Не верь, не бойся, не проси или «Машина смерти» - Устинов Сергей Львович - Страница 52

— Ну хватит, — произнес он с мягкой улыбкой. — Я все-таки здесь хозяин, невежливо обижать гостей. Уравниваю.

Одновременно его руки веером выкладывали на сукне карты: три туза. Вместе с тем, что у крупье, выходило четыре. Тузовое каре.

— Ну что вы, что вы! — еще любезней возразил Стрихнин, у которого как по мановению волшебной палочки вдруг перестали трястись щеки и гореть глаза. — Какие обиды, играть с вами — одно сплошное удовольствие!

С этими словами он аккуратненько, карточку к карточке, разложил на столе свою флешь-рояль.

В течение какого-то времени я боялся, что Барина хватит удар. Во всяком случае, в его лице разом проявились все лучшие черты наших ранее сошедших с дистанции соперников: он дико побледнел и страшно выкатил глаза. Ни от благородного барства, ни тем паче от интеллектуальности не осталось и следа: беднягу перекосило от злобы. Я уже прикидывал, каким путем лучше сделать отсюда ноги, когда услышал ангельский голос Стрихнина:

— Прикажете получить?

Барин встал, его маленько пошатывало. Полагаю, он был потрясен не столько суммой проигрыша, сколько самим фактом. Какой-то фрей публично обул его в собственном, так сказать, доме! Но в том мире, где они со Стрихнином проживали, карточные долги, насколько я был наслышан, в иерархии жизненных ценностей квартировали где-то у самой вершины.

— Иди принеси, — кинул он сквозь зубы банкомету и, когда тот скрылся за дверью расположенного рядом служебного помещения, перевел тяжелый взгляд на Стрихнина:

— Катала?

— Да нет, любитель, — с ясными глазами ответил тот.

— Ну вот что, любитель, чтоб я тебя больше здесь не видел, — произнес Барин таким тоном, что лично у меня мурашки двинулись по спине широким фронтом.

Стрихнин, однако, уже не смотрел в его сторону, его глаза с нежнейшим выражением были прикованы к лысому банкомету, выходящему из подсобки с большим свертком. Стрихнин даже руки протянул ему навстречу, но тут начали происходить события, которые заставили всех оторваться даже от денег.

На противоположном краю казино возник и стремительно разгорался скандал. Некто, вероятно, недовольный то ли проигрышем, то ли поведением крупье, орал что-то во весь голос. Но уже в следующее мгновение ему, как видно, показалось недостаточным выказывать возмущение посредством лишь голосовых связок и он, для пущей наглядности, резким движением опрокинул стол. По ковру во все стороны покатились фишки, послышался сочный звук первой оплеухи. В сумеречном освещении трудно было разглядеть подробности, но двух добрых молодцев, натасканно рванувших от входа в самую гущу событий, не увидеть было невозможно. Наверное, это должно было стать их звездным часом — за то и зарплату получают. Но не стало. Два давешних стриженых бандита выскочили наперерез так прытко, будто им в жизни нечего было терять, кроме своих цепей. В руках у них блеснули ножи, один из молодцев упал, другой успел сдать назад, но тут же получил удар по затылку и тоже оказался на полу. Над ним с короткой дубинкой в кулаке стоял Каток. Все-таки это был он.

Не вызывало сомнений, что происходит нечто хорошо спланированное. Я кинул взгляд на Барина и увидел, что он, похоже, того же мнения: неизвестно откуда в его руке появился пистолет. Но этой ночью ему уж как пошло не везти, так и продолжало: выстрелить он не успел. В дверях, столь легкомысленно оставленных без всякой охраны, появились один за другим сразу трое или четверо в масках и с автоматами. Первый же из них всадил короткую очередь Барину в живот — уже падая на пол, я увидел, как тот сгибается пополам на манер тряпичной куклы, потерявшей поддержку кукловода. Остальные принялись стрелять в потолок. Визжали женщины, от канделябров со звоном рикошетили пули, в разные стороны летели осколки хрусталя и лепнины.

Активно работая локтями и коленками, я, стараясь как можно меньше возвышаться над уровнем пола, галопом понесся к выходу. За спиной осталось уже две трети дистанции, когда где-то подо мной, наверное, в трюме судна, ужасно рвануло, и сразу пол вздыбился — слава Богу, в противоположную от дверей сторону, так что оставшийся до цели отрезок пути я проделал хоть и кувырком, зато очень быстро.

