Мой галантный враг - Бекнел Рексанна - Страница 40

— Сэр Рокк, — фыркнул Уильям. Внезапно он повернул ее лицом к себе. — Ты что, не слышала, что сказал твой отец? Он обвинил своего убийцу, когда его душа расставалась с телом! Он сказал: «Это Рокк». Значит, это Рокк, Лиллиана. Вассал твоего супруга убил твоего отца. Корбетт свершил свою месть, как с самого начала и намеревался.

От этого обвинения голова у Лиллианы пошла кругом. Она не сразу смогла ответить; мысли разбегались, слишком велика была сумятица чувств. Потом у нее в ушах зазвучали слова отца. Он сказал: «Это рок». Или — «Это Рокк»? Она смотрела на злое лицо Уильяма, пытаясь взять себя в руки.

— Как ты можешь быть в этом уверен? — шепнула она, объятая ужасом.

— Я вполне уверен, — прошипел он в ответ. — Неужели ты так ослеплена им, что оставишь безнаказанным убийцу своего отца? Бог свидетель, это всем известно: сыновья Колчестера давно вынашивали планы мести.

У Лиллианы не было сил, чтобы ответить на обвинения Уильяма. Ведь и сама она некогда терялась в догадках — не была ли месть главной причиной, побудившей Корбетта явиться в Оррик, с самого начала? Ее отец сам признал, что сыновья лорда Фрэйна все еще стремятся отомстить. Каждый зная, что так оно и было. И все-таки… и все-таки ей почему-то трудно было поверить в такое, когда речь шла о Корбетте.

Она приложила руку ко лбу. Она была слишком растеряна; ей следовало бы все хорошенько обдумать. Но ее ужасала самая возможность того, что это окажется правдой. Она не сможет успокоиться, пока не узнает всего. Пораженная внезапной мыслью, она вырвалась от Уильяма и разыскала Гренделлу. Голос у нее дрожал, когда она спросила:

— Мой отец… отец никогда не жаловался тебе на какое-нибудь недомогание?

Гренделла вгляделась в побледневшее лицо Лиллианы.

— Он редко прибегал к моим услугам, хотя мне известно, что он немало помучился от недуга богатых людей — от подагры. Томас приходил ко мне за снадобьями для припарки. — Она подумала еще пару мгновений. — И прошлой весной я вырвала у него зуб. Но больше мне ни о чем не известно.

— Видишь, Лиллиана? Все как я сказал. Он был здоров как всегда, до тех пор пока… убийца из банды твоего мужа не отнял у него жизнь.

От слов Уильяма Лиллиана застыла.

— Это Рокк, — медленно подтвердила она, охваченная ужасом.

Рокк подружился с ее отцом. Да, это могло быть подстроено, чтобы получить возможность отравить старого лорда. Тогда хозяин Рокка, ее супруг, мог стать полновластным господином Оррика да еще и испытывать удовлетворение оттого, что свел счеты с человеком, которого считал виновником смерти своего отца.

И тут Лиллиану поразила новая мысль. Как, однако кстати пришелся отъезд Корбетта! Все продумано так, что его-то ни в чем невозможно обвинить.

Она была в смятении. Если бы Олдис сейчас был здесь думала она. Или хотя бы Сэнтон. Они могли бы защитить Оррик от этой злой силы внутри него.

Но, по крайней мере, Уильям здесь, подумала она с облегчением. Хотя в последние дни его общество не доставляло ей удовольствия, она знала, что он поможет. Но тем не менее за оборону Оррика теперь отвечает в первую очередь она и сердце у нее забилось сильнее, когда она это осознала.

В последующие часы на нее свалилось множество забот: надо было обмыть тело отца и обрядить его для похорон, приготовить траурную залу и разослать гонцов. Весь замок облачился в траур. Лорд Бартон пользовался всеобщей любовью, и повсюду слышались рыдания. Но, как ни была Лиллиана поглощена своим горем, она не могла отделаться от навязчивых слов, которые непрерывно звучали в голове:

«Это Рокк», — сказал отец. «Это Рокк». Обвинение было совершенно ясным. Отец был мертв — и он принял смерть от руки сэра Рокка. А если это так, то сомнений не оставалось; все было исполнено по приказу ее мужа.

