Кошмар под Новый год - Усачева Елена Александровна - Страница 26

– Пошли, что ли? – топтался на месте Андрюха.

Ему не терпится ринуться в бой. Махать шашкой, рубить врагов направо и налево. Такому ничего не страшно.

Паганель присел около Лизы на корточках, шепнул ей что-то на ухо, потрепал по плечу. Шульгина моргнула мокрыми ресницами и улыбнулась.

Что он ей, интересно, пообещал? Лисицу из леса принести или поймать настоящего волка? Да, Паганель кого угодно может уговорить. Он вообще разговорчивый.

Верещагин и не заметил, как стал разговаривать сам с собой. Как будто недавняя беготня по лагерю заставила его по-другому посмотреть вокруг. Вот стоит Андрюха, уже вооружившийся палкой. Он и тогда ничего не боялся. И сейчас ему ничего не страшно. Просто интересно пройти по ночному лесу. Вовка Сидоров бестолково вертит головой на глупой тонкой шее. Он еще ничего для себя не понял и не решил. Но раз предлагают идти, он пойдет. Вовке, наверное, немного страшно. Но азарт предстоящего путешествия перебивает все остальные мысли. Насте тоже хочется идти. Она уже была там, в лесу, ничего необычного не встретила, кроме зайца, и теперь снова согласна туда вернуться. Почему? Потому что рядом бесстрашный Андрюха, потому что где-то там бродят Сашка с Мишкой. И вообще это будет замечательное приключение. А Олег Павлович выглядит скорее растерянным, чем уверенным. Он понимает, что надо куда-то идти и что-то делать. Но что делать и куда идти, не знает. Он не хочет оставлять девчонок одних, но и бросать двух учеников где-то там, в темноте и неизвестности, тоже нельзя. Ждать утра, искать помощь и как-то вывозить детей из этого проклятого места – не лучший вариант.

А обе Кати ни о чем не думали, кроме как о своих распрекрасных лошадях. Им было совершенно не жалко людей, их не волновали ребята, которые по их милости вынуждены вместо отдыха носиться по лесу. Они обе думали только про убежавшего Гравера и строили планы, как бы это половчее его завтра поймать и всем вместе отправиться обратно на конюшню.

Антон улыбнулся – до чего упрямые оказались эти девчонки. Из-за них же все это произошло, а они только о своих ненаглядных лошадях пекутся!

Рыжик еще раз оглядел поляну и только сейчас заметил, что все вокруг стало немного скособоченным. Особенно с левой стороны. Медленно, но верно окружающее уплывало куда-то в сторону. Потом перед ним все начало двоиться и опрокидываться назад. Антон перестал улыбаться, обхватив голову руками. Мир начал утекать от него.

Антон снова раздвинул губы в улыбке. Текучесть приостановилась. Его прошиб холодный пот догадки. Но еще не веря себе, дрожащими пальцами он коснулся своего правого глаза.

Сейчас глаз поддерживала только щека, а то бы он давно скатился вниз. Верещагин вздрогнул, и правый глаз плавно стек вниз. Антон вовремя подставил руку. Глаз огромной цветной каплей плюхнулся в ладонь и уставился на своего хозяина. Видок у этого самого хозяина, то есть у Антона, был еще тот! Лицо перекошено, правая щека втянута под пустую глазницу, левый глаз готов вот-вот выпасть. Улыбка, разъехавшаяся в широченную щель от уха до уха, открывает не только зубы, но и кроваво-красные десны.

Больше Антон видеть этого не мог. Пятясь в тень от стоящих у коновязи ребят, он хлопнул себя рукой по правой стороне лица, возвращая глаз обратно, щелчком пальцев посадил левый глаз на место, ладонью вернул улыбке нормальный вид.

Тем временем Олег Павлович встал, оглядел свое небольшое «войско» и пошел к проклятой черте.

– Верещагин, не отставай, – позвал он.

Слова до Антона доходили медленно. Он видел, как губы учителя шевелятся, но звук до него дошел, когда Паганель уже скрылся за деревьями. Рыжик пощупал то место, где у него должны были быть уши. Их там не оказалось. Но слышать он слышал, значит, уши его были где-то поблизости. Он осторожно наклонился, опасаясь, как бы с него не посыпалось все, что было на лице, включая веснушки. Но с головы сорвалась только одна прядь волос, которую он успел подхватить. Зато нашлись уши, они спрятались под коленками, и, когда нога сгибалась, в голове раздавался противный писк.

