Агнесса. Том 2 - Бекитт Лора - Страница 12

Сначала он был уверен, что умрет согласно приговору, так его уверяли в тюрьме, но потом выяснилось, что приговорили его к жизни, вечной жизни в вечной неволе. Ранее, думая о скорой казни, он почти смирился: что ж, он умрет для мира, мир умрет для него, и не о чем будет горевать. Но потом, когда узнал, что его ждет другое… Что это было — пожизненное заключение? Отдаление смертного часа? Продление страданий? Странное существование между жизнью и смертью? Он ощутил страх: жить вот так, зная, что ты жив, и в то же время словно бы умер уже, жить без надежды на освобождение — невыносимо.

После ему пришлось испытать — в полном смысле слова на собственной шкуре — что значит попасть в среду осужденных грабителей и убийц. Переселиться в мир иной было бы легче. Мало кто из них, имея огромные сроки заключения и зная, сколько способен протянуть человек в подобных условиях, надеялся выйти на свободу, по крайней мере, способным хоть что-либо от жизни получить. Встречались сильные духом люди, поддерживаемые умом или чувствами — от ненависти до надежды, но бывали и такие, что превращались в, полуживотных: изнуренные работой, голодом, побоями, потерявшие веру, с вытравленной душой или, напротив, опасные в злобе. Здесь каждый нуждался хотя бы в какой-то внутренней опоре, в невидимом связующем с миром звене.

Для Джека таким звеном стали воспоминания и мысли об Агнессе. По правде сказать, сначала он постоянно ожидал ее прихода, потом в тюрьме, еще до приговора, какой-нибудь весточки от нее. После он был уверен, что увидит Агнессу на суде, но ее опять не было. Джек представлял себе, какое потрясение пережила Агнесса, узнав, как он ее обманывал, что он оказался убийцей, и все же не мог поверить, что она могла не прийти к нему умышленно, просто не захотев повидать его хотя бы в последний раз. Значит, Агнесса ничего о нем не знала, не ведала, где он, а возможно, не подозревала и о том, какая с ним случилась беда (Джек в большей степени сознавал себя не законно наказанным преступником, а человеком, попавшим в беду). Сам он тоже понятия не имел о судьбе девушки — это угнетало не меньше. Джек предполагал, что Агнесса уехала, но куда? Одна? Мысли о вечной разлуке с нею не покидали его. Возможно, она думала о том же, но считала его погибшим или исчезнувшим неведомо куда, и ему казалось, что ей проще пережить такое, чем ему, ощущавшему себя погребенным заживо, запертым в замкнутом навеки пространстве, за пределами которого течет навсегда потерянная жизнь.

И потянулись сплошной лентой медленные годы, теперь все они казались окрашенными в черный цвет. За восемь лет случалось всякое; безразличие ко всему, подавленность, бешенство, ненависть, отчаяние и жалость к себе, желание сокрушить все, что удерживало в неволе, но притом не злоба, а просто какое-то дикое нетерпение, — все эти сменяющие друг друга состояния попеременно превращали его в нескольких совершенно различных людей. Сам не замечая, он становился все менее похожим даже на того Джека, какого помнила Агнесса уже после событий на прииске. Он не имел никаких стойких убеждений, твердых моральных принципов, ничего такого, что помогло бы ему выстоять; постепенно уходили в тьму прошедших лет воспоминания о случившемся на прииске, он не помнил своих жертв, он сам сделался жертвой. Чьей? Да не все ли было равно! Быть может, он легче, чем некоторые, переносил голод и холод, поскольку постоянно испытывал их в детстве, но в остальном ему доставалось не меньше, чем другим, тем более что Джек отнюдь не слыл покорным. Бывали моменты, когда все его существо молило только об одном: о смерти как избавлении от мук, хотя он стал менее восприимчивым к боли — и к своей, и к чужой.

Он потерял счет времени; но иногда (хотя в последние годы все реже) ему снилась Калифорния, снились ее просторы, тепло, океан, и он уже не верил, что когда-то все это видел наяву.

Джек не помышлял о побеге; слишком несбыточными казались такие мечты. Впрочем, однажды один из заключенных, с которым Джек порою перебрасывался парой фраз, в порыве откровенности рассказал ему о продуманном до мелочей маршруте. Секретов в том не было никаких, кроме разве что одной особенности: путь шел на север; и Джек отметил про себя, что маршрут этот очень ему подходит. А потом вдруг — невероятная возможность вырваться на волю! Вернуться в потерянную жизнь! Пусть это был риск, но лучше смерть, чем вечная неволя!