Трудно передать словами, что творилось на палубе. Еще мгновения назад чинная и расфуфыренная, а теперь совершенно потерявшая человеческий облик публика озверело прорывалась к сходням. В воздухе висели остервенелый вой и матерные вопли. Один за другим люди падали с хлипкого трапа в темную маслянистую воду, их крики о помощи тонули в грохоте выстрелов. Но самое страшное, похоже, еще только начиналось: двое или трое в черных масках, не обращая внимания на царившую кругом панику, деловито били стекла иллюминаторов, плескали из канистр внутрь казино. Отчетливо пахло бензином. Не надо было быть семи пядей, чтобы допереть, каким будет следующий акт. Прикинув на глаз расстояние до берега, я вскочил на поручни, что есть силы оттолкнулся и прыгнул. Нельзя сказать, что гранитная набережная с нежностью приняла меня в свои объятия — я со всего маху боком грохнулся на шершавые камни. Но все-таки это была твердь, и главное, твердь очень своевременная.

За моей спиной полыхнуло в полнеба, кругом сделалось светло как днем. Опять что-то рвануло в трюме, и, обернувшись, я увидел, как бывший речной трамвайчик накренился еще больше и начал медленно уходить под воду. Все это напоминало картину «Пожар в бардаке во время наводнения». На моих глазах одна из проституток, сорвав с себя черное платье и оставшись в чем мать родила, вспомнила, видать, комсомольскую юность и эффектно сиганула ласточкой. Другие посетители казино не так красиво, но тоже один за другим валились в реку. «ЗОЛОТО МИРА», нещадно чадя, уходило на дно. Если я правильно понимал смысл происходящего, Рикошет со товарищи сполна расплатился с Барином за смерть Ступы.

Оказываясь на берегу, игроки немедленно разбегались в разные стороны. Похоже, в свидетели поджога никто не рвался. Как, впрочем, в Общество спасения на водах и в добровольную пожарную дружину. Ожила, засветилась огнями, зарычала моторами автостоянка. Прибыв сюда одной из последних, моя «копеечка» стояла, по счастью, с самого краю. Скорым шагом направляясь к ней, я уже на ходу доставал из кармана ключи, как вдруг замер, внезапно пораженный стыдом и тревогой: где Стрихнин?

Черт побери, да ведь я потерял его из виду в ту самую секунду, как ворвавшиеся бандиты начали поливать из автоматов! Какая же я скотина, трусливая и эгоистичная! Повернув обратно, я бросился в сторону причала. Глаза напряженно искали моего напарника по сегодняшним приключениям в толпе темных фигур, мечущихся на фоне пожарища, но все безрезультатно. И вот, когда я уже совсем отчаялся, подозревая самое худшее, кто-то сзади крепко ухватил меня за рукав и знакомый голос с явным облегчением произнес:

— А ну быстро, сарынь на тачку!

Через полминуты мы уже мчались по набережной, прижимаясь к обочине, чтобы пропустить с ревом несущиеся нам навстречу пожарные машины. Видимых повреждений на Стрихнине не имелось, зато от него остро пахло бензином и гарью, лицо и роскошный костюм были кое-где испачканы сажей, а под рубашкой что-то оттопыривалось. Когда мы отъехали подальше от места происшествия, он сунул руку за пазуху, извлек оттуда для моего обозрения объемистый пакет и сообщил:

— Лысый, падла, хотел уйти с моим гальем. Пришлось его мокнуть.

Руль от испуга дернулся в моих руках, «копеечка» чуть не вылетела на тротуар.

— Да не в смысле — замочить, — успокоил меня Стрихнин, — а в прямом смысле.

Я потребовал объяснений, и он, поначалу продолжая путаться в дебрях семантики, объяснил:

— Я, понимаешь, пригрозил его окунуть... Ну, не в смысле ментам сдать, а в смысле — в речку... А он труханул — в смысле испугался. И тогда мы с ним махнулись не глядя: мне капуста — ему спасательный круг...

Поздравив его с удачей, я поинтересовался:

— Что теперь будешь делать?

— Куплю себе домик на берегу Средиземного моря, — ухмыльнулся он. — И буду там кайфовать, как Алексей Максимыч Пешков.