Двойная спираль - Уотсон Джеймс Д. - Страница 31

Лайнус приехал в Кембридж в пятницу вечером. Он завернул сюда по дороге в Брюссель, на Сольвеевскую конференцию, чтобы повидаться с Питером и взглянуть на нашу модель. Питер легкомысленно поселил его в пансионе Камиллы. Вскоре мы обнаружили, что он предпочел бы гостиницу: присутствие девушек-иностранок за завтраком не искупало отсутствия горячей воды в его комнате. В субботу утром Питер привел отца в наш кабинет и он, сообщив Джерри последние калифорнийские новости, занялся нашей моделью. Хотя он все еще хотел познакомиться с количественными данными лаборатории Кингз-колледжа, мы в подтверждение наших доводов показали ему копию первоначальной рентгенограммы В-формы, полученной Рози. Все карты были у нас в руках, и он любезно сказал, что, по его мнению, мы действительно нашли правильное решение.

Тут пришел Брэгг, пригласивший Лайнуса и Питера пообедать у него. Вечером оба Полинга, Элизабет и мы ужинали у Криков на Портюгэл-плейс. Фрэнсис, возможно из-за присутствия Полинга, больше молчал и не мешал Лайнусу очаровывать мою сестру и Одил. Хотя мы выпили изрядное количество бургундского, разговор так и не оживился, и я чувствовал, что Полинг предпочитает говорить не с Фрэнсисом, а со мной – явно незрелым представителем молодого поколения. Да и вообще Лайнус, живший еще по калифорнийскому времени, скоро устал, и в полночь все разошлись.

Утром мы с Элизабет улетели в Париж, где на другой день к нам должен был присоединиться Питер. Через десять дней Элизабет отплывала в Штаты, а оттуда в Японию, чтобы там выйти замуж за американца, с которым она познакомилась еще в колледже. Это были наши последние дни вместе – во всяком случае, мы прощались с той веселой беззаботностью, которая владела нами с тех пор, как мы бежали от Среднего Запада и от американской культуры, вызывающей столь двойственное отношение. В понедельник утром мы отправились в предместье Сент-Оноре, чтобы в последний раз полюбоваться его красотой. Там, заглянув в магазин, полный очаровательных зонтиков, я понял, что вижу свадебный подарок для Элизабет, и мы тут же его купили. Потом она отправилась пить чай с подругой, а я пошел пешком через мост к нашей гостинице неподалеку от Люксембургского дворца. Вечером мы с Питером собирались отпраздновать день моего рождения. Но пока я был один – и вот я глядел на длинноволосых девушек у Сен-Жермен-де-Пре, зная, что они не для меня. Мне было двадцать пять лет – слишком много, чтобы быть оригинальным.

Эпилог

Почти все, кто упомянут в этой книге, живы и продолжают активно работать. Герман Калькар приехал в США и преподает биохимию в Гарвардском медицинском училище, а Джон Кендрью и Макс Перутц остались в Кембридже, где продолжают рентгеноструктурные исследования белков, за которые в 1962 году получили Нобелевскую премию по химии. Лоуренс Брэгг, перебравшись в 1954 году в Лондон, где он стал директором Королевского института, сохранил свой живой интерес к структуре белков. Хью Хаксли, проведя несколько лет в Лондоне, снова вернулся в Кембридж, где исследует механизм сокращения мышцы. Фрэнсис Крик. проработав год в Бруклине, тоже вернулся в Кембридж, чтобы, изучать сущность и механизм действия генетического кода, – в этой области он последние десятилетия считается ведущим специалистом мира. Морис Уилкинс еще несколько лет продолжал исследование ДНК, пока вместе со своими сотрудниками не установил окончательно, что основные признаки двойной спирали были найдены верно. Потом, сделав важный вклад в изучение структуры рибонуклеиновой кислоты, он изменил направление своих исследований и занялся строением и деятельностью нервной системы. Питер Полинг сейчас живет в Лондоне и преподает химию в Юниверсити-колледже. Его отец, недавно оставивший преподавание в Калифорнийском технологическом институте, сейчас занимается строением атомного ядра теоретической структурной химией. Моя сестра, проведя много лет на Востоке, живет со своим мужем-издателем и тремя детьми в Вашингтоне.

Лауреаты Нобелевской премии 1962 года: Морис Уилкинс, Джон Стейнбек, Джон Кендрью, Макс Перутц, Фрэнсис Крик и Джеймс Д. Уотсон.

Все те, кого я тут назвал, при желании могут сказать, что те или иные события и подробности они запомнили по-другому. Есть лишь одно печальное исключение: в 1958 году в возрасте всего 37 лет умерла Розалинд Фрэнклин. Так как изложенные в начале этой книги мои первые впечатления о ней и как о человеке и как об ученом были во многом неверны, я хочу здесь сказать несколько слов о ее заслугах. Рентгеноструктурные исследования, проведенные в Кингз-колледже, признаны теперь в высшей степени замечательными. Одного разделения А– и В-форм было бы достаточно, чтобы создать ей имя; но в 1952 году она сделала даже больше, когда, рассчитав функцию Паттерсона и использовав специальный метод суперпозиции, показала, что фосфатные группы должны располагаться снаружи молекулы ДНК. Позже, перейдя в лабораторию Бернала, она занялась вирусом табачной мозаики и вскоре превратила наши качественные представления о его спиральной конструкции в точную количественную картину, окончательно определив основные параметры спирали и расположив рибонуклеиновую цепь между осью и поверхностью цилиндрической молекулы.

Я в это время занимался преподавательской работой в Штатах и виделся с ней гораздо реже, чем Фрэнсис, к которому она часто обращалась за советом или одобрением, когда у нее получалось что-нибудь очень изящное. К тому времени наши ссоры были окончательно забыты, и мы наконец по достоинству оценили ее честность и душевную щедрость, слишком поздно поняв, какую борьбу приходится выдерживать умной женщине, чтобы добиться признания в научном мире, где на женщину смотрят больше как на отвлечение от серьезной работы. Беспримерное мужество и цельность натуры Розалинд стали всем очевидны, когда, зная о своей смертельной болезни, она, не жалуясь, продолжала работать на высочайшем научном уровне, пока до ее смерти не осталось всего несколько недель.