Невероятные путешествия - Урбаньчик Анджей - Страница 16

Пораненная левая рука оставляла кровавую полосу, окрашивая воду вокруг и отмечая пурпуром мой след. Куда девался Длинный Том? Я задавал себе этот вопрос, думая одновременно и о других чудищах, замеченных вчера, которым достаточно было раз хлопнуть пастью, чтобы отхватить мне ноги.

Я перевернулся на спину, чтобы немного отдохнуть. Сказал себе: никаких рывков, хорошенько осмотреться, прежде чем сделать следующее движение. Нужно следить за канатом, натягивающимся в такт движениям плота.

Никаких рывков. Тянуть осторожно, как будто ведешь рыбу. Нужно плыть, работая ногами, чтобы уменьшить нагрузку на канат. Перехватывая его руками, не форсировать темпа. Снова перевернуться на спину, чтобы передохнуть, и потом взяться за дело, не глядя на плот…

Перехват за перехватом, еще небольшая передышка. Левая рука онемела; работай ногами, Уилл, не переставай двигаться вперед. Поднятый волною плот высился надо мной. Прежде чем соскользнуть с волны, он застыл на мгновение. Напряжение канатика ослабело. Я быстро воспользовался этим. Продвигаться вперед. Спокойно.

Я добрался до очень изношенной части канатика, перетертого в этом месте больше чем наполовину. На борту у меня были новехонькие канаты, купленные в Нью-Йорке, но что толку думать о них сейчас…

Внезапно я почувствовал себя ужасно тяжелым, но не мог отпустить канат, чтобы избавиться от свитеров и фланелевой рубашки, ведь левой, покалеченной рукой я и пошевельнуть не мог.

Еще раз позволил себе отдохнуть, при этом я был так близок к моей цели, что слышал, как ударяют в нее волны и вода плещется меж бревен. Прошел еще один, очень ветхий участок каната. Но ведь выдержал же он тяжесть акулы. Теперь канат шел наискось вверх, к кормовым, поперечным бревнам, до которых было всего лишь несколько метров. Я быстро ухватился за край металлического рулевого пера, потом за его цепь и стал пядь за пядью подтягиваться на край бревен туда, откуда был стянут акулой. Спасен! Я лег неподвижно на живот, отдыхая на омываемом волнами, покрытом водорослями бревне. Кружилась голова. Плот сделал поворот, и я почувствовал, что он развернулся в обратном направлении. Ухватившись за цепь руля, я взобрался на палубу. Мики была уже возле меня…»

Уиллис отдохнул, сшил покалеченную руку, подкрепился кофе и записал происшествие в бортовой журнал.

Через три недели после старта, 15 июля, наступил переломный момент в экспедиции. В тот день плот достиг 3° южной широты и, попав в поток южно-экваториального течения, двинулся под порывами пассата на запад, к Самоа.

Вычисленная долгота составляла 93° 30' W. Только теперь перед «Семью маленькими сестрами» открылись безбрежные просторы океана с его обилием дельфинов, летающих рыб и кружащих над плотом птиц с далеких Галапагосских островов.

Летающие рыбы обогатили скромное меню мореплавателя и стали чуть ли не единственной пищей для Мики.

С той минуты, что плот оставил порт, его курс не пересекло ни одно судно. Начало сказываться одиноче-стьэ…

Уиллис взял с собой на плот несколько книг, подаренных друзьями, однако никогда не читал их. Если погода была скверной, он все время проводил на палубе, напряженно работая. Если же океан был тих и белые облака медленно проплывали над его голубыми просторами — созерцание их было для мореплавателя наилучшим отдыхом.

На следующий день, 16 июля, ветер стал крепчать. Уиллис не покидал штурвала часами, вслушиваясь в свист вихря и грохот ударяющих по плоту волн. Лишь иногда мчался на нос возиться с парусами — то была чрезвычайно тяжелая борьба, ибо плавание на плоту, более сложное, чем на яхте, требует по крайней мере нескольких пар рук.

