Поток алмазов - Уоллес Эдгар Ричард Горацио - Страница 8

Глава 5

Фрэнсис Сеттон закончил свой сбивчивый, неэмоциональный рассказ.

Сестра стояла у окна, пальцем рисовала фигурки на стекле и смотрела на улицу.

— Ну, скажи что-нибудь, Цинтия, возрази, если у тебя найдутся аргументы! Я готов их выслушать!

— Одно скажу, Фрэнсис, меня ужасают такие резкие смены взглядов взрослого человека…

— Видишь ли, Цинтия, — перебил он ее нетерпеливо, — напрасно ты снова об этом начинаешь… Ламбэр светский человек и к нему нельзя подходить с меркой, которую применяют в монастырях и женских пансионах, и если ты со мной часами будешь спорить, ты меня не убедишь! Я настаиваю на своем! Это случай, который никогда не повторится. Отец, конечно, понял бы и поддержал меня…

Она обернулась.

— Ты помнишь, в каком состоянии ты недавно вернулся домой? — спросила она.

— Нехорошо с твоей стороны напоминать об этом, — быстро сказал он, — мужчине позволительно иногда делать глупости.

— Я не об этом, — возразила она, — я просто хотела напомнить, что тебя привел домой джентльмен, который Ламбэра знал лучше нас с тобой… А? Ты хотел что-то сказать?

— Продолжай, — ответил юноша торжествующе. — Я тебе еще скажу кое-что по этому поводу…

— Он говорил, что Ламбэр представляет из себя нечто худшее, чем кутила и жулик, он говорил, что Ламбэр — преступник, человек без совести и чести…

На лице Фрэнсиса заиграла ироническая улыбка.

— А знаешь ли ты, кто был этот джентльмен? — спросил он, — это Сноу… ты никогда о нем не слыхала?

Она отрицательно покачала головой.

— Он вор-рецидивист, неделю тому назад выпущенный из тюрьмы — вот кто этот Сноу!

— Мистер Сноу, — доложила в эту минуту горничная.

Сноу, как светский человек, был одет по последней моде. Наглухо застегнутое пальто, блестящий цилиндр; ослепительное белье соперничало с лайковыми перчаткам и гетрами на лакированных ботинках.

Он выглядел таким элегантным, будто только что сошел с витрины модного магазина.

Оставив в вестибюле пальто и цилиндр, он вошел в комнату и широко улыбнулся.

— Чрезвычайно рад видеть…

Сеттон промычал что-то в ответ и направился к двери.

— Одну минуту, Фрэнсис.

Цинтия, увидев Сноу, побледнела и до боли сцепила пальцы изящных рук.

— Мистер Сноу, — сказала она, — я думаю, что поступлю справедливо, если повторю то, что несколько минут назад услышала о вас…

— Цинтия, прошу тебя! — перебил ее брат.

— Говорят, что у вас дурная слава.

— Мисс Сеттон, — ответил Сноу серьезно, — у меня действительно дурная слава.

— И… и, что вас только недавно выпустили из тюрьмы, — пролепетала она, избегая его взгляда.

— Если вы под «недавно» подразумеваете почти неделю — то и это правда.

— Что я тебе говорил! — крикнул Сеттон и рассмеялся.

— Милый мой Сеттон, — сказал Сноу, — а вот смеяться ни к чему. Разве смешно то, что человек попадает в тюрьму? Так чему же ты радуешься, малыш?

Что-то заставило Цинтию взглянуть на него. И то, что она прочла на его лице, заставило ее по-иному воспринять упрек, брошенный ее брату.

— Все мои прежние неудачи и несчастья вас не должны интересовать, мисс Сеттон, — медленно сказал Сноу, — когда я в ту достопамятную ночь вошел в двери известного вам заведения, в которое я не пригласил бы даже своих врагов, так как врагов также надо уважать, так вот, я что-то не припоминаю, потребовали вы тогда у меня удостоверение личности или иных доказательств благонадежности.

Затем он обратился к юноше.

— Мистер Сеттон, — сказал он кротко, — мне кажется, что вы нетерпеливы и опрометчивы. Я пришел сюда, чтобы со всей откровенностью покаяться в своих преступлениях, уловках, трюках, подкупах и арестах, объяснив на примере, с какой легкостью молодой, азартный всадник может очутиться на краю пропасти, если сядет не на ту лошадь…

Все это он произнес на одном дыхании и, видимо, остался доволен своей тирадой. После этого Сноу вставил монокль, поклонился молодой девушке и мягко улыбнулся молодому человеку.

