Кошмары Аиста Марабу - Уэлш Ирвин - Страница 2

В зеркале, одновременно пытаясь следить за пыльной, петляющей тропой, которую они здесь называют «дорогой», я вижу, как ее лицо изнутри разрезает лезвие бритвы. Я понимаю, что машина, на которой мы едем, составляет теперь неделимое целое с моим собственным телом, и меня охватывает паника. Нас мотает из стороны в сторону, подбрасывает, мы взмываем стремительно вверх, в трепещущую стену света. Я бешено глотаю густой, тяжелый воздух, такое ощущение, будто легкие наполняются водой. Я слышу пронзительный крик хищной птицы, пролетевшей надо мной так близко, что чувствуется гнусный запах падали, от нее исходящий. Я собираю оставшиеся силы, чтобы справиться с управлением, и тут обнаруживаю, что ее уже и след простыл, а Сэнди сидит рядом со мной на переднем сиденье.

– Там стало немного тесновато, – улыбается он, показывая назад, где расселось какое-то японское трио – все в деловых костюмах, возбужденно щелкают фотоаппаратами и болтают между собой на языке, который мне непонятен, но и на японский непохож.

Короче, полный пиздец.

И вот в этом пиздеце Сэнди – лучший сталкер?

ГЛУБЖЕ

ГЛУБЖЕ

ГЛУБЖЕ

Да.

Я уже чувствую себя значительно лучше. Чем глубже, чем дальше я забираюсь от них, тем лучше я себя чувствую. У Сэнди Джеймисона изменилось выражение лица, он перестал быть насмешливым соперником и снова взял на себя роль преданного друга и проводника. Это означает, что я вернулся туда, где им меня не достать: в глубокие сферы собственного сознания.

Но они не оставляют своих попыток; я чувствую их даже отсюда. Все пытаются засунуть мне в сраку еще одну трубку, или что-нибудь в этом роде, нарушая таким образом мои личные… нет, только не это… смени тему, держи себя в руках.

В руках.

Сэнди

ГЛУБЖЕ

ГЛУБЖЕ

ГЛУБЖЕ

Японский бог! – воскликнул Сэнди, когда у нас перед носом, мимо ветрового стекла пролетел ни к селу ни к городу Аист Марабу. Я знал, что это как раз тот, что нам нужен, но преследовать его бесполезно, ведь я едва управлялся с машиной. Кроме того, угнаться за птицей в полете невозможно, но потом мы приложим все усилия, чтобы определить место его гнездовья и уничтожить эту тварь. А пока время терпит, мы медленно снижаемся, со странным гидравлическим посвистыванием, чтобы приземлиться в тропических лесах. – Мне никак не справиться с управлением, Сэнди, – признал я свое поражение, безуспешно подергав рычаги и понажимав кнопки. В отчаянье я вскидываю руки. Хочется еще полетать. Кажется, что и не нужно спускаться.

– Печенье осталось, Рой? – спросил Сэнди с пристрастием.

Я заглянул в пачку на панели – осталось всего три штучки; значит, эта жадоба, этот вредитель сожрал почти все!

– Боже мой, Сэнди, ты сегодня прямо Робин-Бобин Барабек, – заметил я.

Сэнди залился высоким, чистым смехом.

– Нервы, я так думаю. Приземляться особого желания нет, но хоть похавать можно будет прилично.

– Хотелось бы надеяться!

Наш корабль неумолимо спускался, приближаясь к тому, что сначала казалось небольшим поселением, но затем, непрерывно расширяясь вне нашего поля зрения, вдруг предстало перед нами гигантским мегаполисом. Мы пикировали на старое каменное здание в колониальном стиле, крыши не было – по периметру больших стен здания торчали лишь зазубрины битого стекла.

Мне казалось, что нашему кораблю не удастся поместиться в проем, я напрягся в ожидании столкновения. Однако размеры корабля, похоже, изменились в самый раз, чтобы вписаться, и мы пролетели. Мы приземлились в весьма пристойной зале готической каменной кладки. В здании, очевидно, размещалось какое-то учреждение. Его великолепие наводило на мысль о безбедном прошлом, а жалкое состояние, в котором оно содержалось, указывало на нищенское и куда менее цивилизованное настоящее.

– Думаешь, нам сюда можно? – неуверенно спросил Сэнди.

– А почему нет, мы же исследователи, разве не так? – ответил я.

