тусовки, — кивнул я. — Побезопаснее джанка.

— Это, может, и правда, — сказала она раздражительно, — но ты просто Евротрэш, Юэн. Мы все такие. Сюда примывает всякое отребье. Амстердамский порт. Мусорный бак для европейского хлама.

Я улыбнулся и достал новую бутылку Хайнекена из корзинки Ричарда.

— За это стоит выпить. За Евротрэш! — провозгласил я тост.

Крисси с энтузиазмом ударила своей бутылкой по моей. Ричард неохотно присоединился к нам.

Ричард, конечно же, был голландцем, но вот акцент Крисси было гораздо сложнее определить. У нее временами появлялся Ливерпульский выговор, наводивший на мысль о каком-то непонятном гибриде английского и французского среднего класса, хотя я был уверен, что этот акцент напускной. И все же я вообще не собирался спрашивать, откуда она, чтобы не дать ей возможность ответить: отовсюду.

Когда мы тем вечером вернулись в Дам, я мог заметить, что Ричард страшится худшего. В баре он тщетно пытался споить нас, отчаянно стараясь свести то, что должно было случиться, к нулю и облому. Его лицо приняло измученное выражение. Я собирался домой вместе с Крисси. Это было настолько очевидно, что она могла с таким же успехом дать объявление в газете.

— Я так устала, — зевнула она. — Это все морской воздух. Проводишь меня домой, Юэн?

— Почему бы тебе не подождать, пока я закончу работу? — простонал в отчаянии Ричард.

— О, Ричард. Я совершенно измотана. Не беспокойся, Юэн доведет меня до станции, да?

— Где ты живешь? — прервал ее Ричард, обращаясь ко мне, пытаясь получить хоть долю контроля над событиями.

Я приподнял ладонь руки, отмахнувшись от его вопросов, и повернулся обратно к Крисси.

— Это самое меньшее, что я могу сделать после того, как вы с Ричардом позволили мне сегодня так хорошо провести время. Кроме того, мне тоже пора спать, — продолжил я низким, маслянистым голосом, позволяя ленивой усталой улыбке появиться на моем лице. Крисси чмокнула Ричарда в щеку.

— Я позвоню тебе завтра, детка, — сказала она, смотря на него так, как мать смотрит на недовольного ребенка.

— Спокойной ночи, Ричард, — улыбнулся я, когда мы уже уходили.

Я распахнул дверь для Крисси, и когда она вышла, оглянулся назад, посмотрел на измученного дурака за барной стойкой, подмигнул ему, приподняв брови:

— Сладких снов.

Мы прошли через квартал красных фонарей, через каналы Вурбург и Ахтербург, наслаждаясь свежим воздухом и городской суетой.

— Ричард невероятно ревнив. Так раздражает, — задумчиво сказала Крисси.

— Нет сомнений, что его сердце в правильном месте, — отозвался я.

Мы шли к Центральной Станции в полнейшей тишине, к тому самому месту, где останавливался трамвай Крисси. Она жила прямо за стадионом Аякса. Я решил, что пришло время огласить мои намерения. Я повернулся к ней и сказал:

— Крисси, я хочу провести эту ночь с тобой.

Она посмотрела на меня с полузакрытыми глазами и выдвинутой вперед челюстью.

— Я думала, что ты захочешь, — самодовольно ответила она. Крисси обладала просто потрясающим высокомерием.

Дилер, стоявший на мосту над Ахтербургским каналом, окинул нас своим взглядом. Демонстрируя тонкое понимание нужного времени и знание рынка, он прошипел: «Экстази для секса». Крисси вскинула брови и стала было останавливаться, но я потащил ее дальше. Говорят, что экстази хорош для ебли, но лично я под ним могу только танцевать и обниматься. Да и вообще, мой последний раз был так давно, что мои яйца попросту распирало от желания. Последнее, что мне было нужно, так это афродизиак. Крисси мне не нравилась. Мне нужен был трах; все просто. Джанк имеет тенденцию накладывать сексуальный мораторий на потребителя и пост-героиновое сексуальное пробуждение захватывает тебя без всякой пощады — зуд, который только и ждет, чтобы его почесали. Мне надоело сидеть и дрочить в передней Рэба/Робби, распространяя затхлый мускусный запах спермы, смешивающейся с дымом гашиша.

Крисси делила квартиру с нервной смазливой девушкой, Маргрит, которая постоянно кусала свои ногти, закусывала нижнюю губу и говорила на беглом голландском и медленном английском. Мы немножко поболтали, потом мы с Крисси направились к кровати в ее спальне в пастельных тонах.

Я начал целовать и трогать ее, и мысли о Ричарде не покидали меня ни на секунду. Я не хотел сексуальных игр, я не хотел заниматься любовью, не с этой женщиной. Я хотел выебать ее. Сейчас же. Единственной причиной, по которой я лапал ее, был Ричард; полагая, что потратив время на это и сделав все должным образом, я добьюсь большего контроля над ней, тем самым получив возможность доставить ему больше неприятностей.