— Одну минутку, мистер Сноу, — к ней снова вернулся дар речи, — я не могу допустить, чтобы вы так от нас ушли, ведь мы ваши должники, Фрэнсис и я…

— Сохраните обо мне добрую память, — сказал он тихо, — это будет для меня самой большой наградой, мисс Сеттон.

Она быстро подошла и протянула ему руку.

— Мне очень жаль…

Это было все, что она могла произнести.

В то время как они пожимали друг другу руки, Фрэнсис вышел их комнаты, услышав звон колокольчика у входной двери.

Они не заметили, что остались одни.

Цинтия взглянула на Сноу, и в этом взгляде выразилось бесконечное сострадание.

— Вы слишком порядочны, слишком порядочны для такого образа жизни, — сказала она.

Сноу покачал головой, и она заметила на его лице грустную улыбку.

— Вы ведь не знаете, — сказал он мягко, — не расточаете ли даром свое сострадание… Я кажусь себе подлецом, когда вы жалеете меня.

Не успела она ему ответить, как в комнату ворвался Сеттон в сопровождении Ламбэра и Уайтея.

Увидя вошедших, Цинтия была в первую минуту смущена. Пригласить этих господ в их дом было чересчур большой смелостью со стороны ее брата. Да и само сознание, что их визит был умышленно сопряжен с посещением Сноу, приводило ее в состояние раздражения и протеста.

Первые же слова Фрэнсиса подтвердили ее предположения.

— Цинтия, — сказал он, не скрывая своего ликования, — вот те джентльмены, которых заподозрил мистер Сноу! Не подтвердит ли он свое обвинение в их присутствии?

— М-да, слишком молод, — глубокомысленно заметил Сноу.

— Я знаю, что вы вор, — пошел в атаку Ламбэр.

— Верно, ваше величество! — весело согласился Сноу.

— Знаю, что вы три или четыре раза судились за различные преступления!

— Детский лепет. Что еще, Ламбэр?

— Мне кажется, этого достаточно, чтобы выгнать вас из порядочного дома!

— Достаточно, больше чем достаточно, — улыбнулся своей обворожительной улыбкой Сноу. — Ну, а что скажет мой бледный Уайтей?

— Вы, Сноу… — начал Уайтей.

— Я уже имел случай, — перебил его строго Сноу, — заметить вам, чтобы вы ни при каких обстоятельствах не позволяли себе вольностей с моим именем. Я для вас мистер Сноу, милейший!

— Мистер или не мистер, вы мошенник…

— Что такое?

Выражение лица Сноу смутило даже такого опытного человека как Уайтей.

— Я хочу сказать, вы самый обыкновенный вор, — поправился он.

— Это уже мягче звучит, — сказал Сноу, — дальше!

— Этого достаточно, — ответил Ламбэр.

— Да, по-моему тоже достаточно, — подтвердил Сноу, окинув насмешливым взглядом каждого из мужчин. — Более чем достаточно, — повторил он. — Мы уличены, опозорены, у-ни-что-жены, как сказал бы один мой добрый приятель.

Он вынул из бокового кармана изящный, сафьяновой кожи, бумажник. Своей серебряной отделкой этот бумажник вполне мог привлечь внимание коллекционера. Но один из присутствующих слишком хорошо его знал. Ламбэр быстро подскочил.

— Это принадлежит мне! — крикнул он.

— Увы, Ламбэр, — сказал Сноу, — тут присутствует дама, так что сохрани эту грубую шутку для другого раза.

— Он принадлежит мне, — злобно рычал Ламбэр, — он был у меня украден в ту ночь, когда вы ворвались к «Уайстлерам»! Мистер Сеттон, на прошлой неделе он покинул тюрьму, а сегодня он в нее возвратится! Прикажите позвать полицию?

Юноша стоял в нерешительности.

— Не стоит, — бросил ему Сноу. — Этот бумажник лежал на столе рядом с проигранными вами деньгами. Возьмите. Деньги в целости и сохранности. Можете пересчитать. Я только оставил себе… как сказать… в награду за мою честность, или в виде сувенира — как хотите — пятифунтовую бумажку… комиссионные — что ли?

Цинтия ошеломленно смотрела то на одного, то на другого и ясно заметила, как лицо Ламбэра покрылось смертельной бледностью.