Непорочная грешница - Бекнел Рексанна - Страница 31

Она видела его руку, лежавшую на покрывале, знала, он на нее смотрит и что их тела по-прежнему тесно сплетены между собой. Она чувствовала его дыхание у себя же и ощущала острый запах любовных соков, который лил от них обоих. Не замечала она одного — того, что злополучный кинжал давно уже выпал у нее из пальцев. Она даже не услышала звона в тот момент, когда кинжал ударился о гранитную плиту пола. Не заметила она и того, как зачадили и погасли свечи и их с Экстоном объяла глубокая бархатистая тьма.

И еще: погружаясь в сладостное забытье, пришедшее на смену радостям плоти, она, разумеется, не увидела — да и не могла увидеть — то озадаченное выражение, которое вдруг появилось на лице у ее мужа.

Глава восьмая

Экстон проснулся мгновенно и сразу же распахнул глаза. По своей всегдашней привычке он потянулся было за оружием, но потом осознал, что лежит в постели, и увидел рядом с собой женщину.

Тогда он зевнул и подумал, что было бы неплохо еще немного поспать. И сразу же вспомнил все. Рядом с ним его жена — дочь Эдгара де Валькура, а сам он находится в господских покоях в замке Мейденстон, который отныне принадлежит ему.

Взгляд его скользнул по силуэту лежавшей на черном меховом покрывале женщины. Она закинула ногу ему на бедро, а сам он сжимал в пальцах золотистую прядь ее волос.

И почему только он, Экстон, не наказал ее вчера, как она того заслуживала? Следовало дать ей понять, что противиться его воле смертельно опасно для кого бы то ни было — даже для жены. К тому же она пролила несколько капель его крови…

Он же сделал все наоборот. Он предавался любви с ней с такой страстью, будто это была последняя в его жизни женщина. Но она стоила того. Эта девственница так быстро постигла суть плотской любви, что ему оставалось только удивлятся.

Но он продолжал ее хотеть и сейчас, а это было достойно еще большего удивления. Или осмеяния. Грозный муж не должен до такой степени зависеть от слабой женщины. Как бы то ни было, сильнейшее напряжение в паху заставило его на время позабыть возложенных в него с детства истинах. Теперь существенным было другое — она его жена, он ее вожделел. А потому, к чему излишние умствования. Он может поступать с ней, как ему заблагорассудится, и ни кто не смеет его за это осуждать. А уж она — меньше всех.

Экстон повернулся на бок и откинул тяжелую медвежью полость, которой они укрывались. Что и говорить, с нею себя основательно потешил, правда, не совсем так, как ожидал. Он-то надеялся убить двух зайцев разом — насыть свою похоть и заодно привести ее к покорности и выместить на ней свой застарелый гнев на де Валькуров. Но вышло так, что гнев его куда-то улетучился. Помнится, когда она закрыла глаза и сделала попытку отстраниться от него, он пришел-таки в ярость, а когда она вытащила из-под перины кинжал, ему ничего не стоило ее убить.

Но каким-то чудодейственным образом его ярость превратилась в страсть. Что было тому причиной — мее мужество, слезы или пренебрежение к его оружию, — он не знал.

Его рука легла на ее спину и провела по впадинке позвоночника. Неожиданно спина под его пальцам покрылась гусиной кожей, и возбуждение, которое снедало Экстона, сделалось еще сильнее.

Пальцы Экстона скользнули по округлым упругим ягодицам, и он ощутил новый прилив желания. «Если пойдет так дальше, — подумал он, — очень скоро обнаружится, что не я главенствую над нею, а, наоборот, она — надо мной. Уж слишком сильное желание она в нем возбуждала».

Экстон нахмурился и убрал руку. Необходимо внушить этой женщине, что хозяин здесь он. Если не строгостью, то лаской. И начало этому положено, усмехнулся Экстон. Как полководец он знал, что секрет успеха во всяком сражении заключается в том, чтобы нащупать слабые стороны у не приятеля и повести атаку именно на эти позиции. Коль скоро это сработало в сражении с ее отцом, то сработает и в битве с дочерью. Совершенно очевидно, что жена его — женщина сильных страстей, стало быть, он поведет наступление на ее чувства.

