Мой галантный враг - Бекнел Рексанна - Страница 62

Он выразительно помолчал. Но Лиллиана, испуганная этими неумеренными комплиментами, опустила голову и не видела, каким взглядом он пожирает ее.

Она подозревала, что Уильям до сих пор томится по ней… или по тому, что могло бы быть между ними. Но она томилась только по своему мужу. Она была уверена, что Уильям скоро присмотрит себе еще кого-нибудь. Но сама она уже никогда и никого себе не присмотрит. Она нерасторжимо связана с сэром Корбеттом Колчестерским… или Оррикским… и ничем не может заглушить боль, которую причиняет ей его отчужденность.

Неожиданные слезы обожгли глаза, и лицо малютки Элизы расплылось, словно в дымке. «О, Корбетт, — думала она. — Почему ты не можешь сидеть рядом со мной и говорить о том, как ты любишь меня… как ты хочешь видеть меня у колыбели нашего с тобой младенца?..»

— Что это? Слезы? — Уильям повернул ее лицо к своему и прижал ладони к ее щекам. — О, Лиллиана, я… не могу этого вынести! Как я хотел бы украсть тебя у него. Мы могли бы быть счастливы вместе. Ты и я… и, конечно, малютка — добавил он.

Лиллиана была так возмущена словами Уильяма и так рассердилась на себя за эти слезы, что даже не смогла сразу ответить. А он, приняв ее оскорбленное молчание за знак согласия, дал себе волю:

— Я могу забрать тебя отсюда. Ты можешь найти защиту в аббатстве… или еще где-нибудь. Обещаю тебе, Лиллиана нам не долго придется ждать часа, когда мы сможем перед всем миром открыть нашу любовь.

Сердитые слова уже готовы были сорваться у нее с языка, но прежде чем она смогла осадить его и объяснить, как смехотворно он заблуждается, он схватил ее в объятия.

— О, я знаю, ты с ним несчастна. Но теперь я сделаю тебя счастливой.

Элиза расплакалась и задергалась: Уильям больно стиснул ее, стремясь покрепче обнять Лиллиану.

— О, Уильям, поосторожнее! — запротестовала Лиллиана, задохнувшись.

— Поосторожнее?

Насмешливый вопрос прозвучал от двери детской. Лиллиана узнала голос Корбетта, и сердце у нее ушло в пятки. Уильям вскочил как ужаленный. Однако, к ее полному возмущению, он остался с ней рядом и даже покровительственно положил руку ей на плечо.

— Так, так. Как это мило выглядит, совсем по-домашнему. Как неудачно получилось, что это мой дом. И моя жена.

— Зато младенец мой, — отпарировал Уильям. — И Лиллиана теперь — мать этого младенца.

Корбетт стоял, прислонившись к дверному косяку, в самой непринужденной позе. Но при этих словах Уильяма он резко оторвался от двери и с самым яростным видом шагнул в детскую. Его глаза были устремлены на Уильяма, но слова предназначались Лиллиане.

— Оставь ребенка и иди в нашу комнату.

— Корбетт! Прошу тебя, выслушай меня. Это не то, что ты вообразил!

Взгляд его темно-серых глаз остановился на ней не более чем на мгновение. Однако Лиллиана сразу поняла, что ступила на весьма опасную тропу.

— А что же это я вообразил? — спросил он мягко. Потом его лицо застыло; он не позволил ей ответить, приказав:

— Положи маленькую в колыбель и оставь нас.

Не выпуская из рук Элизу, Лиллиана смотрела на враждебное лицо Корбетта. Он был не в настроении слушать ее, и она боялась, что он сделает что-нибудь ужасное.

— Я… я уйду, — с трудом выговорила она. — Но, пожалуйста, я умоляю тебя. Не отсылай это дитя. Прошу тебя, Корбетт. Скажи только, что ты не будешь столь жестоким…

— Нет, он жесток, — горько перебил ее Уильям. — Ему понадобился Оррик — и он получил его… и тебя…

— И я не буду стоять столбом и глядеть, как вы отнимаете у меня все это! — громыхнул Корбетт.

Он пересек комнату и отшвырнул Уильяма от Лиллианы. Уильям приземлился на низенькую скамейку, а оттуда свалился на пол.

Тем временем, словно Уильям его больше не интересовал, Корбетт рывком поднял Лиллиану на ноги.

— Положи ребенка! — прорычал он.

Теперь уже по-настоящему перепуганная, она повиновалась немедленно. Потом он подтащил ее к двери и позвал стражу.

