Мой галантный враг - Бекнел Рексанна - Страница 47

Миновал полдень, прошли еще часы… Лиллиана уже не могла сдержать слезы. Верона то впадала в забытье, то ненадолго приходила в сознание; лицо у нее было белым, как мел, от ужасной потери крови. Только тогда, когда высвободилась головка младенца и за ней — маленькое тельце, Верона сумела вырваться из плена беспамятства.

— Покажи ее… мне… — прошептала она, когда Гренделла быстро освободила дитя от пуповины и умело запеленала в подготовленные льняные простынки. — Я хочу видеть…

Лиллиана взяла крошечный сверток и наклонилась к Вероне.

— Посмотри на нее, Верона. Видишь? Ты родила прекрасную малышку. Она — крошечное, но совершенное творение Божье.

— Она хорошо дышит?

— О, да, — ответила Лиллиана, борясь со слезами. — Она громко закричала, едва появившись на свет. Она сильная и…

Голос Лиллианы прервался; она не могла продолжать. Гренделла быстро подошла к ней и положила дитя на сгиб руки Вероны. Новорожденная разразилась слабым криком протеста, но почти сразу успокоилась.

Губы Вероны стали почти синими; ее колотил озноб. Но, услышав тоненький крик своего ребенка, она улыбнулась.

— Помни, Лиллиана. Помни, что я поручила ее тебе. Элиза — твоя.

И тогда, словно обретя наконец умиротворение, Верона освободилась от всего, что еще удерживало ее в этом мире.

Вряд ли Лиллиане было неизвестно, что женщины часто умирают от родов. Даже ее собственная мать распростилась с жизнью по этой причине. И все-таки Лиллиана чувствовала какую-то свою связь с Вероной и не могла смириться с утратой этой связи — как не могла смириться со смертью совсем недавно обретенного друга.

— Гренделла! — закричала она в ужасе. — Скорее! Надо ее вывести из этого состояния! Если она придет в сознание, она сможет бороться и…

— В этом мире ей уже ничто не поможет, Лиллиана. Ей теперь нужны только твои молитвы. — Гренделла подняла уснувшую малышку и передала ее Лиллиане в руки. — Забери отсюда девочку. Ей понадобится кормилица, а пока возьми ее к себе в комнату.

Лиллиана была слишком ошеломлена, чтобы протестовать. Она послушно последовала за Фергой, которая взяла ее за руку и вывела из комнаты. Когда они пересекали парадную залу, к ней приблизился Уильям. Он был освобожден из-под стражи ради леди Вероны, хотя Лиллиана знала, что Корбетт предпочел бы вообще выгнать его из замка. Теперь Уильям выглядел более раздраженным, чем когда-либо раньше.

— Вот, значит, как: она родила мне дочь, — отметил он, едва бросив взгляд на запеленутое дитя.

— Да, — прошептала Лиллиана, глядя на него сквозь слезы застилающие глаза. — У тебя родилась дочь, но… — она заколебалась, а потом положила руку на плечо Уильяма. — Верона скончалась, Уильям. Мне так горько сообщать тебе, что она умерла при родах.

Уильям молчал, невидящими глазами обводя тихую залу. Потом он снова остановил на Лиллиане уже осмысленный взгляд.

— Она просила тебя?..

— Воспитать малышку? — Лиллиана прерывисто вздохнула и кивнула, глядя в крошечное младенческое личико.

— И что ты решила? — поторопил он ее.

— Конечно, я ее возьму, — Лиллиана серьезно взглянула на Уильяма. — Если ты не хочешь растить ее где-нибудь еще.

— О нет, нет. Если так хотела Верона…

Лиллиана даже сама не ожидала, какое облегчение принесет ей его согласие. Она покрепче прижала к себе младенца.

— Я воспитаю ее как собственную дочь. Она станет настоящей леди. Вот увидишь.

— Если твой супруг позволит, — саркастически бросил он.

Именно это замечание больше всего тревожило Лиллиану, когда часом позже она вышла из своей комнаты, оставив младенца под материнским присмотром Ферги. Отдав необходимые распоряжения о приготовлениях к похоронам Вероны, Лиллиана торопливо умылась и тщательно оделась. Корбетт должен был скоро возвратиться, и она знала: ей будет нелегко добиться его согласия на то, чтобы оставить у себя маленькую Элизу.

