Мой галантный враг - Бекнел Рексанна - Страница 28

Ее ослепили яркие лучи восходящего солнца. Земля была еще сырой и неприятно холодила босые ноги, но безоблачное небо сияло праздничной синевой. За пастбищами в переливах утреннего света грозно вздымался величественный Миддлинг-Стоун.

Корбетт разговаривал у сарая с небольшой группой своих людей. За исключением его самого и пожилого человека, осматривающего поврежденную ногу Кисмета, все были верхом. Сцена выглядела достаточно мирной, но как только в маленький двор въехал сэр Олдис в сопровождении восьми рыцарей, Лиллиана явственно ощутила приближение грозы.

— Я вижу, до вас дошла весть о благополучном возвращении леди Лиллианы, — начал Корбетт самым дружелюбным тоном. Такое дружелюбие бывает свойственно лишь тому, кто поистине не испытывает страха перед своим противником. В его словах не было угрозы, но, казалось, сама внушительность фигуры Корбетта и уверенности, с которой он держался, охладили пыл сэра Олдиса. Отряд из Оррика вдвое превосходил численностью свиту сэра Корбетта, но даже Лиллиане было ясно, что приближенные сэра Олдиса не рвутся скрестить мечи с более искушенными в воинском деле рыцарями.

Сэр Олдис сверкнул глазами на Корбетта, а затем метнул яростный взгляд в сторону девушки.

— И это, можно сказать, действительно благополучное возвращение? Леди Лиллиане не причинен… никакой ущерб? — спросил он с насмешкой.

Корбетт напрягся.

— Вы подвергаете сомнению честь этой благородной леди… сестры вашей собственной жены… прекрасной девушки, на которой я сегодня же намерен жениться? — На сей раз от его спокойных слов явно веяло опасностью.

Томительное мгновение двое мужчин в упор смотрели друг на друга.

— Под вопросом честь отнюдь не леди Лиллианы, — прервал молчание сэр Олдис.

— В таком случае, вероятно, моя?

Рыцари с обеих сторон пребывали в боевой готовности, и Лиллиана не сомневалась, что вот-вот завяжется бой. Пока она бежала к ним через двор, ей пришло в голову, что снова она подчиняется воле сэра Корбетта, но нельзя было допустить, чтобы из-за нее пролилась кровь.

— Остановитесь, сэр Олдис, прошу вас! — Она положила руку на уздечку его коня — такая маленькая и хрупкая в окружении могучих рыцарей. — Я цела и невредима, как вы сами можете видеть. И мое единственное желание — вернуться в дом отца.

Лиллиана знала, что сэр Корбетт не сводит с нее глаз, но не позволяла себе взглянуть в его сторону. Ее огромные янтарные глаза были прикованы к багровому лицу зятя. Сейчас требовалось одно: он должен оставить этот воинственный тон. Она понимала, что выглядит более чем неприлично — босая, с растрепанными волосами. Никогда прежде она не появлялась на людях в таком виде, и это обстоятельство не ускользнуло от внимания сэра Олдиса. Но, благодарение Богу, казалось, он вновь обдумал ситуацию и сменил в конце концов гнев на милость.

— Как пожелаете, Лиллиана. Но вашему жениху придется за многое держать ответ.

— У него захромала лошадь, — объяснила Лиллиана, бросая наконец взгляд на Корбетта.

К ее крайнему неудовольствию, тот чуть заметно улыбался, и Лиллиана с досады прикусила губу.

Она подыгрывала ему самым возмутительным образом, и Корбетт от души наслаждался этим! Ее до скрежета зубовного раздражало, что она вынуждена выступать в роли миротворца, когда самым большим ее желанием было увидеть как сэра Корбетта поставят на место. Тем не менее, если она не утихомирит сэра Олдиса, то не миновать кровопролития, а этого она не допустит.

— Нам еще повезло, что мы нашли здесь приют, — слабым голосом закончила Лиллиана.

Сэр Олдис в ответ лишь что-то невнятно пробурчал и жестом приказал одному из своих людей усадить девушку позади себя. Но когда они тронулись в путь, это была вполне мирная компания.

