Солдаты афганской войны - Бояркин Сергей - Страница 13

— Откройте! Мы все сделали!.. Замерзли, сил нет! Открывайте!!

Так однажды они ломились и кричали часа два, пока не подошел повар с ключами и ни выпустил их из холодного заточения.

Свинарник

Как это ни странно, но единственный день в учебке, о котором у меня сохранились добрые воспоминания, был связан именно с нарядом по кухне. Точнее, при распределении кухонных работ меня направили на подмогу полковому свинарю. Поначалу, полагая, что там меня ждет самая неблагодарная работа, я было встрепенулся:

— А почему меня? — к тому же я знал, что сержанты, бывало, подопьют и идут «п..дить свинаря». Для них это мероприятие считалось почетным делом. Стало быть, так заодно и мне могло «прилететь».

— Молчать! Делай что приказывают! Вон стоит свинарь. Марш к нему в распоряжение! Бегом!

— Есть! — и я помчался к полковому свинарю — постоянно работающему в свинарнике десантнику. Он оказался спокойным и дружески настроенным парнем. Вдвоем мы подтащили и загрузили на телегу сорокалитровые бидоны с пищевыми отходами. Уселись. Свинарь тронул поводья:

— Но-о! Пошла, — лошадка двинулась, и мы, мелко трясясь и покачиваясь на телеге, неспешно покатили к свинарнику.

В свинарнике содержалось около полусотни свиней. Не умолкая ни на секунду, они хором хрюкали и, в ожидании еды, толкались у лоханок. Стоило включить свет, как я отступил назад: по полу, по корытам, по спинам свиней бегали сотни крыс; они забивались в щели в деревянном полу и стенах; исчезали и вновь появлялись в темных углах, но, предвкушая скорую кормежку, далеко не отходили. Переждав немного, чтобы дать им разбежаться, мы начали разливать по лоханкам привезенные дары столовой.

Еде здесь были рады все: взвыли от восторга и закрутились бешеным облаком вездесущие мухи; зачавкали хрюшки, поглощая долгожданные яства. Обрадовался и я, узнав, что делать пока больше нечего и можно поспать до завтрака.

Да, со старшим мне явно повезло! Мы на равных говорили и вместе работали. Если не требовалась моя помощь, он меня вообще не тревожил. Вот это был настоящий выходной! Солдат спит — а служба идет!

Я затопил буржуйку, накидал побольше телогреек в кучу и зарылся в них. В печке потрескивали дровишки, я засыпал и в блаженстве думал:

— Вот повезло-то, прямо праздник какой! Сейчас на кухне все шуршат и всю ночь будут летать, а я уже отбился.

Настроение было отличное и я размечтался:

— Вот если бы было возможно заснуть так на два года. Лечь и проспать все два года вместо армии!.. Только состаришься на пару лет — и все. Подумаешь — невелика потеря. Зато открываешь глаза — а уже домой пора!.. Да-а! Много бы я за это отдал! Был бы у меня хоть миллион — отдал бы не глядя! Лишь бы не вариться в этом аду!

Свидания

Был в нашей роте курсант — долговязый рыжий парень, у которого отец был зам. председателя Госплана.

— Эх, дурак я безмозглый и только! — сокрушался он. — Ведь была возможность в армию не попасть. И отец уговаривал: «Зачем тебе армия?» — ему ничего не стоило договориться с военкомом. Так нет — насмотрелся фильмов для простаков о десантниках и сам напросился служить! Вот идиот! Добровольно пошел в эту дыру на два года!

Вскоре к нему пожаловал его высокопоставленный папаша разузнать, как сыну служится. А сын в тот день как раз ублажал поросей — дежурил по свинарнику, бока там отлеживал. Его немедленно вызвали в расположение роты. Вместо того, чтобы радоваться приезду отца, сын негодовал:

— Принес же его черт именно сегодня! Щас бы самое время фазу замочить. Теперь когда отосплюсь? Ладно, от судьбы не уйдешь. Прощайте, свинки!

Ему заменили потертое хэбэ на новенькую парадку, дали время на то чтобы умыться, нагладиться и отправили на свидание. Весь этот и следующий день отец с сыном ходили в сопровождении КэПа — командира полка. Есть у старших офицеров такая страсть — проявлять почтение к важным особам. Сам КэП демонстрировал нашу боевую технику. По его распоряжению из парка выгнали БМД, и она, подпрыгивая от мощи, носилась как бешеная, за считанные секунды разгонялась и круто разворачивалась на скорости. В одном из таких виражей, не выдержав нагрузок, разорвалась гусеница. БМДшка беспомощно замерла на месте. На том смотрины передовой военной техники закончились, и командир части повел гостя по аллеям городка. Он расположенно улыбался и рассказывал о жизни солдат. Через день, пообщавшись с сыном и офицерами части, отец уехал.

