Лорд поневоле - Уоллес Эдгар Ричард Горацио - Страница 2

Звонок зазвенел опять, и Чик поспешил обратно в библиотеку.

Теперь доктор сидел в кресле перед камином. Около него лежали те фамильные альбомы, содержание которых когда-то отравило ему один летний праздничный день.

– Иди сюда! Чего ради ты убегаешь? Это все проклятая американская кровь в твоем организме – никогда не знать покоя! Никогда не отдыхать! Все суетиться и суетиться!

Чик хотел было возразить, но доктор не дал ему рта раскрыть.

– Садись! – Доктор свирепо указал ему на стул. – Ты знаешь, что я уже давно сражаюсь с этими безмозглыми лордами относительно права быть пэром. Конечно, ты это должен знать. Газеты были полны этой историей. Черт возьми, через неделю мы будем иметь окончательное решение палаты лордов… Негодяи!..

Доктор Бин провел тридцать лет своей жизни в бесплодных попытках добиться утверждения в своем праве на исчезнувший титул маркиза Пальборо. Он проявлял как большую настойчивость в своих генеалогических изысканиях, так и самое тонкое юридическое крючкотворство, отстаивая свою претензию перед правительством. Это был его конек, единственная страсть его жизни. Чик мысленно выругался. У него оставалась слабая надежда, что состояние здоровья доктора не позволит ему сейчас пуститься в разглагольствования на эту скучную тему.

Но тут доктор Бин, взяв со стола один из больших фамильных альбомов, раскрыл его и начал:

– Основанием моей претензии является родство сэра Гарри Бина и Марты, графини Морсборо. Тебе это ясно?

– Нет, сэр. – Чик приготовился к худшему.

– Тогда ты глуп! – загремел доктор. – Ты дурак и тупица! И это все проклятая американская кровь, ни больше, ни меньше! Понимаешь ли ты, что графиня Морсборо была сестрой Гарри Бина, умершего в тысяча пятьсот тридцать четвертом году?!

– Я уверен, что это так, сэр, – покорно согласился Чик.

– Здесь корень всей проблемы. – Доктор Бин с силой хлопнул рукой по альбому. – Марта, графиня Морсборо, имела двух дочерей. Знаешь ли ты, что она с ними сделала?

– Послала их в школу, сэр, – ответил Чик. Вначале у него вертелся на языке ответ: «отравила их», так как он знал, что некоторые родители проделывали такие вещи в те смутные времена. Но он не решился этого высказать.

– Послала их в школу! – фыркнул доктор. – Нет, черт возьми, она выдала их замуж за двух сыновей маркиза Пальборо! Джен, старшая дочь, умерла бездетной. Младшая же дочь, Элизабет, имела сына, который сделался маркизом Пальборо…

Чик почувствовал приятную дремоту. Он закрыл глаза.

– На этом факте я основываю претензию к палате лордов…

– Разумеется, – пробормотал Чик.

…Ему казалось, что наступило лето, и сад доктора расцвечен яркими красками, и Гвенда гуляет вместе с ним по солнечным дорожкам…

– Мой отец часто говорил… Эге, ты, кажется, заснул!

Чик с некоторым усилием открыл глаза.

– Я слышал вас, сэр, – отозвался он виновато. – Одну звали Джен, а другую – Элизабет. Они обе вышли замуж за маркиза Бина.

Десятью минутами позже он уже направлялся к станции Пальборо, будучи изгнанным из дома необычайной яростью дяди, которая сразу привела его в бодрствующее состояние. Своевременное изгнание! Оказалось, что расписание было изменено, и Чику пришлось развить рекордную скорость, чтобы не пропустить последнего обратного поезда в этот день.

Джон с излишним усердием втолкнул его в вагон третьего класса.

– Недолго вы оставались, – заметил он. – Разве ваш дядя не был достаточно крепок, чтобы вас видеть?

– О да, мистер Столлингем, – ответил Чик в то время, как поезд уже тронулся, – да, он еще очень крепок, очень!..

Со вздохом облегчения он откинулся на спинку скамьи и занялся обдумыванием настоящей жизненной проблемы, касающейся не прошлого семьи Бина, а будущего миссис Гвенды Мейнард. Эта проблема приобрела особенное значение с того момента, когда он в последний раз видел Гвенду. А это случилось еще накануне вечером, когда она вышла из комнаты миссис Шипмет с каким-то странно озабоченным выражением лица.

