Золотой бутон - Уорнер Элла - Страница 24

– Мама, это Фейт, – объявила Вайолетт.

– Дорогая, пожалуйста, постарайся представлять людей должным образом, – с мягким упреком отозвалась миссис Харрисон, и Фейт вспомнила слова Говарда:

«Мама изо всех сил старается всеми нами руководить».

– Фейт Шерман, позвольте вам представить Эмили Харрисон, – подчеркнуто вежливо сказала Вайолетт.

Ее мать вздохнула. Несмотря на возраст, она все еще оставалась очень эффектной женщиной.

Пушистая масса белых волос обрамляла лицо, похожее на лицо Вайолетт, однако в таких же выразительных, как у дочери, темно-карих глазах наряду с радушием затаилось беспокойство.

– Я очень благодарна вам всем за приглашение, – вежливо сказала Фейт, ясно осознававшая, что в эту минуту является объектом самого пристального изучения. – Очень рада с вами познакомиться.

– Я тоже рада, моя милая, – последовал полный достоинства ответ. – Говард столько о вас рассказывал.

– Работать с ним – истинное удовольствие, – единственное, что нашлась сказать Фейт, а про себя добавила: даже если я и беременна от вашего сына, то, поверьте, не собираюсь его этим шантажировать.

– Я слышала, у вас нет близких родственников? – с вопросительной интонацией заметила миссис Харрисон, и Фейт сразу почувствовала себя этаким изгоем среди нормальных семейных людей.

– Совершенно верно, – спокойно ответила она. – Такая большая и дружная семья, как у вас, – это здорово, миссис Харрисон. Вы очень счастливая женщина.

– Да, это так. Но, я думаю, каждый сам творец своего счастья. Поэтому во всех своих детях я старалась воспитать уважение к святости семейных уз.

– Они наверняка счастливы иметь такую мать.

– А как поживает ваша мама, Фейт?

– Она умерла, когда мне было шестнадцать лет.

– Простите. Как это печально… Девушке очень нужна мама. Без ее совета и руководства легко сбиться с правильного пути.

– Наверное, вы правы, – уклончиво ответила Фейт, которую общение с пожилой леди постепенно начинало нервировать.

– Мама, мне кажется, что это не самая подходящая тема для рождественской беседы, – с раздражением заметила Вайолетт.

Ситуацию спас громкий вопль Говарда:

– Фейт!

Выбравшись из бассейна, он быстро шагал к женщинам, на ходу вытираясь полотенцем. Все свое внимание Фейт постаралась сфокусировать на его лице, опасаясь, что взгляд ниже может лишить ее душевного равновесия в не самый подходящий для этого момент.

– Извини, что не встретил тебя, – сказал он, подойдя, и улыбнулся ей улыбкой, от которой на сердце у Фейт сразу стало тепло и спокойно. Заигрался с малышами. – Затем, окинув взглядом ее белый брючный костюм, восхищенно покачал головой. – Белое идет тебе еще больше, чем красное.

Почему я никогда не видел тебя в белом?

Фейт улыбнулась.

– Ты бы сказал, что белый цвет нейтрален и не соответствует имиджу фирмы.

– Один – ноль в твою пользу. – Говард рассмеялся. – Пойду оденусь. Жди меня через пять минут.

– Ну уж нет, – решительно возразила Вайолетт. – Так просто я ее тебе не отдам. Ныряй обратно в свой бассейн, а мы с Фейт вернемся в кухню и немного посплетничаем с Энн и Одри.

– На мой счет, разумеется, – проворчал Говард. – Не верь ни единому их слову, Фейт, В этой семье языки у женщин ядовитые и злые.

– Ах ты… – Вайолетт попыталась огреть брата ладонью по голой спине, но Говард увернулся и, продолжая смеяться, удалился в сторону бассейна.

– Как Розалин, мама? – меняя тему прерванного появлением Говарда разговора, спросила Вайолетт. – Справляешься?

– Конечно, дорогая. – Миссис Харрисон, не глядя на дочь, кивнула – глаза ее по-прежнему внимательно изучали гостью. – Думаю, у нас еще будет время поболтать, Фейт.

– Конечно.

Фейт с трудом заставила себя улыбнуться. У нее не оставалось уже никаких сомнений. Что Эмили Харрисон не считает ее подходящей кандидатурой на роль единственной женщины, которую ее сыну захотелось Пригласить на празднование Рождества, не говоря уже б роли матери его детей.

