Влюбленный дьявол - Казот Жак - Страница 1

Казот Жак

Влюбленный дьявол

Жак КАЗОТ

ВЛЮБЛЁННЫЙ ДЬЯВОЛ

Испанская повесть

Мне было двадцать пять лет. Я был капитаном гвардии короля неаполитанского; жили мы в своей компании по-холостяцки: увлекались женщинами, игрой, насколько позволял кошелёк, когда же не представлялось ничего лучшего, вели философские беседы.

Однажды вечером, когда мы сидели за небольшой бутылкой кипрского и горстью сухих каштанов и успели исчерпать все возможные темы, разговор коснулся каббалы и каббалистов. Один из нас утверждал, что это серьёзная наука и что выводы её вполне достоверны; четверо других - самых молодых настаивали на том, что это сплошная нелепость, источник всякого рода плутней, годных лишь на то, чтобы обманывать легковерных и забавлять детвору.

Самый старший среди нас, фламандец родом, хладнокровно курил свою трубку, не произнося ни слова. Его равнодушный, рассеянный вид среди нестройного гула спорящих голосов бросился мне в глаза и отвлёк от беседы, слишком беспорядочной, чтобы она могла представить для меня интерес.

Мы находились в комнате курильщика. Наступила ночь, гости разошлись, и мы остались вдвоём - он да я.

Он продолжал невозмутимо курить свою трубку, я сидел молча, облокотившись на стол. Наконец, он прервал молчание.

- Молодой человек,- обратился он ко мне,- вы слышали, как они тут шумели. Почему вы не приняли участия в споре?

- Я предпочитаю молчать, нежели соглашаться или не соглашаться с тем, чего не знаю; а ведь мне даже неизвестно, что значит слово "каббала".

- Оно имеет несколько значений,- заметил он,- но сейчас речь идёт не о них, а о сути дела. Верите ли вы в существование науки, способной превращать металлы и подчинять духов нашей воле?

- Я ничего не знаю о духах, даже о своём собственном, кроме того, что верю в его существование. Что до металлов, то я знаю, сколько стоит золотой в игре, в трактире, в прочих местах, но не могу с уверенностью сказать ничего относительно природы тех и других, об изменениях и воздействиях, которым они могут быть подвержены...

- Мой юный друг, мне нравится ваша неискушённость, она стоит больше, чем умствования остальных; по крайней мере, вы не впадаете в заблуждение, и если даже не обладаете знаниями, то во всяком случае способны их приобрести. Ваш характер, ваша искренность и прямота мне нравятся. Мне известно кое-что сверх того, что знают прочие люди. Поклянитесь честью строго хранить тайну, обещайте вести себя благоразумно - и я возьму вас в ученики.

- Ваше предложение, дорогой Соберано, очень меня радует. Любопытство моя главная страсть. Признаюсь, я никогда не питал особого интереса к нашим обычным наукам; они всегда казались мне слишком ограниченными, я предчувствовал, что существует некая высшая сфера, куда я надеюсь проникнуть с вашей помощью. Но где ключ к той науке, о которой вы говорите? Судя по словам наших товарищей, сами духи являются нашими наставниками; можно ли вступить с ними в сношения?

- Вы сами ответили на свой вопрос, Альвар. Самостоятельно мы не можем научиться ничему. Что же касается сношения с миром духов, то я готов представить вам бесспорное доказательство.

Сказав это, он докурил свою трубку, три раза постучал ею об стол, чтобы вытряхнуть со дна остатки пепла, положил её на стол подле меня и произнёс громким голосом: "Кальдерон, возьми мою трубку, зажги её и принеси мне".

Не успел он вымолвить эти слова, как трубка исчезла и вернулась вновь уже зажжённой, прежде чем я мог отдать себе отчёт, как это произошло, или спросить, кто такой этот таинственный Кальдерон, к которому было обращено приказание. Мой собеседник возобновил своё прежнее занятие и некоторое время продолжал курить, наслаждаясь не столько табаком, сколько моим изумлённым видом. Затем он встал со словами: "Завтра я на дежурстве, мне нужно отдохнуть. Ложитесь и вы; будьте благоразумны, и мы с вами ещё увидимся".