Она была бы рада дать волю слезам, потому что ощущение душевной опустошенности становилось почти невыносимым. Но все-таки она знала, что не позволит себе поддаться собственной слабости. Особенно сейчас. Сейчас в замке распоряжалась она, и в это ужасное время каждый доверялся ее руководству и ждал от нее указаний. Заупокойная служба не принесла ей облегчения, потому что рядом с ней не было никого из ее семьи, кто мог бы ее утешить; не было даже доброго старого Томаса — он уехал повидаться с сыном в Седжвик.

К тому времени, когда Лиллиана наконец добралась до своей комнаты, у нее от усталости дрожали и ноги и руки. В комнате было прохладно, потому что Ферга, от которой постоянно требовались какие-то услуги леди Вероне, не всегда могла вспомнить о своих повседневных обязанностях. Однако для Лиллианы холодная комната сулила спасительную передышку. Голова кружилась, и пальцы у нее тряслись, когда она раздевалась, чтобы забраться в постель. Она так выдохлась за день, что не стала даже заплетать в косу — все еще распущенные — волосы. Однако, когда Лиллиана скользнула под тяжелое одеяло, она так и не смогла обрести отдыха, в котором так отчаянно нуждалась.

Как бывало каждую ночь после свадьбы, ее мысли обратились к Корбетту и к минутам близости, которые связывали их воедино в этой постели. Но эти воспоминания, которые в предшествующие ночи были желанными, несмотря на смешанные чувства, которые она питала к Корбетту, теперь не приносили ничего, кроме боли. Он приобщал ее к радостям любви искусно и решительно, он доводил ее до такого состояния когда она почти полностью открывалась навстречу его желаниям… и все это время он, должно быть, вынашивал план убийства. Сначала он заморочил голову отцу и привлек его на свою сторону, а потом соблазнил и ее.

Не в силах более выносить мысль об его коварстве — и собственной глупости, — Лиллиана прижала руки к лицу. Но даже и это движение лишний раз напомнило ей о Корбетте: тяжелое кольцо до сих пор сидело на ее пальце.

Горестно вскрикнув, она сорвала с пальца кольцо с замысловатым рисунком и отшвырнула его прочь. Она слышала, как оно покатилось по каменному полу, и наконец звон утих где-то в темноте. Но тогда снова воцарилось молчание — словно в насмешку над ней и ее бессмысленными ожиданиями.

И только тогда хлынули слезы. Горячие и не приносящие облегчения, они слепили ей глаза и мешали дышать. Ее сотрясали рыдания… она оплакивала отца. Он умер именно теперь, когда они примирились. Она два года провела в аббатстве, чтобы не видеться с ним. Только сейчас она поняла, как сильно он любил ее — и как сильно она сама любила его, — и вот его не стало.

Лиллиана попыталась совладать со своим дыханием и вытерла слезы. Она никогда не выказывала ему свою любовь, думала она в тоске. Он хотел только самого лучшего — для нее и для Оррика. И именно это в конечном счете привело его к такому ужасному концу. А ей теперь осталось — заботиться о процветании Оррика и отомстить за смерть отца.

Она села в огромной постели, все еще всхлипывая и ловя ртом воздух. Она отомстит за его смерть, она поклялась в этом. Нельзя допустить, чтобы сэр Рокк избежал кары за такое гнусное преступление.

В бедламе последних часов ей было легко уклоняться от встречи с сэром Рокком, но завтра он снова будет командовать своими рыцарями и пехотинцами, и она чувствовала, что вынести это зрелище окажется ей не по силам.

Лиллиана поежилась от холода и натянула одеяло на плечи. Несмотря на впечатляющее присутствие людей из Колчестера, числом они все-таки уступали стражникам Оррика, думала она. А эти стражники пойдут за ней против чужаков.

Она не позволила себе слишком увлечься своими замыслами. Ей было совершенно ясно, насколько плох ее план. Ну, посадит она под замок сэра Рокка и всю его когорту, и что потом? Корбетт рано или поздно вернется, и что ей тогда делать? Даже в темноте она могла представить его каменное лицо, еще более жестокое, когда он хмурится. Она снова задрожала от страха. Как она перепугалась во время их первой встречи! А потом опять, когда он помешал ей спастись бегством.

Но ведь он никогда не обращался с ней грубо, думала она, вспоминая его нежность и тепло его ласки.