Куркам, заступившим в этот день в наряд по роте, пришлось вкалывать с двойной нагрузкой: постоянно драили мылом «взлетку» — центральный проход между рядами коек, покрытый линолеумом, — наводили идеальный блеск в туалете, словом — трудились без передыху. Как только отец уехал, они затащили сына в туалет и завели с ним суровый мужской разговор:

— Значит, ты — разгуливаешь, а мы должны весь день полы пид..сить! Сынок е..ный нашелся! Нех.. родичей сюда водить! Еще хоть раз твой папаша здесь появится — то тебе п..дец!

Этого было достаточно — больше его отец визиты в часть не наносил.

В другой раз приехала навестить сына мать другого солдата, из соседнего взвода. Вид у нее был самый деревенский: в простой кофточке, плечи укрывал большой платок и говорила с каким-то деревенским акцентом. Сразу было видно, что приехала она откуда-то из глубинки, издалека — добиралась не одни сутки.

Сначала она подошла к лейтенанту — командиру его взвода — с просьбой, чтобы он разрешил им встретиться.

— Нельзя, — сухо ответил тот. — Ваш сын сейчас занят. Потом встретитесь, — и, отойдя подальше, пробубнил под нос:

— Если так каждого отпускать — вконец зае..ут. Мамаши, папаши, бабуси понаедут со всех щелей — и всем их деток в увольнительную подавай. Только разреши разок — потом отбоя от родственничков не будет!

Два дня она ходила по начальникам и просила о встрече — но ее сына в увольнительную так и не отпустили. По неопытности и деревенской наивности она даже сунулась к самому главному начальнику — командиру части, но ее к нему и близко не подпустили:

— Командир части занят. Не до вас.

В конце концов, они все-таки встретились. Свидание длилось часа полтора. Во время строевой подготовки, пока мы взводом топали по плацу, они сидели неподалеку на лавочке. В основном говорила мать, а сын отрешенно ее слушал, потихоньку жевал приготовленные руками матери пряники и смотрел в землю. Что он мог рассказать о службе? — «Мама, нас тут бьют и гоняют, как собак. Забери меня отсюда».

Строевая подготовка закончилась, закончилось и свидание. Сын коротко попрощался и занял свое место в строю.

Простых, не обремененных чинами родственников в учебке и видеть не хотели. Совсем другое дело когда узнавали, что в часть с проверкой едет генерал. Начальство сразу устраивало переполох. Недели за две до его прибытия весь личный состав, забыв про военную подготовку, оттачивает умение отдавать честь. Все трудятся не покладая рук: красят сооружения, белят бордюры, чистят все отдаленные закоулки, куда вообще никто не заглядывает. Даже, как говорили, осенью в таких случаях солдаты пульверизатором обдают зеленой краской пожухлую траву на газонах, а листья на деревьях и кустах красят обычными кисточками.

В день прибытия генерала личный состав угоняют в поля на тактику — подальше от греха. Жизнь в воинской части замирает. Из живых только изредка прошмыгнет дежурный или дневальный, да пернатая сволочь чирикнет в кустах.

Наступило время обеда. Наша рота колонной подходит к столовой и останавливается. Сержант отдает рапорт дежурному по столовой. Неожиданно, резко прервавшись, дежурный поворачивается и командует:

— Кру-гом! Смирно! Равнение направо!

Рота, дружно шаркнув об асфальт сапогами, поворачивается, и мы видим… по плацу в окружении офицеров идет генерал: штаны с красными лампасами, в мундире, но без генеральской фуражки — ее несет рядом один из офицеров. Кругленькое генеральское тело немного кренилось из стороны в сторону, как при качке на корабле. А чтобы гостя случайно не занесло в близрасположенные кусты, старшие офицеры предупредительно поддерживали его с боков и подбадривали разговором. Помутневший от хмеля взор хаотично плавал, не наводя резкость на стоящий перед ним строй. Строй стоял без эмоций, вытянувшись во фронт и не смея шелохнуться. Глупая сцена тянулась почти минуту, пока один из генеральской свиты жестом не показал: «Не до вас!»