Агнесса. Том 1 - Бекитт Лора - Страница 32

Он обнял Агнессу и поцеловал.

— О, Агнес!..

Заметив слезинки в уголках любимых глаз, он повернул ее голову, и Агнесса увидела возле кровати букет степных неярких цветов, на лепестках которых еще виднелась роса.

— Мне? — сказала она, изумленно трогая тонкие лепестки.

— Тебе. Ты же просила… Ну, скажи что-нибудь!

Агнесса догадалась, что он хочет услышать.

— Я люблю тебя…— произнесла она, вновь закрывая глаза.

— А я — тебя! — Он рассмеялся. — Агнес! Подумать только, теперь я каждое утро буду видеть тебя рядом с собой! И ты… Ты рада?..

— Да, Джекки.

И он, услышав это, сжал в объятиях ее обнаженное хрупкое тело и зарылся лицом в длинные каштановые волосы.

Потом они наконец поднялись, Джек вышел из комнаты первым, а Агнесса все еще возилась, натягивая высохшую за ночь одежду. Она не сразу почему-то решилась подойти к зеркалу, а когда подошла, то долго смотрела в него: напротив стояла все та же Агнесса, никто не заметил бы ничего… Потом села на кровать и медленно провела рукою по лицу и вискам. Собственно, все оказалось даже хуже, чем она представляла себе, но Агнесса решила: раз ее возлюбленный так счастлив, пусть уж лучше не знает ничего, хотя ей и было немного обидно оттого, что он, по-видимому, не представлял себе, что она может чувствовать после всего случившегося, — это был первый самоотверженный поступок, совершенный ею ради Джека. И потом она поняла: теперь, несмотря на то, что он рядом, ей придется за многое отвечать самой, потому что она, наверное, стала взрослой.

За воротами Джек поднял Агнессу на руки и посадил в свое седло. Они тронулись шагом, а лошадка Агнессы шла сзади.

Степь еще спала. Окутывающий ее утренний туман розоватой дымкой стлался над землей; вдали, возле самого края горизонта, виднелась нескончаемая горная цепь, она тянулась насколько хватал глаз и замыкалась в круг. Постепенно туман сползал, и очертания хребта становились все более отчетливыми. Лица одиноких путников были устремлены на восток.

Они были одни в этом спящем мире, глаза их сияли отблесками восходящего над долиной солнца, и лишь присутствие друг друга не давало им потерять ту единственную нить, которая вела их вперед к пока еще неведомой цели.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА I

Берег утопал в тумане. Временами сквозь казавшуюся глухой туманную завесу пробивался унылый протяжный звук — гудок маленького блуждающего среди волн пароходика, безуспешно пытавшегося причалить к узкой пристани, где, несмотря на пронизывающий холодом ветер, толпились люди — расплывчатая серая масса. Они давили, швыряли друг друга, пробиваясь вперед, а шум их голосов достигал вершины холма, раскинувшегося над беспокойным людским морем.

Гейл знала, что будет дальше: пароходик подойдет наконец к берегу, с борта перекинут ветхие сходни, и на землю хлынет волна безумцев, жаждущих получить лучшую долю в жизни. Их встретят неприязненными взглядами на прииске хватает и неудачников, и наивных счастливцев, и бандитов, и шулеров, и воров, и проституток, и нищих — всех хватает. Но они, вновь прибывшие, не думают или просто не знают об этом и поспешат наверх в неудержимом стремлении поскорее увидеть край, сулящий счастье земное.

Гейл оглянулась на знакомый пейзаж. Зимой здесь особенно уныло. Куда ни кинь взгляд, везде белесая равнина, жидкая глинистая грязь, туман. Да и сам стоящий в низине поселок словно уснул, скованный холодом и чередой надоедливых серых дождей. Одна часть прииска принадлежит промышленной компании, другая поделена на бесчисленное множество мелких участков, темнеющих бесформенными бурыми пятнами.

Гейл поежилась, поглубже засунула руки в карманы полушубка и посмотрела вниз.