А океан все пытался смыть с палу бы тщательно закрепленные предметы. Ко всему еще добавлялись заботы о клетке с попугаем, мяукающей кошке и обессиливающая усталость. Так проходили дни и ночи: в напряжении нервов и мышц, в непрерывной борьбе с превратностями стихии. Наконец шторм утих…

На первом этапе путешествия связь с сушей не была столь необходимой. Но когда остались позади Галапагосские острова, функционирование радиопередатчика стало для Уиллиса вопросом жизни или смерти. Мореплаватель весьма экономно распоряжался запасами, и то, что он был вынужден ограничиться сырыми продуктами — обе керосинки не хотели работать, — не пошло ему на пользу. Правда, вначале организм Уиллиса хорошо переносил трудности, в том числе скудное питание, но вскоре напомнил о своих потребностях. В один из дней Уиллис почувствовал внезапную боль в области желудка, боль, которая не уменьшалась в течение часов и была необычайно острой. Не помогали никакие лекарства. Уиллис лежал, стонал от ужасной боли и никак не мог доискаться причины недомогания. Боль нарастала, и единственное, что ему оставалось, это регулярно проглатывать порцию соды. Кроме болей, не было никаких иных симптомов заболевания. Наступила ночь, холод которой не принес ожидаемого облегчения. Ветер усилился, и плот самостоятельно плыл на запад — одинокий, вдали от судоходных линий, с опущенным гротом, неся только фок и бизань…

Последним усилием воли мореплаватель дотащился до радиопередатчика и отправил в эфир отчаянный призыв: «SOS, SOS, SOS, …мои координаты… 3° 36' южной широты и 95° 31' восточной долготы. SOS, SOS, SOS… я 7 HTAS…».

Однако никто не спешил на помощь, и Уиллис в течение нескольких дней лежал в полубессознательном состоянии, ожидая смерти или избавления, в то время как плот был предоставлен воле волн и ветра… Не пришло ни то ни другое.

Почувствовав себя лучше, он снова включил передатчик, чтобы аннулировать просьбу о помощи: «Семь маленьких сестер»— всем, всем, всем. В помощи не нуждаюсь, все в порядке, все в порядке…»

Но и это сообщение, как и все предыдущие и последующие, никто не услышал.

Когда к мореплавателю настолько вернулись силы, что он смог встать на ноги и войти в домик, то увидел лицо глядящего на него старика, изборожденное сетью морщин и искривленное гримасой боли. Это было его собственное отражение в зеркале.

Прошло еще много часов, прежде чем он смог поднять главный парус, но плавание в океане не позволяет отдыхать; если он хотел благополучно закончить свое путешествие, то должен был успеть завершить его до того, как наступит пора ураганов. Снова началось настоящее плавание.

Понемногу, буквально по кусочку, Уиллис пробовал свои кушанья — из муки, сахара, овощей: он боялся возобновления болей, которые мучили его столько дней и ночей. Но все свидетельствовало об удовлетворительном состоянии здоровья. Вскоре он мог уже есть, как и раньше, сырых летающих рыб, которых хватало каждый день.

Одинокий человек на плоту не имел ни минуты передышки. Едва успел он прийти в себя после тяжкой болезни, как его уже ожидали новые трудности.

В тот день океан был бурным, а небо покрыто тучами. Плот бросало на волнах. Висящий на дверях домика календарь показывал 6 августа. Прошло уже шесть недель с тех пор, как «Семь маленьких сестер» вышли в путь из Кальяо. Вскоре после восхода солнца Уиллис сделал тревожное открытие: лежащие между вальсовыми бревнами бидоны с пресной водой были совершенно пусты. Очевидно, соленая вода повредила их, невзирая на предохранительный слой краски. С отчаянием доставал он один резервуар за другим — пусто, пусто, снова пусто. Он тщательно осмотрел все бидоны. Из них удалось добыть жалкие остатки воды — каких-нибудь 15 литров. Он разлил их по всяким пустым сосудам, какие только нашлись на плоту, а когда их не хватило, опорожнил для этого даже несколько бутылок рома. Собранного запаса воды при максимальной экономности расходования должно было хватить на месяц: положение еще не трагическое. Мореплаватель мог рассчитывать на дождевую воду, сок из рыб и в крайнем случае — на сокращение трассы до 4500 миль и высадку по примеру «Кон-Тики» на Маркизских островах.