Задумавшись о малютке, Лиллиана замедлила шаг. Уильям даже не спросил ни о здоровье дочери, ни о том, как ее назвали. Лиллиана размышляла об этих странностях и раздраженно скручивала свободные концы своего пояса. Да конечно, он потерял жену. Лиллиане доводилось слышать, что некоторые мужья винят своих новорожденных детей в смерти их матерей. Но она не могла примириться с таким бессердечием. Когда она вспоминала это крошечное сморщенное личико, такое невинное, такое далекое от всяческого зла, она не могла простить Уильяму его холодности к собственной дочери.

Однако ей не пришлось долго предаваться этим размышлениям: сидя у камина в парадной зале, она явственно расслышала стук тяжелых подков по вымощенной камнем дороге. Корбетт возвращался в сопровождении своих рыцарей. Ее сердце забилось чаще, когда она начала собираться с мыслями, снова и снова пытаясь придумать, как подступиться к супругу с этим деликатным делом.

Мысли об их любовных утехах минувшей ночью не облегчали ее положения. Она, в сущности, не виделась с ним сегодня, после того, как рано поднялась, чтобы отправиться к Вероне. И теперь, когда он уверенными шагами направился к ней, она почувствовала, как кровь прихлынула к ее щекам.

— Ах, разве не об этом мечтает любой мужчина: меня встречает вечером моя добрая миледи жена. — Корбетт сухо улыбнулся ей, а затем поднес к губам ее руку. — Во всяком случае, это много лучше того приема, который был мне оказан вчера.

— Мой… милорд… — начала Лиллиана срывающимся голосом.

— У меня есть имя. Ты не хочешь воспользоваться им? — Лицо у него было полусерьезным, полунасмешливым, когда он погладил ее по щеке, но сразу насторожился, увидав ее печальные глаза. — Что тебя тревожит, Лилли? Твоя подопечная еще мучается?

— Моя подопечная… Леди Верона уже отмучилась. Но ее дитя оставшееся без матери…

Лиллиана не могла договорить. Она отвернулась, чтобы Корбетт не увидел ее слез, но он схватил ее за плечи и притянул к себе. И этот ласковый жест лишил Лиллиану последних остатков выдержки. Не обращая внимания на присутствие в зале слуг и прочих домочадцев, Лиллиана уткнулась лицом в широкую грудь мужа и разразилась слезами.

— Ш-ш-ш… тише, голубка. Прошу тебя, не плачь, Лилли.

Но сочувствие Корбетта лишь еще больше разбередило ее горе. Съежившись в его могучих руках, припав к его груди, она горько рыдала и не могла остановиться. Он был сильным и надежным, он был чем-то устойчивым, таким, на что можно опереться, когда весь мир разлетается вдребезги. Она могла быть сильной для всех остальных, но он должен быть сильным для нее.

Корбетт усадил ее к себе на колени и крепко обнял. В том, как он держал ее, было что-то непостижимо успокаивающее, думала Лиллиана, пытаясь совладать со слезами. Еще немного, и можно подумать, что она действительно что-то значит для него.

Она нерешительно подняла лицо от его — теперь уже промокшей из-за ее слез — туники. Слуги в зале с любопытством поглядывали в сторону лорда и леди, но ее это не заботило. Только выражение лица мужа было для нее важно.

— Успокоилась немножко?

Серые глаза Корбетта изучали ее лицо. Потом он откинул с ее щеки каштановую прядку. Не вполне полагаясь на свой голос, Лиллиана кивнула, а потом вытерла мокрые глаза.

— Ты можешь теперь сказать мне, из-за чего такой поток слез? Я-то думал, что с леди Вероной вы были едва знакомы, если не считать последних недель.

Лиллиана прерывисто вздохнула. Она была благодарна Корбетту за его нежную заботу, но беспокоилась, как он отнесется к ее просьбе. И все же ей не оставалось ничего иного — только просить.

— Леди Верона смогла дать жизнь ребенку, прежде чем она… — Лиллиана замолчала, а потом решительно продолжила. — Ребенок крошечный, но без единого изъяна — и здоровее, чем мы могли надеяться.

— Что ж, по крайней мере, Уильям сможет найти в этом утешение.

Лиллиана смотрела на Корбетта, гадая, как бы получше задать ему необходимый вопрос. Сегодня она поднялась с постели перед рассветом, но прежде чем она успела уйти в комнату Вероны, Корбетт позвал ее. Голос у него звучал хрипло и затрудненно, и, очевидно, он хотел, чтобы она осталась, но, узнав, какое дело призывает ее, позволил ей уйти. И только ее робкая просьба разрешить Уильяму находиться около жены несколько охладила пыл Корбетта. Тем не менее он сделал, как она просила, и теперь это придало ей храбрости.