Так и есть. Вереница самых сильных и нетерпеливых искателей счастья уже карабкалась по склону холма. Пароход перестал гудеть, он лишь обиженно поскрипывал, принимая на борт новых пассажиров. Покидавшие эту землю вздыхали с не меньшим облегчением, чем те, что только что на нее ступили. Гейл еще раз окинула взором приезжих. Их было человек сорок или немного больше, в основном мужчины, почти все одинаково, по-дорожному одетые, с грубыми, как казалось ей, лицами, с одинаковой поклажей. Двое прошли мимо Гейл, потом внезапно остановились, переглянулись и направились к ней. Спросили дорогу в поселок. Гейл, не утруждая себя подробным ответом, небрежно махнула рукой вниз и, с досадой отвернувшись, отошла в сторону. Она постояла еще немного, замерзла окончательно и лишь потом зашагала к поселку. Она никого не встречала и не ждала.

До поселка было четверть часа быстрого хода, и вскоре Гейл уже открывала дверь своей комнаты.

Она вошла в помещение и остановилась, вдыхая застоявшийся сырой воздух. Камин зиял холодной пустотой; Гейл нехотя наломала щепок и принялась его растапливать. Сломала спичку, чертыхнулась, взяла стоящую под кроватью бутылку, плеснула из нее, подожгла и села на выщербленный пол наблюдать, как разгорается в глубине камина яркое успокаивающее пламя.

Комната медленно наполнялась теплом. Дом был двухэтажный, старый, уже начавший гнить, довольно некрасивый, а впрочем, вполне сносный, во всяком случае для населявших его людей. Чинить дом было некому, и в некоторых комнатах второго этажа протекал потолок, дуло в щели окон, но это мало кого волновало: золотоискатели целыми днями пропадали на прииске, а хозяйка, одинокая вдова, не имела ни сил, ни средств для благоустройства своей обители. Гейл жила здесь почти год и за это время сменила не один десяток соседей. Иные счастливчики переезжали на лучшее место, многие убирались прочь, задолжав за квартиру, другие просто скитались, нигде не живя подолгу! Гейл воспринимала это равнодушно, столь мелкие перемены ее не интересовали.

Она стащила с себя полушубок, скинула заляпанные грязью сапоги, влезла на кровать и растянулась, положив руки под голову. Гейл была одна. Она жила в таком месте, где каждого интересуют только его собственные проблемы, где редко поселяются надолго, где всем ясно одно: если ты приехал на прииск, значит, тебе нужно золото, и раз оно тебе нужно, ты его добываешь, а как — это твое дело… Иногда в сумерки ее посещал мужчина, всегда один и тот же или нет — никто не знал.

Она закрыла глаза. Снизу доносились людские голоса, во дворе лаяла чья-то собака: хозяйка принимала новых постояльцев.

Пламя в камине ровно гудело, изредка вспыхивая золотыми искрами. Гейл повернулась к стене; звуки постепенно отдалялись, стихали — заснула.

В тот же час в большой полупустой салун на окраине поселка вошли двое и, подозрительно оглянувшись, остановились у стойки.

— Холодно сегодня. Ветер ледяной, — пожаловался один из вошедших, зубами стягивая перчатки. Потом порылся в карманах; вынув плотно набитый мешочек, обратился к хозяину:— Налей-ка нам чего-нибудь, Джим. — И повернулся к приятелю: — Слышал, Дэвид, прибыла новая партия золотоискателей!

— Ну и что? — угрюмо спросил тот, разглядывая поставленный перед ним бокал. — Лучше ковыряться в грязи, чем торчать тут и ждать чего-то. Я уже спустил свою последнюю долю…

— А кстати, Джим, сегодня будет большая игра? — улыбнулся первый.

— Будет, — хозяин, со стуком ставя на край стойки новые бутылки. — Будет. Приходи, Генри. И ты приходи, Дэвид.

Дэвид в ответ что-то невнятно пробурчал.

— Ох, и неделька выдалась! — продолжал тот, кого назвали Генри. — За пять вечеров я проиграл столько золотого песка, сколько не проигрывал раньше за месяц! Не везет, хоть убей! Пойдем ближе к огню, Дэвид.

Они отошли от стойки и сели за столик в полутемном углу.

— Брось! — небрежно кинул приятелю Генри. — Скука не продлится долго. Через пару дней отправят очередной дилижанс, и будет тебе работа.

— Ты точно знаешь?

— А когда я ошибался?

— Кинрой уже знает? Генри нахмурился.

— Нет еще.

— Ты все злишься на него? — спросил Дэвид; несмотря на свою угрюмость в начале разговора, он казался добродушнее приятеля — в характере того таилась прикрытая хитростью злоба.