Билби - Уэллс Герберт Джордж - Страница 30

— Он проиграл? — спросила Мадлен.

— Бил небрежно и слишком торопился, — скромно ответил профессор.

— А потом?

— Потом он куда-то исчез, — ответил профессор, догадавшись наконец, что ее интересует.

Наступило короткое молчание. Потом миссис Гидж начала было:

— Знаете… — и умолкла.

Все вопросительно посмотрели на нее.

— Это так странно, — прибавила она.

Общее любопытство возросло.

— Наверно, об этом не следует говорить, — продолжала миссис Гидж. — А впрочем, почему бы и нет?

— Вот именно, — подтвердил профессор Баулс, и все придвинулись поближе к миссис Гидж.

— Просто невозможно было не смеяться, — сказала она. — Это так… так необычно…

— Вы о капитане? — спросила Мадлен.

— Да. Понимаете, он меня не заметил.

— Он что… пишет стихи? — Мадлен с облегчением вздохнула и развеселилась. — Так вот в чем дело! Бедняжка! Он, наверно, никак не может подыскать какую-нибудь рифму!

Но у миссис Гидж был слишком таинственный вид, — нет, пожалуй, тут дело вовсе не в стихах.

— Понимаете, я лежала там, в кустах, и кое-что записывала и… вдруг увидела его. Он спустился в ложбину и скрылся из виду. И что бы вы думали, он там делал? Ни за что не догадаетесь. Минут двадцать с этим возился.

Они терялись в догадках.

— Он играл клочками бумаги — да, да! Точно котенок опавшими листьями. Подбросит бумажку вверх, она попорхает немножко, потом спускается на землю — и тогда он на нее кидается…

— Но ведь… — начала Мадлен. И вдруг весело воскликнула: — Пойдемте, посмотрим!

Она была поражена. И ничего не понимала. Но скрывала свои чувства под веселостью, грозившей перейти в истерическое отчаяние. И даже когда под предводительством миссис Гидж они все осторожно подкрались к лощине, она не поверила своим глазам… Ее возлюбленный, ее верный раб стоял на заборе, широко расставив ноги и с трудом удерживая равновесие, а в его высоко поднятой руке трепетал листок бумаги. Так вот где скрывался тот, кто должен был, дрожа от волнения, ожидать ее в вестибюле гостиницы! Он выпустил маленькую модель, и она медленно заскользила вниз…

Ничто другое, видно, не интересовало его в эту минуту! Как будто Мадлен и на свете не было!

Но вот ухо его уловило какой-то шорох. Он быстро, с виноватым видом оглянулся по сторонам — и увидел ее, и всю компанию.

И тут произошло самое удивительное. Огонь любви вовсе не сверкнул в его глазах, и крик радости не вырвался из груди! Вместо этого он начал судорожно хватать руками воздух и с воплем «Черт побери!» самым нелепым образом грохнулся на четвереньки.

Он просто разозлился — разозлился на нее. Никаких сомнений, он был страшно зол.

Так возродившиеся любовные грезы Мадлен снова столкнулись с извечным противоречием в характерах мужчины и женщины. И на этот раз трещина была куда глубже, чем при первой ссоре.

Ее драгоценный возлюбленный, страстный поклонник и обожатель вдруг стал каким-то чужим человеком, почти врагом. Прежде чем подойти к ней, он подобрал с земли свои бумажонки, и в глазах его по-прежнему не было видно ни искорки любви. Он как ни в чем не бывало поцеловал ей руку и сказал без тени смущения:

— Какое бесконечное утро, я вас совсем заждался! Пришлось развлекаться чем бог послал.

Он был просто дерзок. И говорил таким тоном, словно имел какие-то права на нее, на ее чувства. Уж не вообразил ли он, что и она должна как-то к нему приноравливаться?!

Ну и пусть! Это не помешает ей быть очаровательной!

И во время завтрака она была так мила, что под действием ее чар он перестал топорщиться и бунтовать, от дерзости не осталось и следа, так что Мадлен даже начала сомневаться, не померещилось ли ей… Перед нею снова был ее верный раб.

