Тайный советник вождя - Успенский Владимир Дмитриевич - Страница 1

Успенский Владимир

Тайный советник вождя

НЕОБХОДИМОЕ ПОЯСНЕНИЕ АВТОРА

Книга эта серьезна, сложна, в чем-то даже противоречива на первый взгляд, поэтому читателю придется смириться с некоторыми авторскими пояснениями. Когда вышел в свет мой роман-эпопея "Неизвестные солдаты", самый уважаемый наш современный литератор Михаил Александрович Шолохов дал мне рекомендацию для вступления в Союз писателей СССР. Потом мы обменивались письмами, телеграммами. Я отправил своему Учителю большое послание, в котором весьма нелестно отзывался о мемуарах генерала С. М. Штеменко "Генеральный штаб в годы войны", упрекал автора не столько в фактических огрехах, сколько в стремлении всеми силами скрыть ошибки, просчеты И. В. Сталина и свои собственные. Ради этого генерал использовал малопочтенные способы: умалчивание, передержку, однобокий показ людей и событий. И говорилось в моем послании, что к каким бы ухищрениям ни прибегал Штеменко, а правда только одна, рано или поздно все тайное станет явным.

Резкое было письмо. А Михаил Александрович ответил мне так:

"Дорогой Успенский!

Правда-то одна, но ее нет ни в рецензируемой тобой книге, ни в самой рецензии… С одной стороны — желание обелить, с другой очернить.

Я вовсе не за «золотую» середочку, но холодная объективность нужна в обоих случаях. В одном только ты прав: книга Штеменко рассчитана на обывателя (в том числе и военного), и очень жаль, что автор висел над редакторами, а не наоборот!

Обнимаю. М. Шолохов.

21.4.69 г. Вешенская."

Вот тогда и созрело у меня решение с "холодной объективностью" разобраться в том, что связано с жизнью и деятельностью выдающегося человека нашей эпохи — Иосифа Виссарионовича Сталина. Ну и взялся за это.

Мне было трудно, очень трудно, особенно в то время, которое называем теперь периодом застоя, когда все, что было связано с именем Сталина, хранилось за семью печатями, когда сам писательский интерес к этой теме вызывал раздражение и подозрение властей предержащих. Работал я без всякой моральной и материальной поддержки, на свой страх и риск, ради дела отказывая себе во многом. Разыскивал, собирал почти исчезнувшие крупицы прошлого, сопоставлял их, обдумывал, пускался на всякие ухищрения, чтобы добыть необходимые материалы.

Помог случай. А может быть, и не случай, а закономерность. Давно известно: когда очень хочешь, когда неотвратимо хочешь и стремишься к чему-либо, тебе поможет даже враг. И уж тем более помогут друзья, единомышленники.

Я искал нужные мне сведения, нужных людей, а в то же время кто-то искал и меня.

***

Все началось, как в заурядном детективе, — с телефонного звонка. Многие писатели в первой половине дня к телефону не подходят, не отрываются от стола — рабочее время. Но я был не особенно занят и снял трубку.

— Товарищ Успенский?

— Да.

— Меня зовут Николай Алексеевич

— Здравствуйте. — Говорил явно старик: с хрипотцой и придыханием.

— Здравствуйте.

— Мне очень нужно с вами увидеться.

— По какому поводу?

— Не будем вдаваться в подробности. Вопрос такой, что его не следует обсуждать по телефону.

Да, конечно, это был очень пожилой человек, каждое слово давалось ему с трудом. Говорил он сдержанно, без эмоций. В голосе, однако… этакая командирская нотка. Едва заметная, правда, но все же… Генерал? С военными людьми мне часто доводилось тогда встречаться.

Помедлив, я поинтересовался:

— Не по поводу ли военных мемуаров?

— Слишком важный вопрос, — повторил старик и добавил чуть тише: — В свое время мне советовал обратиться к вам генерал-полковник Белов.

— Он умер.

— Да, к сожалению, Павел Алексеевич скончался в декабре шестьдесят второго года, — старик назвал точную дату.