Я ушёл, снедаемый любопытством, сгорая от нетерпения поскорее узнать всё то новое, что посулил мне Соберано. Мы встретились на другое утро, виделись и в последующие дни; я был всецело поглощён одной страстью и следовал за ним, как тень. Я засыпал его вопросами; он либо уклонялся от ответа, либо отвечал загадочно, как оракул. Наконец я спросил его напрямик, какой религии придерживаются его единомышленники. "Естественной религии",гласил его ответ. Он посвятил меня в некоторые подробности; его взгляды отвечали скорее моим наклонностям, нежели убеждениям, но желая добиться своего, я старался не противоречить.

- Вы повелеваете духами,- говорил я ему,- я хочу, как и вы, вступить с ними в сношения, я хочу этого, хочу!

- Вы чересчур торопитесь, друг мой, вы ещё не прошли искуса, не выполнили ни одного из условий, которые позволяют нам без риска приблизиться к этой высшей ступени...

- И долго ещё мне ждать?

- Года два, быть может.

- Тогда я отказываюсь от своего намерения! - воскликнул я.- За это время я умру от нетерпения. Вы жестоки, Соберано, вы не представляете себе, какое неудержимое желание вы зажгли во мне. Я сгораю от него...

- Мой юный друг, я считал вас более благоразумным. Вы заставляете меня трепетать за вас и за себя. Как! Неужели вы рискнёте вызвать духов, не будучи к этому подготовленным?

- Да что же может со мной случиться?

- Я не говорю, что с вами обязательно стрясётся что-нибудь дурное. Если духи имеют власть над нами, то виной тому наша собственная слабость и малодушие. На самом же деле это мы рождены властвовать. над ними...

- О, я буду властвовать...

- Вы - человек горячий. А что если они напугают вас, если вы потеряете голову...

- Если всё дело в этом,- пусть только попробуют!

- Ну, а если перед вами окажется сам сатана?

- Я отдеру за уши самого князя тьмы...

- Браво! Если вы так уверены в себе, можете рискнуть, обещаю вам свою поддержку. В пятницу приходите ко мне обедать, у меня будут ещё двое друзей, и мы доведём это дело до конца.

Разговор происходил во вторник. Никогда ещё ни одного любовного свидания я не ждал с таким нетерпением. Наконец, желанный день наступил. У своего друга я застал двух гостей с мало располагающей внешностью. Мы сели за стол. Беседа вертелась вокруг незначительных предметов. После обеда кто-то предложил совершить пешую прогулку к развалинам Портичи. Мы отправились туда. Обломки величественных памятников, разрушенных, разбросанных, поросших терновником, пробудили несвойственные мне мысли. "Вот какова власть времени,- думал я,- над плодами человеческой гордыни и искусства". Мы всё больше углублялись в этот лабиринт развалин, пока наконец не добрались почти ощупью до места, куда не проникал ни один луч света извне и где царил полный мрак.

Соберано вёл меня за руку. Внезапно он остановился, я - вслед за ним. Один из наших спутников высек огонь и зажёг свечу. При её слабом свете я увидел, что мы находимся в обширном помещении, примерно в 25 квадратных футов, с высоким, довольно хорошо сохранившимся сводчатым потолком и четырьмя выходами. Мы хранили глубокое молчание. Тростью, на которую он опирался во время ходьбы, мой приятель начертил круг на песке, тонким слоем покрывавшем пол пещеры, и, вписав в него какие-то знаки, вышел из круга.

- Вступите в этот круг, мой юный смельчак,- сказал он мне,- и не выходите, пока не увидите благоприятных знамений.

- Объяснитесь точнее: каковы должны быть эти знамения? Когда я смогу выйти?

- Когда всё покорится вам. Но если до этого под влиянием страха вы совершите какой-нибудь ложный шаг, вы можете подвергнуть себя серьёзной опасности.

Тут он назвал мне формулу заклинания, краткую, настойчивую, содержащую слова, которых я никогда не забуду.

- Произносите это заклинание твёрдым голосом,- сказал он,- трижды отчётливо назовите имя Вельзевула, а главное, не забудьте, что вы обещали проделать с ним.