Мадлен с радостью забыла разочарование, испытанное в вестибюле, и простила Дугласа, однако вскоре с неприятным изумлением заметила, что лицо у него вновь стало упрямое. Брови странно сдвинулись, и облачко рассеянности затуманило ясность восхищенного взора. Он как-то равнодушно произносил пленительные и пленяющие слова.

Тогда она решила сама взять быка за рога.

— Вас что-то мучает. Малыш? — спросила она. «Малыш» была его старая школьная кличка.

— Как вам сказать… Не то что мучает… Но… кое-что тревожит, конечно. Этот проклятый мальчишка…

— Вы даже занялись гаданием, чтобы узнать, где он? Эти клочки бумаги…

— Нет. Это ни при чем. Это… ну просто, совсем другое. Но, понимаете, мальчишка… Наверно, он может объяснить все неприятности с Магериджем. А ведь это и в самом деле неприятная история и может обернуться очень скверно…

Ужасно трудно было выразить раздиравшие его чувства. Так хотелось побыть с ней, и так хотелось поскорей отправиться в путь.

Но весь здравый смысл, все, что можно было хоть как-то высказать и что нашло выход в словах, требовало немедленно пуститься в погоню за Билби. И ей даже показалось, что он еще больше стремится от нее уехать, чем это было на самом деле.

Да, они хотели совсем разного, и это испортило прекрасный день, холодом неловкого молчания овеяло их беседы и сковывало нежные знаки внимания. Это раздражало Мадлен. Наконец, около шести часов вечера она убедила его ехать; она вовсе не против, притом у нее много дел, ей надо писать письма; и она ушла, оставив капитана в полной уверенности, что его покинули навеки. Он еще раз тщательно проверил свой мотоцикл, но тут им опять овладел ужас при одной мысли о расставании.

Ужин, поздний июньский закат и луна снова сблизили их. Почти разнежившись, Дуглас предложил новый план: он встанет завтра чуть свет, догонит и схватит Билби и ко второму завтраку вернется в гостиницу.

— Вы встанете на заре! — воскликнула Мадлен. — Летние зори — это, наверно, великолепно!

И тут ее осенило.

— Малыш! — вскричала она. — Я тоже встану на заре и поеду с вами! Да, да. Вы говорите, что он прошел не больше тринадцати миль, вот мы и захватим его тепленьким в постельке. А какая свежесть! Свежее росистое утро!

Она рассмеялась своим чарующим смехом и прибавила:

— Вот будет весело!

Ну, конечно же, она угадала все его тайные мечты и нашла чудесный способ примирения. Сначала они напьются чаю, чайник и лампу она возьмет в фургоне. Миссис Гидж одолжит ей. Мадлен даже начала напевать:

Но все ее усилия не могли побороть затаенное упрямство капитана. В ее устах их поездка расцветилась всеми красками увлекательного и забавного приключения; но холодный голос рассудка все время настойчиво шептал ему, что охота за мальчишкой сорвалась.

Пока они собирались, она все забывала и вспоминала то одно, то другое, и они выехали только в половине восьмого; он намотал это на ус, и когда она потом хлопала в ладоши или пускалась бегом — и неслась быстрее лани, — или начинала петь, он напоминал ей, что идти надо ровным шагом.

В начале второго миссис Гидж увидела, что они возвращаются. Они шли не совсем рядом, а поодаль, футах в шести друг от друга, и угрюмо молчали, точно между ними произошло какое-то решительное объяснение, и теперь им не до пустой болтовни.

До конца дня измученная усталостью Мадлен уже не выходила из своей комнаты, и капитан Дуглас тщетно искал случая поговорить с ней. На лице его выражение растерянности и горя сменялось проблесками гневной решимости, он избегал Джуди с ее деликатными вопросами и разговаривал только с Гиджем и только о погоде. Он отказался от партии в гольф с профессором — ведь он такой невнимательный игрок.

— Потому-то вам и необходимо тренироваться, — напомнил профессор.

Около половины четвертого, не сказав никому ни слова, капитан укатил куда-то на своем мотоцикле.

Мадлен не показывалась до самого ужина и появилась, сияя кружевами и улыбками; впрочем, наблюдательной миссис Гидж веселость ее показалась не совсем естественной.