Эхо - Уолтерс Майнет - Страница 30

БЛЕЙК: Меня интересует только настоящее. Только то, как мы живем в настоящем, предсказывает наше прошлое и будущее.

ИРВИН: Другими словами, радость в настоящем приносит радостные воспоминания и оптимистический взгляд на будущее?

БЛЕЙК: Если хотите, да.

ИРВИН: А вы сами считаете по-другому?

БЛЕЙК: Радость — это тоже неприемлемое для меня понятие. Нуждающийся человек получает наслаждение от окурка, найденного в канаве, а у богатого человека такая находка вызовет отвращение. Я счастлив пребывать в покое.

ИРВИН: Потребление алкоголя помогает вам достигать такого состояния?

БЛЕЙК: Это быстрый путь к забытью, а забытье для меня является состоянием покоя.

ИРВИН: Вам не нравятся ваши воспоминания?

БЛЕЙК: (Молчание)

ИРВИН: Вы не могли бы припомнить для меня что-нибудь неприятное из вашей жизни?

БЛЕЙК: Я видел, как люди умирают в канаве от холода, и я видел, как люди умирают через насилие, потому что гнев приводит их в состояние безумия. Человеческий разум настолько хрупок, что любые мощные эмоции могут изменить все его правила и заповеди.

ИРВИН: Меня больше интересуют воспоминания о том времени, когда вы еще не были бездомным.

БЛЕЙК: (Молчание)

ИРВИН: Как вы считаете, возможно ли излечиться от того безумия, которое вы только что описали?

БЛЕЙК: Вы говорите о возрождении или о спасении?

ИРВИН: Как вам больше понравится. Вы верите в спасение?

БЛЕЙК: Я верю в существование ада. Не в горящее пламя и мучения, которыми пугала инквизиция, а в замерзший ад вечного отчаяния, где отсутствует любовь. Трудно понять, как спасение может проникнуть туда, если только не верить в существование Бога. Только божественное вмешательство может спасти душу, проклятую навсегда и обреченную существовать в одинокой и бездонной яме.

ИРВИН: Вы верите в Бога?

БЛЕЙК: Я верю в то, что каждый из нас имеет потенциал божественности. Если спасение возможно, то оно должно произойти только здесь и сейчас. Вас и меня будут судить по тем усилиям, которые мы прилагаем для того, чтобы избавить души других от вечного отчаяния.

ИРВИН: Так, значит, спасение чужой души и является пропуском на небеса?

БЛЕЙК: (Молчание)

ИРВИН: Можно ли заработать спасение для самого себя?

БЛЕЙК: Только, если мы не обманем ожидания других и не предадим их.

ИРВИН: Кто же будет нас судить?

БЛЕЙК: Мы судим себя сами. Наше будущее, в этой жизни или после нее, определяется нашим настоящим.

ИРВИН: А вы кого-нибудь предавали, Билли?

БЛЕЙК: (Молчание)

ИРВИН: Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что вы себя уже и осудили и вынесли приговор. Почему же это произошло, если вы верите в спасение других людей?

БЛЕЙК: Я до сих пор пытаюсь найти истину.

ИРВИН: Это очень расплывчатая философия, Билли. Неужели в вашей жизни нет места счастью?

БЛЕЙК: Я напиваюсь, когда у меня есть такая возможность.

ИРВИН: И это делает вас счастливым?

БЛЕЙК: Конечно, ведь я определяю счастье как отсутствие мыслей. Ваше определение, скорее всего, будет другим.

ИРВИН: Вы не хотите поговорить о том, что вы сделали такого, из-за чего отупение и забытье стали единственным способом справляться с воспоминаниями?

БЛЕЙК: Я страдаю в настоящем, доктор, а не в прошлом.

ИРВИН: И страдание доставляет вам наслаждение?

БЛЕЙК: Да, если это вызывает сострадание. Нет другого выхода из ада, кроме как через милость Божью.

ИРВИН: А для чего вообще нужно входить в ад? Неужели вы не сможете спасти себя сейчас?

БЛЕЙК: Мое собственное спасение меня не интересует.

Билли отказался от дальнейшего обсуждения этих вопросов, и мы перешли к более нейтральным темам, пока время беседы не истекло.