Операция «Немезида» - Утолин Константин Владимирович - Страница 15

Настя забирала энергию у людей. Совершенно непроизвольно, не чувствуя этого. В ее школе чаще болели ученики, а те учителя, кто подсознательно ощущал исходящую от девочки опасность, увольнялись. Счастье, что Настя не попалась на глаза какой-нибудь бабке-колдунье, которая рассказала бы всем, чем может обернуться общение с этой девочкой. А уж чем грозит ссора… Окажись Настя слабым, не приспособленным к Жизни в коллективе ребенком, начни кто-нибудь в классе ее травить — дело могло кончиться для обидчика не просто болезнью, а смертью. Как бы сумел Гасымов объяснить это девочке? Каково было бы ей узнать о себе правду, почувствовать себя убийцей?

А ведь действительность тоже не радовала. Многого плохого не служилось, но совсем без последствий Настины таланты развиваться не могли. Отец, офицер спецназа ГРУ, погиб на Кавказе, мать вскоре начала встречаться с другим мужчиной. Гасымов легко мог себе представить, как тяжело женщине было возвращаться домой, — ведь Настя наверняка ревновала, тянула из матери энергию все сильней… Счастье, что она все-таки добрая девочка, не возненавидела мать. А та наконец ушла насовсем, перестав даже вспоминать о ребенке… Жестокий поступок, плохой, но ведь только он мать Насти и спас. Зато обреченной оказалась бабушка.

Теперь у Насти остался только один объект любви. Только к бабушке она тянулась — и одновременно забирала из нее энергию. Девочка и не подозревала, что это она сама за несколько месяцев довела старушку до ракового заболевания. Теперь бабушка находилась в больнице, медленно умирая и радуясь каждому визиту внучки. И каждый ее приход приближал смерть… Маг. не контролирующий себя, не знающий своей силы, почти всегда становится убийцей.

Прежде всего Гасымов «накачал» старушку энергией. Сам, без разрешения Братства — нужно было спешить. Пока еще Настя не сможет сказать «я убила». Хотя осталось лишь несколько месяцев, большего не добиться даже лучшим магам… Даже Насте, если бы она сумела за столь короткий срок поставить под контроль свои таланты.

— Как же с ней говорить-то, с бедным ребенком?.. — прошептал Гасымов.

— Вот он, бежит! — вскинулся Сергей. — Аркаша, ну ты ж сказал, что на минутку!

— Минутку и не было меня, — хмурый Чиркин, водитель, подошел к старшему. — Пора? Рановато вроде.

— Едем, — кивнул Гасымов. — Лучше там подождем.

Каждый вечер их машина стояла под окнами блочной многоэтажки. Наблюдение продолжалось весь день — Настю охраняли в самом прямом смысле этого слова. Но именно вечерами Гасымов настраивал свои приборы, целясь антеннами в тускло светящийся прямоугольник окна. Когда еще Алферьева наконец разрешит контакт… Но работать можно начать уже сейчас. Еще несколько таких вечеров, и Гасымов будет знать о девочке почти все.

А еще ему было просто спокойнее, когда Настя была рядом.

— Как-то там наш самородочек?.. — пробормотал Гасымов, закрываясь воротником от холодного ветра. — Как-то там наше сокровище?..

— Василий звонил час назад, — доложил Борис. — После школы почти весь день была в больнице, там же и уроки сделала. В квартиру вошла в восемнадцать ноль семь. Смотрела передачу какую-то по телевизору, а потом…

— Ладно, ладно, — отмахнулся Гасымов. — Главное, что все в порядке. Пока все в порядке.

Тяжелее всего Насте было в зимние выходные. В школу идти не нужно, в больнице у бабушки долю не просидишь, там просто пахнет смертью, это очень тяжело. Час-другой в будни еще ладно, а вот в выходные, когда там становится больше посетителей, и у всех такие несчастные лица… Насте и самой было невесело, бабушка умирала. Но ведь нельзя постоянно печалиться? Лучше вообще поменьше думать о будущем, которое, похоже, приведет ее в детский дом — мать уехала с новым мужем из города, не оставив адреса.

