Мой галантный враг - Бекнел Рексанна - Страница 12

Полная решимости довести игру до конца, она посмотрела на грозного гостя. На губах у нее играла легкая усмешка.

— Вряд ли вы сумеете произвести благоприятное впечатление на леди Лиллиану.

Ответ последовал не сразу; он молчал, разглядывая ее нежно очерченный рот. Встревоженная, она отвернулась, и улыбка сбежала с ее лица.

— Как именно она отнесется ко мне — не имеет значения. Она будет повиноваться своему супругу. А теперь подойди сюда и сними с меня тунику.

Понадобилась вся ее сила воли, чтобы удержать свой гнев в узде. Сейчас ей нужно было одно: избавиться от него раз и навсегда. Только эта мысль позволила ей пересилить себя и выполнить его требование. Тем не менее ее внутреннее сопротивление было, по-видимому, достаточно красноречиво написано у нее на лице, потому что, когда она остановилась около его вытянутых ног, он усмехнулся:

— Подойди поближе. Я тебя не укушу.

Когда Лиллиана придвинулась ближе, сердце у нее забилось чаще. Его серые глаза смотрели на нее в упор, и она терялась в догадках — что за мысли бродят за их непроницаемой поверхностью. Он не пошевелился, чтобы облегчить ей задачу и, осознав бессмысленность дальнейших проволочек, она вздохнула и потянулась, чтобы расстегнуть его кожаный пояс с серебряной отделкой.

Когда она взялась за пряжку, пальцы ее задрожали и она готова была убить себя за это малодушие. Вместо того чтобы сохранять холодный и независимый вид, она трепетала, как дитя, и, что еще хуже, сэр Корбетт это видел! Расстегнув наконец пряжку, она сняла пояс с его талии и торопливо отложила в сторону.

За этим настал черед туники, и он любезно наклонился вперед, чтобы девушке было удобнее. Но если, снимая с него пояс, она просто нервничала, то сейчас, когда ей пришлось через голову стаскивать с него мягкую кожаную тунику, она растерялась вконец. Туника, словно живое продолжение своего хозяина, еще хранила тепло его тела. Лиллиана почти отбросила ее от себя, стремясь поскорее избавиться от странных чувств, которые вызывал в ней этот предмет.

Когда она заколебалась, прежде чем взяться за рубашку, он взглянул на нее, и в глазах у него вспыхнули веселые огоньки.

— Рубашку, — коротко поторопил он ее; она не шевельнулась, и тогда он усмехнулся. — Тогда сними с меня сапоги.

— Снимите сами, — отрезала она.

Он предостерегающе взглянул на нее; голос его звучал глухо и ровно.

— Может быть, лорд Бартон снисходителен с тобой. От меня этого не жди.

И снова ей пришлось собрать все свои силы, чтобы подавить вспышку ярости. Он просто заносчивый болван! И все-таки она должна играть роль служанки. Держись, приказала она себе мысленно. Скоро все будет кончено.

Скрипнув зубами, она опустилась на колени и сосредоточила внимание на его сапогах. При этом она заметила их необычный покрой: сапоги были такие высокие, что доходили чуть ли не до самого колена. Их плотная кожа оказалась удивительно мягкой.

Теперь на нем оставались только чулки, штаны и рубашка, и Лиллиана оказалась перед необходимостью выбирать. Она поднялась на ноги и попятилась. Не меняя своей расслабленной позы на скамье, сэр Корбетт приказал:

— Рубашку. Подойди, стащи ее с меня.

Лиллиана покачала головой.

— Тебе следовало бы отныне знать, что я требую повиновения от всех моих слуг и вассалов. — Лицо у него не выражало никаких чувств, и голос звучал ровно, но на Лиллиану накатила волна страха. Она вдруг пожалела, что выбрала эту опасную игру.

— Я… я не могу… — прошептала она едва слышно.

— Вернее сказать, не хочешь. — Он медленно поднялся и остановился перед ней, огромный и устрашающий. — Подойди и делай, как я говорю.

Как она ненавидела его в этот момент! Она ненавидела силу, которой он был наделен, силу, которая многократно превосходила ее собственную. Ненавидела за дерзкий способ, которым он воспользовался, чтобы сделать Оррик своим. Но больше всего она ненавидела его за ту власть, которую вскоре он получит над ней самой, став ее мужем.