Стараясь ни о чем не думать, Антон побежал вперед.

Его сейчас мало занимал вопрос, что делать и откуда на него свалилось такое несчастье. Он бежал по лесу, пытаясь не отставать от ребят, но и не слишком показываться им на глаза, чтобы никто не заметил произошедшие с ним перемены.

Бежать было неудобно. Ноги все время меняли свою форму, превращаясь то в утиные лапки, то в ласты, то в лыжи. Он пытался руками придать ногам какую-то законченную форму, но и сами руки все время куда-то текли. С трудом удерживая себя в одной форме, Верещагин передвигался вперед. Назвать его телодвижения бегом было нельзя.

Зато он теперь отлично видел и слышал весь лес. Одно ухо снова перебралось под коленку и, плавно шевеля увеличившейся ушной пластиной, ловило каждый звук. Уху это было очень удобно делать, потому что коленка сама собой изогнулась в другую сторону и ухо теперь было не сзади, а спереди. Неугомонный правый глаз снова выбрался из глазницы и после недолгого подскакивания оказался на лбу. Здесь он прочно обосновался, прикрыв себя кудрявой прядью.

Лес мелькал перед Антоном серыми пятнами. Впереди, проваливаясь в сугробы, шли четверо. Олег Павлович светил перед собой фонариком, вглядываясь в следы, оставленные Токаевым. Все-таки он хорошо здесь поработал – вокруг не осталось ни одного целого сугроба. Но до черепа коня Вещего Олега он все-таки не докопался. Череп так и остался лежать около лагеря, как раз под тем сугробом, который Сашка раскапывал первым.

Конечно, это был череп какого-то другого коня. Но сейчас это уже неважно.

В маленькой группе, бегущей по лесу, зрел страх. И шел он от Вовки. Значит, появления всадников оставалось ждать недолго. Это почему-то радовало Антона. Он уже устал собирать себя и только ждал момента, когда можно будет расслабиться и не думать про почти вытекшую правую руку.

На тропинке Паганель остановился.

– Антон, что ты вечно отстаешь? Догоняй!

Теперь он слышал слова на несколько секунд раньше, чем их могло уловить обыкновенное человеческое ухо.

– Я тут! – Антон замер, испугавшись, что его сейчас раскроют, потому что то, что вырвалось из его горла, никак нельзя было назвать словами, скорее каким-то бульканием.

Но все обошлось. Олег Павлович велел всем держаться около него и пошел по тропинке. Здесь Антону стало легче. Из ног он сделал коротенькие лыжи, при этом значительно уменьшившись в росте, и ловко покатился за всеми.

Они уже подходили к просеке, когда все испортил остановившийся Вовка. Вот он бойко идет вперед вместе со всеми, и вот он уже стоит, наклонившись, потуже затягивая шнурок ботинка. Не ожидавший такого маневра Антон с разбегу налетел на Сидорова, здорово поддав ему лыжей. Какое-то время Вовка рассматривал лыжу, оказавшуюся около его ботинка. Потом он взглядом проследил по лыже дальше к ноге. Чтобы рассмотреть еще что-нибудь, ему пришлось неловко повернуться и упасть в снег.

Антон робко улыбнулся, в душе надеясь, что выглядит он не так уж и страшно. Но Вовка, видимо, был другого мнения. Секунду он сидел с открытым ртом, по его лицу бегали самые разные эмоции – от удивления до ужаса. А потом он заорал.

На этот звук тут же повернулся Олег Павлович.

Из снега вылетел всадник. В стремительном движении он опрокинул Антона. Тот с чмокнувшим звуком отклеился от лыжни и с шипением ушел в снег. Паганель чудом успел выхватить все еще орущего Сидорова из сугроба. Всадник в длинном прыжке нырнул как раз в то место, где только что сидел Вовка.

Крик еще не успел смолкнуть между деревьями, когда Вовка мелко всхлипнул и не спеша оплыл в руках учителя, оставив ему свою голову. Эта голова горестно вздохнула.

– Неудачно все вышло, – пробормотала она, превращаясь в пар.

Пока Олег Павлович соображал, что же это такое было, из снега снова появился всадник. Паганель быстро вытер руки о штаны и побежал за оставленными на просеке ребятами.