Остаток короткого дня Настя потратила бы на прогулку, но уж очень в ту субботу оказалось холодно. Забежала к паре подружек, но они оказались заняты, сделала крюк, чтобы пройти мимо больницы, но зайти второй раз не решилась. Так и приплелась Настя домой — в холодную, пустую двухкомнатную квартиру. Хотелось сходить в кино, но лишних денег у них с бабушкой не водилось, а те, что старушка все-таки выделяла на развлечения, Настя уже потратила в начале месяца.

— Пришла? — Варвара Михайловна, соседка, появилась, как всегда, неожиданно. Она зимой и летом расхаживала в обрезанных валенках, что делало ее походку совершенно неслышной. — Как бабуля?

— Баба Маша привет передает, говорит, сегодня получше.

— Вот будет потеплее, выберусь к старой подруге… — Не спрашивая разрешения, Варчара Михайловна вошла, прошлась по комнатам. — Давно убиралась-то?

— Вчера.

— А тут? — старуха провела пальцем по старенькому серванту. — Пыль-то не стерла? Давай-ка как следует займемся, неси тряпку.

Настя, стиснув зубы, вышла на кухню. Варвара Михайловна считала себя обязанной приглядывать за девочкой, и ответственность такую возложила на себя от чистого сердца. Вот только выражались ее добрые намерения в основном в таких вот «кавалерийских наскоках», когда вечер превращался в длинную уборку, сопровождаемую скучными рассказами о колхозном детстве. И ладно бы это было все — так нет, потом Варвара Михайловна останется пить чай до поздней ночи или вообще утащит Настю к себе.

Девочку буквально разрывали противоречивые чувства к соседке. С одной стороны, Варвара Михайловна старушка добрая, и в самом деле хочет помочь. Если понадобится, то и взаймы даст до бабушкиной пенсии. Но Настя считала себя уже достаточно взрослой, чтобы самой решать, когда убираться и как часто вытирать пыль. Правда, в этот раз просто забыла… И бесконечно повторяющиеся истории про живущих где-то под Ярославлем родственников Варвары Михайловны слушать не хотелось. Вот выпроводить бы ее, сказать, что устала и спать хочется! Но нехорошо, старушке одиноко. Да и бабушка наказала слушаться соседку.

— А уроки сделала? — вдруг вспомнила Варвара Михайловна. — Дневник-то покажь!

— Я бабушке ношу расписываться, — не сдержала резкой нотки в голосе Настя. — И уроки в больнице обычно делаю.

— Бабушка бабушкой, а дневник-то, говорю, покажь! — заупрямилась соседка. — Не перечь.

— Я не перечу, — глухо отозвалась Настя, орудуя тряпкой. — Просто бабушка дневник уже видела. Все у меня в порядке в школе, как обычно.

— Девка, ты глухая, что ль? — Варвара Михайловна уперла руки в бока и повысила голос. — Дневник неси! Или я сама твой портфель перетрясу!

Отчего-то именно этот «портфель» с ударением на первый слог окончательно вывел Настю из равновесия. Она даже сама удивилась, как быстро накатила волна злости, будто все это раздражение только ждало момента, чтобы куда-то выплеснуться.

— Что вы кричите на меня?! В дом вошли без приглашения, командуете тут! Я же сказала: все в порядке!

— Ты, сопля, не смей так говорить со мной! — Варвара Михайловна из всех живущих в подъезде старушек была самой громогласной и всегда готовой к сварам. Она даже немного скучала без них. — А ну тащи портфель, пока я тебе уши не надрала! Еще Марии все про тебя выскажу, вот я дойду, как морозы кончатся, я ей все про тебя, малявку, расскажу!

— Что это вы про меня расскажете?! — Настя чувствовала, что становится будто бы чуточку другой. Более свободной и сильной, не обязанной никому ничем. Не обязанной быть доброй и вежливой, честной и бедной. Не обязанной проводить дни в больнице, пропахшей смертью и лекарствами, а вечера — слушая истории выжившей из ума соседки. Не обязанной быть достаточно сильной, чтобы не думать о погибшем отце и бросившей ее матери. — Расскажете, может, что тут пыль плохо вытираю?!

— Ах ты, малявка! На горло меня взять хочет, вы только поглядите!

Варвара Михайловна всплеснула руками и обвела взглядом комнату, будто бы полную зрителей. Она не слишком-то сердилась, относясь к тем людям, что и загораются и тухнут быстро, словно спички. Но кричать на себя всякой мелюзге Варвара Михайловна не позволит. Все будет так, как она решила!