Сердце ее заныло от обиды, и даже атмосфера доброжелательности, которой окружили ее остальные члены семьи, не смогла компенсировать отсутствие симпатии со стороны миссис Харрисон.

Веселиться в этой семье любили и умели, причем Говард не позволял Фейт оставаться посторонним наблюдателем. То же самое можно сказать о его сестре, братьях и их супругах. Каждый, казалось, сгорал от желания заставить ее почувствовать себя одним из них, искал ее общества и наслаждался им.

Для Фейт это было откровением. Она впервые видела, какие счастливые отношения могут быть между членами семьи, у руля которой стоят умные и любящие родители. Она вдруг почувствовала, что страстно хочет, чтобы ее ребенок родился в такой семье, чтобы с первых дней жизни он рос в уверенности, что принадлежит к тесному кругу счастливых и любящих друг друга людей.

Когда угощение – было съедено и выпито, праздничное веселье переместилось во внутренний дворик. Рядом с бассейном поставили стол для пинг-понга, и два старших брата вызвали на игру Говарда и Вайолетт. Остальные приготовились болеть.

Гостью Эмили Харрисон пригласила сесть рядом. Пришло, значит, время поболтать, без особого энтузиазма подумала Фейт, удивляясь, чем, собственно, так обеспокоена мать Говарда. Неужели она до сих пор не изучила собственного сына?

– Надеюсь, вам у нас понравилось, – начала разговор пожилая леди.

– Очень! – Настроение у Фейт улучшилось настолько, что улыбнулась она совершенно искренне.

– Игра в настольный теннис стала традицией, а начало ей много лет назад положил Говард. Обычно игроки сражаются изо всех сил.

– Однако главное, я думаю, не победа, а веселье и радость, которую игра доставляет участникам и зрителям, – предположила Фейт.

– О да, конечно, – подтвердила миссис Харрисон, и лицо ее стало очень серьезным. – Хотя жизнь – это далеко не сплошное веселье. – Она внимательно посмотрела Фейт в глаза. – Впрочем, я заметила, что гораздо проще и счастливее живут люди, раз и навсегда выбравшие правильный путь и строго по нему следующие.

– Что вы имеете в виду? – прямо спросила Фейт, решив, что, раз уж разговор «по душам» неизбежен, лучше всего сразу перейти к его сути.

– Видите ли, как я поняла со слов Говарда, у вас много лет был постоянный… друг, – осторожно начала миссис Харрисон.

– В наше время у многих женщин и мужчин есть постоянные друзья и подруги, – сухо заметила Фейт и еще более сухо добавила про себя: к вашему сыну это, разумеется, не относится.

Миссис Харрисон ответила не сразу. Несколько секунд она молчала, собираясь, видимо, с духом, прежде чем высказать то, что ее, судя по всему, очень беспокоило.

– Должна вам сказать, что все эти новомодные гражданские браки я решительно не одобряю, – заявила она с таким видом, словно великодушно открывала Фейт бесценные кладези своей мудрости. – Мне кажется, в долговременном плане от них нет ничего, кроме вреда. Никаких взаимных обязательств. Отсутствие уверенности в завтрашнем дне. Это неправильный путь, и по нему не следует идти, Фейт. Думаю, то же сказала бы вам ваша мать.

– Вы ведь не были знакомы с моей мамой, миссис Харрисон, – спокойно ответила Фейт. – И не знаете, что замужество не принесло ей ничего, кроме страданий. Как, впрочем, и многим другим. Я понимаю, у вас есть основания полагать, что семья, освященная узами брака, это обязательно счастливая семья. Но в реальной жизни так случается не всегда.

Тишина, наступившая после ее слов, затянулась надолго.

Сдерживая подступившие к глазам слезы, Фейт делала вид, что внимательно наблюдает за игрой. Итак, мать Говарда считает меня легкомысленной и неразборчивой в связях женщиной, которая не желает брать на себя и не требует от других никаких обязательств. Это несправедливо. Это неправда.

Однако ее доводы в свою защиту – Фейт это чувствовала – были очень и очень хрупкими. Но ведь она не собиралась, да и не хотела защищаться, у людей, чьей гостьей она являлась сегодня, Фейт хотела найти поддержку и понимание.