У нее не было возможности протестовать или умолять. Элизу быстро передали проходящей мимо служанке, которая и унесла девочку. Лиллиану поспешно отвели в спальню двое ее собственных дородных стражников. Последним, что она услышала, прежде чем они завернули за угол, был зловещий стук захлопнувшейся двери, а вслед за этим — тоненький плач ребенка.

Глава 18

— Не разрушай все из-за нее.

— С каких это пор ты стал защитником Уильяма? Или моей жены? — накинулся Корбетт на Рокка. — Может быть убить его сейчас было бы самым верным решением. Некому будет затевать заговоры против короля. Некому искушать мою милую женушку!

— Не один Уильям замешан в этом изменническом умысле. Есть и другие.

Корбетт цинично ухмыльнулся.

— Ты, кажется, не договорил. Как же ты не добавил, что и в шашнях с моей женой замешан не один Уильям, и что тут тоже могут найтись «другие»? Но, кажется, никто не замечал, чтобы она позволила себе лишнее с любым другим мужчиной. Мне всегда причинял беспокойство только Уильям. Всегда это был Уильям, и только он!

— Это еще не значит, что она изменница.

Глаза Корбетта сузились.

— Что я слышу? Ты запел новую песенку о Лиллиане? Я-то думал, ты будешь первым, кто скажет, что ее измена доказана. Вы с ней не очень-то подружились.

Рокк скорчил гримасу, но тут же принял прежний угрюмый вид.

— С этим я спорить не стану. Но она странная женщина. Когда ее посадили под замок, она была в бешенстве. И напугана. Она обвиняла тебя, она рыдала и умоляла пожалеть малышку, но даже словом не упомянула Уильяма.

Корбетт пожал плечами.

— Может быть, ты придаешь этому слишком большое значение. Может быть, она так же виновна, как и он, и просто не хочет идти ко дну вместе с ним.

— Да, могло быть и так, — медленно признал Рокк. — И все же я начинаю думать, что вещи не всегда таковы, какими кажутся.

— Есть один способ установить это, — провозгласил Корбетт, бросив многозначительный взгляд на тяжелую дверь, за которую был брошен Уильям. — Не потребуется больших усилий, чтобы вырвать у него правду.

— Но разве сейчас время для этого?

Ответа пришлось ждать долго; казалось, Корбетт борется самим собой. Когда же он заговорил, речь его была вполне рассудительна, хотя в голосе и звенела опасная язвительность:

— Я буду осторожен. Ни об Эдуарде, ни о государственной измене никто не упомянет.

Корбетт вошел в сырую камеру один. Уильям, сидевший на грубой каменной скамье, вскочил на ноги при виде посетителя.

— Наконец-то пожаловал хозяин замка, — сказал Уильям с издевкой. — Вы, может быть, не уверены, что ваши распоряжения будут исполнены, и желаете сами убедиться, что меня впихнули в это подземелье? Или вы находите наслаждение в страданиях тех, кто попался вам в когти? — Он горько засмеялся. — Зря я не увел у вас Лиллиану еще в Лондоне. Такая глупость с моей стороны!

— Глупость? Я так и думал, что не честь помешала вам, а что-то другое, — фыркнул Корбетт, но челюсти его окаменели.

— Мой ребенок был тогда в Оррике. Кто знает, на какую месть оказался бы способен Королевский Ястреб, если бы его супруга открыто предпочла ему другого!

— Лиллиана никогда не унизилась бы сама — и не унизила бы меня — таким способом. А вы недостойны даже презрения, если намекаете на это. — Хотя Корбетт говорил ровным, бесстрастным голосом, руки его сжались в кулаки.

— Она — леди, — признал Уильям. — Но прежде всего она женщина. И она не любит вас.

Корбетт холодно улыбнулся.

— Вы совершенно упускаете из виду весьма важное обстоятельство. О любви здесь и речи нет. Она моя жена. Она останется моей женой. И вам не дано это изменить. Нет, я полагаю, что вам пора покинуть Оррик раз и навсегда.

Он резко повернулся, как бы собираясь уйти, но тут Уильяма прорвало:

— Если мне придется уехать, я заберу свою дочь! Я не допущу, чтобы она росла в вашем доме!

— Никого вы не заберете. Ни Лиллиану, ни Элизу. Сейчас зима. Эта малышка не выдержит долгого пути до Дирна. Нет. Она останется здесь… с Лиллианой.