Эта обретшая ясность мысль все больше нравилась Эсктону. Он привяжет ее к себе узами страсти, развив в ней хоть и вожделение к своей особе. Он превратит ее в рабыню собственной чувственности, пока она не успела сделать того же самого с ним самим. Их супружеская пастель сделается алтарем, которому она будет поклоняться.

Экстон снова усмехнулся. Супружеской постелью он не ограничится. Теперь, где бы он ни застал Беатрис, пусть даже на кухне или в саду, он будет стараться овладеть ею. Пусть все в замке знают: и как ему нравится предаваться любви со своей молодой женой, и что она при этом испытывает удовольствие.

Подобное поведение дочери явится ударом для Эдгара де Валькура, и вот тут-то он, Экстон, наконец-то будет отомщен. К тому же, как знать, возможно, эта женщина со временем его даже полюбит?

Заранее предвкушая успех, Экстон осторожно перевернул жену на спину и стал всматриваться в ее черты. Ее кожа отливала молочной белизной, а волосы блестели, как золото. Она обладала тонкой талией, пышной грудью и округлыми бедрами. Экстон решил, не мудрствуя лукаво, начать с ее полных грудей, украшенных розовыми бутонами сосков…

Линии пробудилась от странного, необъяснимого ощущения. Хотя вокруг стояла темная ночь, ее окутывало приятное тепло, которое человеку обыкновенно дарит солнце. И она нежилась в этом тепле, подобно спелому, готовому лопнуть от избытка сладкого сока, персику.

Линии выгнула спину, отдаваясь этой ласке. Она была больше возбуждена, нежели напугана, однако, ощутив прикосновение чьей-то руки, испытала первый укол тревоги. Впрочем, не слишком сильный. Ее внимание отвлек нежный поцелуй — чьи-то мягкие и очень умелые губы ласкали набухшие от возбуждения соски.

— Нет, боже мой, нет! — вскрикнула она, когда поняла: большое и тяжелое мужское тело прижимает ее к кровати. Кровать была не ее — это точно, да и мягкое меховое покрывало на ней тоже было чужим!

Она в ужасе распахнула глаза и увидела склоненное к ней лицо мужчины. «Это он! — мгновенно пришло осознала Линни — Экстон де ла Мансе, ее муж».

— Помоги мне, господи, помоги мне, прошу тебя, — торопливо забормотала она, стараясь не обращать внимания на настойчивые ласки, которыми Экстон одаривал ее грудь. Она не должна поддаваться на его уловки — да еще с такой легкостью!

Так-то оно так, но она уже была готова сдаться на его милость.

Стоило ему всего несколько раз коснуться ее груди жарким языком, как она поняла, что погибла. Эти прикосновения разожгли в ней пожар, а легкие покусывания, которыми он тревожил ее обнаженную кожу, заставили ее пылать огне с ног до головы.

Это запрещенный прием. Вернее, его следовало бы запретить. Впрочем, это ничего бы не изменило в ее отношении к происходящему. Когда он овладел ею, Линни восприняла это с радостью. Она встретилась с ним взглядом и уже не отрывала от него глаз, чувствуя, как плавятся и тают последние защитные барьеры, которыми она пыталась от него отгородиться.

Соединение тел уже само по себе было чудом, но возможность выдержать его взгляд и в нем раствориться была чудом вдвойне…

Его немигающий взгляд жег непереносимо, и Линни наконец все-таки сдалась и устало прикрыла веки, хотя осознавала, что он продолжал за ней наблюдать и все видеть — и ее пылающие от страсти щеки, и волнующуюся от прерывистого дыхания грудь, и неустанные движения бедер, приближавшие сладостный миг освобождения.

Их громкие стоны слились воедино, когда они одновременно достигли вершины блаженства. На этот раз он сразу же откатился от нее в сторону.

Так они и лежали вдвоем на одной постели, будучи при этом бесконечно далекими друг от друга. Им было жарко, оба они с ног до головы покрылись испариной, но от разделявшей их пропасти веяло леденящим холодом. От невероятной, почти невозможной близости они перешли к щемящему, пронзительному одиночеству. Линни вздрогнула неожиданно осознала, что лежит на постели, совершенно раздетой, и ей сделалось стыдно.