Раздираемая страхом и яростью, Лиллиана приблизилась к нему. Обеими руками она взялась за кромку рубашки из тончайшего виссона и, соблюдая всяческую предосторожность, чтобы только не коснуться его самого, подтянула подол рубашки к голове ненавистного гостя.

Теперь, когда спина его обнажилась, было видно, что кожа слегка блестит от пота и, может быть, от этого могучий торс казался бронзовым в послеполуденном свете, проникающем через окна. Лиллиана закрыла глаза, не желая созерцать это зрелище. В нетерпеливом стремлении поскорее разделаться со своей омерзительной задачей, она сдернула рубашку с плеч и наконец последним рывком стащила ее через голову рыцаря. Его руки легко выскользнули из рукавов, и она сразу отступила от него, не сознавая даже, что все еще сжимает рубашку в руках.

Она знала, что он крупный мужчина, — не только из-за роста, но и из-за мощной мускулатуры. Но когда он встал перед ней, обнаженный до пояса, она была ошеломлена. Ей не часто приходилось видеть мужчин без одежды, и все же она знала наверняка, что любой мужчина мог бы позавидовать такому телосложению. Он состоял, казалось, из сплошных мышц и походил на мраморную статую, изваянную искусным резцом. Но знала она и то, что, в отличие от статуи, сэр Корбетт холодным не был.

Она не хотела смотреть на него, и все-таки невольно скользнула взглядом по широким плечам, по мощной груди с темными короткими завитками волос, по волнистым мускулам над краем штанов. Опустить глаза ниже она себе запретила. Присобранная ткань штанов прикрывала бедра, но можно было не сомневаться, что годы, проведенные в седле, сделали его ноги твердыми, как сталь, точно так же как руки окрепли от бесконечных упражнений в боевом искусстве. А узкая полоска волос, которая сбегала вниз по животу, заканчивалась у… Она вздрогнула.

— Ну как, моя невеста сочтет меня таким же привлекательным, каким, похоже, находишь меня ты?

Она резко вздернула подбородок от этой язвительной насмешки, и яркий румянец залил ее щеки.

— Вы хотите сказать, таким же отвратительным, — отрезала она.

Но, по-видимому, он пропустил ее выпад мимо ушей, потому что глаза у него потемнели и в то же время затуманились, словно от какого-то тепла, идущего изнутри.

Как зачарованная, она беспомощно наблюдала за ним. Вот дрогнул мускул у него на подбородке… Казалось, что мгновение длится бесконечно долго. Лиллиана даже задержала дыхание, словно чего-то ожидая.

Тогда, с видимым усилием, он отвернулся от нее и направился к ванне.

Она слышала, но не видела, как он снял остальные предметы своей одежды. И только тогда, когда тихий плеск возвестил, что сэр Корбетт ступил в ванну и погрузился в подогретую воду, она осмелилась повернуться.

Он лежал на спине в кованой оловянной ванне, откинув голову с закрытыми глазами на ее закругленный край. Он лежал неподвижно, и его можно было бы принять за спящего, но Лиллиана была уверена, что он полностью начеку. Он был рыцарем, хорошо обученным и закаленным, а из наставлений, с которыми ее отец постоянно обращался к отрядам своих воинов, она усвоила, что на войне человек выживает не случайно. Он может отдыхать, но при первом сигнале опасности должен мгновенно собраться, чтобы ее отразить.

Лиллиана не знала, что делать дальше. Она держала в пуках мыло и полотенца, но не могла себя заставить подойти к нему. И тогда, как бы почувствовав ее нерешительность, он заговорил:

— Теперь развяжи мою суму. Достань оттуда подобающие одежды, в которых жених может показаться своей невесте.

Напряженный тон, каким были сказаны последние слова, противоречил его свободной позе, но Лиллиана почувствовала такое облегчение, что не придала значения этому обстоятельству. Она быстро опустошила суму, из-за которой с самого начала и вышло такое ужасное недоразумение. Если не считать связки бумаг, которую она положила на кровать, там было только то, что обычно имеет при себе мужчина. Две рубашки, запасные штаны, чулки и подвязки к ним, и три красивых туники.