С этого момента дело получило совсем другой оборот. Фамилия Белова надежный пароль. Очень большое место занимал Павел Алексеевич в моей судьбе, очень дорога мне память о нем. Если читателю захочется узнать и понять, почему и как переплелись наши пути, каким образом это отразилось на моей жизни — пусть познакомится с книгой "Поход без привала", которая выпущена Воениздатом в 1979 году, а до этого (сокращенный вариант) печаталась в журнале "Наш современник". Все, связанное с Беловым, для меня свято.

— Когда и где? — спросил я. Ответ был обдуман заранее:

— Поворот с Рублевского шоссе в Кремлевскую больницу знаете?

— Разумеется. (Еще бы не знать: я живу на Рублевском шоссе. Значит, не только телефон, но и адрес мой известен этому Николаю Алексеевичу. Впрочем, он мог найти его в справочнике Союза писателей СССР.)

— Остановка сто двадцать седьмого автобуса, если ехать из города.

— Понятно.

— Пройдите сто метров дальше по тропинке параллельно шоссе. Жду вас сегодня в двадцать один ноль-ноль.

— Условились.

— Спасибо. — В трубке раздались короткие гудки.

Признаюсь, этот не совсем обычный разговор не только заинтриговал, но и насторожил меня. Свидание вечером на лесной тропинке? Не розыгрыш ли? Но ведь назван Белов, да и голос слишком серьезен… На всякий случай надо захватить кого-то с собой, не объясняя подробностей. Пусть наблюдает издали. В то время в Москве находился мой надежный товарищ, приехавший с другого конца страны. Я позвонил ему в гостиницу и предложил совместить приятное с полезным — прогулку с беседой. Он согласился и, сам не зная того, стал свидетелем одной из самых важных встреч в моей жизни.

Отправляясь на свидание, я думал о том, что скорее всего услышу обычную просьбу: помочь в работе над воспоминаниями. Люди определенного круга знали, что я не только писатель, но историк по образованию, военный историк по призванию. Много раз осуществлял так называемую "литературную запись" мемуаров. А проще говоря, садился и писал книгу за "бывалого человека", используя собранные им документы, его наброски, устные рассказы. Такую работу проделал я с одним высокопоставленным государственным чиновником, с одним полковником, с пятью генералами и, двумя маршалами. Разными они были. С некоторыми, наиболее образованными и умными, работали совместно, а один генерал оказался настолько безграмотным, что не мог письменно изложить ни факты, ни самые элементарные мысли. Пришлось «изображать» за него все, от начала и до конца. Благо основные документы были под рукой.

Соглашаясь на такую полутворческую работу, я руководствовался прежде всего не заработком, а ценностью материала, вкладывал свой труд лишь в те опусы, которые обогащали меня. Беседуя с "бывалыми людьми", изучая их личные архивы (при подобной совместной работе люди раскрываются полностью), узнавал такие подробности событий, о которых даже сами мемуаристы не хотели упоминать в своих книгах. А рассказывали охотно, понимая, что иначе эти сведения уйдут вместе с ними. Ведь в государственные архивы попадают далеко не все бумаги. Кроме того, архивы можно подчистить в угоду тем или иным руководителям. А из свидетелей, из участников событий не «вычистишь» то, что они видели, что сами творили!

Итак, солнце еще не скрылось за горизонтом, когда я вышел из дома и вместе с товарищем направился к месту встречи. Расстояние-то: прогуляться тридцать минут. Было это в мае, когда деревья уже оделись листвой и погода стояла ровная, теплая, с долгими светлыми зорями.

Точно в назначенное время свернул на тропинку и увидел человека, сидевшего, подстелив газету, на стволе поваленного старого дуба. Не сразу он заметил меня, и в течение нескольких секунд, приближаясь, я имел возможность разглядывать его. Китель цвета хаки с отложным воротничком и накладными карманами, какие носили еще до войны, был несколько великоват ему, особенно ворот: похудел, усох, значит, старик. Брюки-галифе заправлены в хромовые сапоги с узкими голенищами. Наверное, нелегко в таком возрасте наклоняться, натягивать сапоги, но привычка, как говорится, — вторая натура. Или сырости опасался в весеннем лесу?