Миссис Шипмет была хозяйкой пансиона, в котором жила Гвенда Мейнард.

Свою маленькую гостиную миссис Шипмет называла «святилищем». Там ее жильцы платили свои долги, и каждый из них тешил себя иллюзией, что он выговорил для себя такие льготные условия, которые ставят его в привилегированное положение по отношению к другим.

Все обитатели пансиона миссис Шипмет (по ее настоятельной просьбе) вынуждены были держать свои взаимоотношения с хозяйкой под строгим секретом, ибо каждый боялся, что раскрытие филантропической слабости доброй леди может вызвать бунт остальных. Поэтому еженедельный обряд расчета с ней происходит за плотно закрытой дверью «святилища».

Когда жилец открывал бумажник, миссис Шипмет вздрагивала от изумления, как будто презренный металл был последней вещью в мире, о которой она думала в этот момент.

– О, вам не нужно было беспокоиться! Завтра мы бы все уладили. Гм!

Она всегда произносила «гм!» в конце каждой фразы.

Однако обряд, совершаемый в «святилище», мог заканчиваться и несколько иначе…

– Я страшно огорчена, мистер… э… – Она всегда забывала имя жильца в подобных случаях. – Я страшно огорчена, но мои расходы так велики, и в понедельник мне предстоит большой платеж по векселю. И я боюсь, что мне придется просить вас освободить вашу комнату. Гм!

С такого именно свидания вернулась Гвенда Мейнард в субботу вечером.

Чику не удалось повидать ее после своего возвращения из Пальборо вплоть до второй половины дня.

– Миссис Мейнард! – Чик искренне обрадовался. – Мне очень жаль, что я еще не смог вас увидеть. Я вернулся домой только после полудня.

Она улыбнулась ему, но ее улыбка была несколько сдержанной.

– А, это вы, Чик! – сказала она, пожимая его руку. – Я хотела вас видеть. Как здоровье вашего дяди?

– Он очень… крепок. – Чик не мог найти более подходящего определения. – Вы не пойдете в свою комнату, не правда ли? – спросил он робко.

Она покачала головой.

– Я не знаю, куда я пойду, Чик, – ответила она и рассмеялась. – А вы хотели прогуляться?

– Если вы свободны, с радостью. Сегодня прекрасная погода!

– Хорошо, – согласилась она, подумав, и оба вышли на улицу.

Пансион миссис Шипмет находился в наименее удобном для жилья районе Брокли, и все люди нормального телосложения и образа мыслей, когда они «выходили погулять», инстинктивно направлялись в сторону Хилл-Фильдс, что вполне заменяло прогулки в самых красивых парках Лондона.

Гвенда и Чик также отправились к этим притягательным холмам и лужайкам. В течение некоторого времени оба молчали.

Гвенда была миловидна и миниатюрна. Все обитатели пансиона нашли ее «живой и интересной» (сенсационное появление в его стенах настоящей актрисы дало дополнительную пищу для воображения и языка). Однако в течение первой же недели со дня ее приезда интерес к ней иссяк. Мужчины, которым она сразу же – и не без основания – дала отпор, решили, что она страдает излишним самомнением, а девицы, которых она затмила своим появлением, поджимали губы и многозначительно переглядывались, когда ее имя упоминалось в разговоре: Гвенда носила обручальное кольцо и никогда не говорила о своем муже!

– Чик! – Она внезапно остановилась. – Я уезжаю…

Чик побледнел.

– Уезжаете, миссис… То есть, я хотел сказать – Гвенда? – Он нерешительно произнес ее имя. – Куда?

Гвенда пожала плечами.

– Я не знаю, Чик, но миссис Шипмет сказала мне, что ей нужна моя комната. Я уже задолжала ей за три недели.

Чик поглядел на нее с удивлением.

– Неужели? – переспросил он упавшим голосом.

– Да, это правда, – усмехнулась она невесело. – Мне пришлось купить несколько платьев для новой пьесы, ведь Сольберг заставляет нас одеваться за свой счет, а теперь, Чик, когда у меня все есть, – она подавила рыдания, – Сольберг заявляет, что отдаст мою роль, что есть другая претендентка, отец которой знаком с одним лордом. И этот лорд Чени попросил Сольберга передать ей мою роль…