Мысли о смерти давно уже не пугали его; скорее, утешали, и часто Джек почти с радостной уверенностью думал о том, что больше шести — семи лет ему тут не протянуть: с каждым днем сил оставалось все меньше, здоровье его было давно и основательно подорвано. Здесь все уходило на то, чтобы выжить, но зачем? Ради жизни вне жизни, без жизни? Все напрасно… Джека никто и никогда не учил верить в Бога, сам он до этого не дошел, а потому никакого наказания за пределами жизни не пугался; некоторые из находившихся рядом пытались рассуждать о муках ада, он их не понимал: разве мало нынешних страданий? Что может быть хуже?

Но сейчас он уже не желал смерти, он не хотел ни в рай, ни в ад, ни в пустоту небытия. Он хотел жить.

Прошло немало времени, прежде чем обессилевшие беглецы выбрались на твердую землю. Страх погони немного отпустил их: слишком уж безлюдны и дики были эти места.

Джек только сейчас с удивлением подумал о том, как же достало у них, отощавших и изможденных, сил проделать этот путь. Видно, их так опьянила свобода, так велико было желание вырваться навсегда из былого кошмара!

Втроем они расположились у костра. От него шел жар, а спину обвевало холодом. Чарли мучительно закашлялся; его знобило со вчерашнего дня, а в глазах появился нездоровый, лихорадочный блеск. Он еле плелся, доводя своих спутников до бешенства. Лучше всех, пожалуй, держался Дэн; напряжение бегства уже оставило его, и по своей природе, он, верно, не склонен был унывать.

— Жрать охота! — побаловался он. — Как выйдем на дорогу…

— Выйди! — зло перебил Джек, проверяя револьвер. — Но сначала на рожу свою посмотри…

— Куда же мы идем? — спросил Чарли. Вид у него был унылый: он совсем выдохся и не чаял ничего, кроме отдыха.

— Еще дальше, на север. Там есть один прииск, — сказал Джек. — Впрочем, вы можете идти куда хотите, — добавил он равнодушно.

— Нет уж! — процедил сквозь зубы Дэн. — Пока стоит держаться вместе. Хуже будет, если нас сцапают по одному.

— Почему? — спросил Чарли.

— А я не уверен в том, что ты меня не продашь!

— Да ну вас к черту! — произнес Джек. — Сгинули бы вы совсем. Без вас бы я вернее дошел.

— Сперва отдай то, что взял, — заметил Дэн. — Я, между прочим, ради этой штучки человека прикончил.

— Нашел о чем жалеть! Привычное дело, наверное, да? — злобно поддразнил Джек, но Дэн с неожиданной досадой ответил:

— Много ты знаешь! Для тебя, может, и так!..

Джек криво усмехнулся. Увидев эту усмешку и глаза, полные какой-то неведомой тьмы, Чарли вздрогнул, поняв, что перед ним некто весьма опасный, он такого и не встречал никогда.

— Мне как раз по пути с вами, — несмело произнес он. — Я позднее сверну.

— Куда это ты пойдешь? — поинтересовался Дэн.

— К своей матери.

— Вот и зря! — засмеялся Дэн. — Там-то тебя и схватят! Нельзя идти туда.

— Нет, — терпеливо возразил Чарли, — это вовсе не то место, где я жил прежде. После того, что случилось с нашей семьей, мать уехала в бывшую усадьбу. Там все заброшено уже много лет, вряд ли кто доберется туда, да никто и не знает, где это.

— А ты?..

— Я-то знаю…

— А что? — сказал Дэн. — Там мы бы могли отсидеться!

— Да, — обрадованно подтвердил Чарли (он очень боялся, что его бросят одного или убьют — непонятно, что еще хуже, в конце концов).

— Тогда вовсе незачем искать какой-то прииск. По-моему, нам придется сделать порядочный крюк. А, Джек? У тебя там что, кто-нибудь есть?

Джек смотрел вниз, на землю. Он часто смотрел так, себе под ноги, а потом, когда внезапно поднимал глаза, окружающие обычно невольно отшатывались.