Выбравшись из машины (теперь наше средство передвижения стало похоже на машину, обыкновенный семейный «седан»), мы заметили, что вокруг бесцельно бродит множество людей, а наше появление осталось без внимания. Под ногами хрустело разбитое стекло. У меня разыгрался нешуточный приступ паранойи: мне показалось, что аборигены могут повесить на нас разбитую крышу. Нашей вины здесь не было, однако косвенные улики могли натравить на нас беспринципную шайку злобных чиновников коррумпированного режима, каким в большей или меньшей степени является всякий режим. У меня не было абсолютно никакого желания забираться обратно в наше транспортное средство, впрочем, как и у Сэнди, – так решительно вытаскивал он свой рюкзак, содержащий половину наших запасов. Я последовал его примеру и закинул свой за плечи.

– Вот так шоу, – заметил я, повернувшись к Сэнди, который наблюдал за происходящим с усиливающимся чувством отвращения. Два белых прошли прямо рядом с нами, полностью проигнорировав наше присутствие. Я уже начинал питать надежды, что, может быть, мы невидимы, но тут Сэнди взревел:

– Возмутительно! Я, бывалый исследователь и профессиональный футболист, требую, чтобы меня приветствовали как подобает!

– Ладно тебе, Сэнди, – улыбнулся я. Пытаясь утешить друга, я положил ему руку на плечо.

Этот возглас, естественно, способствовал тому, что нас наконец заметили, что, впрочем, выразилось лишь в том, что некоторые из присутствующих граждан стали вести себя враждебно, в особенности банда молодых головорезов, которые стали бросать на нас оценивающие взгляды.

Три тысячи чертей.

Ебическая сила.

– Сэнди – настоящий enfant terrible британского футбола, – промямлил я, пытаясь объяснить.

поднимаюсь

– Все в порядке, Рой?

И тут я почувствовал что-то – я

Я ЧТО-ТО ЧУВСТВУЮ, ДА, Я ЧУВСТВУЮ, НО ВЫ, СУКИ, ИДИТЕ НА ХУЙ И НЕ ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ, ВАМ НИКОГДА МЕНЯ НЕ ДОСТАТЬ

ГЛУБЖЕ

ГЛУБЖЕ

ГЛУБЖЕ

Сматываемся, Сэнди, – кивнул я ему, заметив, что парни из шайки помрачнели и-я поднимаюсь-черт, я опять потерялся – ОПЯТЬ ЭТИ СУКИ, ОСТАВЬТЕ ВЫ МЕНЯ В ПОКОЕ. Сейчас я чувствую, как в руку мне вонзается клюв, кто это, если не Аист Марабу; это мой укол, химические препараты, но не те, что затуманивают и успокаивают мой мозг, не те, от которых я забываюсь, нет, от этих я вспоминаю…

О Боже, и что же я так хорошо помню…

Лексо сказал: главное – не расколоться. Не должен никто обосраться; в конце концов, эта шлюха сама напросилась. Как она себя вела, какой шум создавала вокруг своей задницы, не мы, так другие ее бы выебали. Ну да, потрепали сучку немного, но ведь нас оправдали, британское правосудие и все такое. Ну, не повезло, выбрала не лучшее место, не лучшее время, в конце концов, это все Лексо виноват…

…смени тему… хватит об этом. Я должен охотиться на Аиста, он олицетворяет весь ужас, всю испорченность. Если я убью Аиста, я задушу испорченность в себе. Тогда я буду готов выйти отсюда, проснуться, занять свое место в обществе, ну и все такое. Ха. Они будут в шоке, когда увидят, как этот полутруп, горсть разлагающейся плоти и костей, вдруг встанет и скажет: – Здорово, пацаны! Ну, как вам фокус?

– Здорово, сын!

ЕБАТЬ! ОПЯТЬ ОНИ. СНОВА И СНОВА. ОНИ СЧИТАЮТ, ЧТО МНЕ ПОСТОЯННО НЕОБХОДИМО ИХ ПРИСУТСТВИЕ. У НИХ ЧТО ЗДЕСЬ, НЕТ ЧАСОВ ПРИЕМА ГРЕБАНЫХ ПОСЕТИТЕЛЕЙ?

Мой отец. Рад тебя видеть, пап. Да, да, продолжай, а я пока вздремну.

– Ну, как дела? Слыхал, мы вышли в финал. После того, что с тобой случилось два года назад, мы даже не приближались к финалу, но хватит проигрывать. Мы вышли в финал! Один-ноль. Даррен Джэксон. Сам-то я не ходил, а Тони был. Я собирался пойти, но так и не достал билет. Смотрел по телику. Один-ноль, знаешь-понимаешь. Даррен Джэксон, красивый гол, ну да. Тони записал комментатора на пленку, вот те на, записал, знаешь-понимаешь. Вет!

– Да.

– У тебя пленка?

– Чо?

– Пленка, Вет, я спрашиваю, у тебя пленка?

– Пленка…

– Что с тобой, Вет?

– Да там япошка, Джон.