Полдень уже миновал, когда они наконец достигли Оррик-Касла. Унизительным было для Лиллианы такое возвращение: она сидела на лошади бочком, за спиной пожилого рыцаря; босые ноги каждому бросались в глаза, да еще эта грива всклокоченных каштановых волос. В полях было пусто, в деревнях тоже редко встречался прохожий. И только когда отряд вступил за стены замка, Лиллиана прочувствовала всю глубину своего позора. Все до последнего обитатели Оррика — ремесленники и слуги, вольные и крепостные — были одеты в свои лучшие наряды, готовясь повеселиться на пышной свадьбе дочерей старого лорда и поприсутствовать на церемонии представления нового лорда. И мало того, что ей пришлось пройти сквозь эту глазеющую толпу, — предстояло еще встретиться лицом к лицу с отцом и всеми высокородными гостями.

Гул приглушенных пересудов сопровождал процессию всадников, пока они продвигались через двор замка. Щеки Лиллианы горели лихорадочным румянцем, а в глазах блестели готовые пролиться слезы. Но она не станет плакать. Когда отряд подъехал ко входу в главную башню, она сидела, горделиво выпрямив спину и высоко подняв голову.

Отец не встречал ее у дверей, и Лиллиане оставалось только догадываться, насколько же сильно он разгневан. Зато Оделия была тут как тут, и выражение праведного негодования на ее лице больно ранило Лиллиану. Сестра и другие дамы отшатнулись с наигранным отвращением, когда рыцари с непокорной беглянкой остановились перед ними.

Лиллиана не знала, как поступить. Она уже была готова, не ожидая поддержки, соскочить с высокого боевого коня когда к ней протянулась мужская рука.

Перед ней почтительно стоял сэр Корбетт — само воплощение изысканных манер и галантности. От изумления у Лиллианы перехватило дух.

Да и все общество, затаив дыхание, ожидало, как она ответит на его жест.

Ах, как хотелось бы Лиллиане отвергнуть его помощь, отшвырнуть его руку, облить презрением этого наглеца вместе со всеми его придворными манерами. Но ей еще предстояло пройти длинный путь через злорадно-шушукающуюся толпу. Она не сомневалась, что все знают о ее неповиновении, и хотя в душе многие, весьма вероятно, не одобряли решение лорда Бартона, все были едины в убеждении, что дочь должна всегда повиноваться воле отца.

Должно быть, сэр Корбетт прочел на ее лице эти колебания, потому что он придвинулся ближе, так что его грудь коснулась ее босых ног.

— Если ты действительно хочешь быть здесь хозяйкой, ты должна пройти через испытание, которое они тебе устроили, — произнес он так тихо, чтобы только Лиллиана слышала его. — Прими мою руку, давай покажем им наше единство и сплоченность.

Она не хотела принимать его руки, не хотела вообще касаться его, или быть рядом… или показывать единство и сплоченность с ним. В долгие и утомительные часы, которые прошли в дороге, ее преследовали воспоминания о том, чем они занимались в убогой хижине пастуха. Как бы хотела она забыть о происшедшем или сделать вид, что все это ей просто приснилось, стоило лишь взглянуть на широкоплечего рыцаря, скачущего во главе отряда, как становилось ясно, что ночь в хижине была на самом деле. И ее снова охватывало странное волнение, оставляя в душе сплетение непостижимых чувств.

Сейчас, глядя вниз на его смуглое неулыбчивое лицо, Лиллиана хотела бы знать, что за мысли скрыты в глубине этих стальных серых глаз.

Она со вздохом расправила плечи, последний раз окинула взглядом ожидающую толпу и нерешительно протянула руку сэру Корбетту. Одно напряженное мгновение они не размыкали рук, как будто заключая перемирие и в то же время отчетливо осознавая ужасную враждебность… и непреодолимое влечение друг к другу.

Затем он непринужденным движением обхватил тонкую талию Лиллианы, а она наклонилась к нему, опираясь руками на его плечи. Корбетт не сразу опустил Лиллиану на землю. Наоборот, он, казалось, не спешил расстаться со своей ношей, пока у Лиллианы не заколотилось сердце. Поставив наконец девушку на землю, сэр Корбетт ловко подал ей руку, чтобы она могла опереться, и повел в парадную залу.

Убедившись, что лорда Бартона нет среди присутствующих, оба больше не удостаивали взглядом изумленное общество. Корбетт проводил Лиллиану прямо в ее комнату, всем своим видом предотвращая любые попытки помешать ему. Однако, дойдя до двери, он повернулся к ней и положил руки ей на плечи.