Дюссельдорфский убийца - Уоллес Эдгар Ричард Горацио - Страница 17

Глава 17.

ИЗУМРУД

Рут ожесточенно стучала на машинке, стараясь отогнать назойливые мысли. Как нарочно, работы было мало, а солнце озаряло редакционную комнату яркими бликами, выхватив из пыли старую чернильницу и даже смятым корректурным гранкам, придав какую-то нарядность.

Дерзко, по-весеннему, чирикали воробьи, деревья уже покрылись яркими зелеными листьями, и кое-где торговки продавали первую едва распустившуюся сирень.

Идя утром в редакцию, Рут поймала себя на мысли о том, как хорошо было бы сейчас очутиться за городом.

Неужели этот Горн на самом деле повезет ее куда-нибудь? И Рут, в который раз со времени их знакомства, вспомнила высокого бледного человека с усталым лицом и насмешливой улыбкой. Как он красив все-таки!.. Усталое Сердце. И как обаятелен, несмотря на резкую повелительную манеру поведения.

Конечно, у очаровательной фрейлин Корнер не было недостатка в поклонниках. Выросшая без матери, умершей когда Рут была еще ребенком, девушка, находясь под опекой старика-отца, ученого, погруженного в научные занятия, была рано предоставлена сама себе. Она привыкла к самостоятельности и собственной оценке людей. Среди всех, кого Рут знала, комиссар фон Горн явно выделялся незаурядностью, красотой и обаянием, кроме того, его образ был овеян волнующей романтикой.

И Рут тщетно пыталась обмануть самое себя, стараясь заглушить зарождающиеся в ней чувства интереса и симпатии к комиссару.

Большие стенные часы пробили три. Редакция совсем опустела, только Рут в нерешительности стояла около окна, раздумывая, что ей делать. Несколько писем, адресованных под условными литерами в ответ на объявление Горна о покупке ротационки, лежали у нее в портфеле. Она взяла их сегодня из конторы и должна была отнести в полицей-президиум. Горн к тому же просил ее прийти в солнечный день, а сегодня, как назло, на небе не было ни облачка.

О чем он будет говорить с ней? Она отлично понимала, что «сенсационное официальное интервью» было только предлогом для чего-то более важного. И что означал этот грустный взгляд Мяча, ее старого веселого друга, его странные намеки?

Рут невольно вздрогнула, догадываясь, что они могли означать.

Так что же делать? Идти к Горну и беспрекословно подчиниться всем его требованиям? Вся ее гордая натура возмущенно протестовала против этого. Ведь он даже не посмотрит на нее, а лениво, полузакрыв глаза, начнет цедить сквозь зубы: «встаньте, сядьте, вы любите пломбир»… или что-нибудь в этом роде. Нет, она просто положит все письма в большой конверт и передаст его Горну — не ему самому, а Мячу, или кому-нибудь из агентов. Но Рут не удалось выполнить свое намерение. Только она сошла с лестницы, как к подъезду редакции подъехал знакомый черный автомобиль.

Передняя дверца отворилась, и рука в кожаной перчатке сделала приглашающий жест.

Озадаченная Рут невольно подчинилась приглашению и, только очутившись рядом с высоким шофером, увидела, что они с Горном вдвоем в автомобиле. Мяча — неизменной тени главного комиссара — не оказалось рядом.

Горн сидел за рулем, не замечая смущения девушки.

Черный автомобиль мчался по улицам, изредка пугая прохожих низким гудком-сиреной.

— Я хотела передать вам письма, — начала Рут.

— Как видите, я предпочел заехать за ними сам, чем получить их от Мяча, — последовал холодный ответ.

Девушка смущенно покраснела: значит, он угадал, что она не хотела идти к нему.

— Я просмотрю их потом, — бросил он, не отрывая взгляда от бежавшей перед ним дороги. — Вы сказали дома, что поздно вернетесь?

— Нет, папа все равно не заметит моего отсутствия. Но я до сих пор не знаю, куда мы едем.

— В Бейрат.

— А зачем?

— Вот что, фрейлин Рут, — продолжал Горн, — Сегодня такой великолепный день, что грешно сидеть в пыльной конторе. Неужели вы против небольшой прогулки?

— Нет, ведь… вы так заняты?

— Именно поэтому. Во время великой войны, когда я был в Швейцарии… — и Горн остроумно и увлекательно рассказал ей один эпизод из своей богатой приключениями жизни.

Автомобиль, выехав из города, мчался по шоссе в Бейрат.

Свежий воздух полей, солнце, быстрая езда успокоили и рассеяли все сомнения Рут. Она с удивлением наблюдала за комиссаром. Горн оказался таким милым, интересным собеседником, что она прямо его не узнавала.

— Вы жили прошлым летом на вашей ферме, Рут? — спросил он, окончив свой рассказ. — Это, кажется, недалеко отсюда?

Рут указала ему направление, совершенно забыв рассердиться за то, что Горн назвал ее просто по имени.

Вскоре автомобиль остановился перед небольшим домиком, обвитым плющом. Старик-арендатор радостно выбежал навстречу молодой хозяйке.

В уютной столовой вскоре был сервирован чай с густыми сливками и душистым медом. Проголодавшаяся Рут потребовала еще ветчины и яиц, и они уселись за стол, перекидываясь веселыми шутками. Оба вели себя, как выпущенные на свободу школьники.

Только когда тонкие пальцы девушки нечаянно касались сильных, холеных рук Горна, ею овладевало странное смущение.

— А мы ждали вас вчера, барышня, — заявил Хирт, арендатор, когда они кончили завтракать и вышли в сад.

— Вы хотели приехать сюда? — быстро спросил Горн, и она уловила некоторую озабоченность в его голосе.

— Да. Папе понадобились определенные материалы, которые он оставил здесь прошлым летом. Железной дорогой сюда добираться около трех часов, и я думала приехать сюда после обеда и переночевать, а на следующее утро вернуться в Дюссельдорф.

— В следующий раз я очень прошу вас, Рут, сообщайте прежде всего мне, если вы захотите уехать куда-нибудь из города, — произнес Горн своим обычным повелительным тоном.

— Но… мне кажется…

— Это ваш жених, барышня? — шепотом спросил Хирт, когда она немного отстала от Горна.

— С чего вы взяли? — резко ответила она.

— Простите, барышня, только мне показалось…

Рут отвернулась, чтобы скрыть краску на лице, и быстро подошла к краю лесной дороги. Она задыхалась от гнева. Этот человек обращается с ней, как со своей собственностью! Даже старик Хирт, видевший их в первый раз вместе, и то обратил на это внимание. Значит, все его любезности только для отвода глаз!

Заслышав позади легкие шаги Горна, она остановилась. Не бежать же ей в самом деле? Смешно! Надо раз и навсегда объясниться и прекратить это безобразие…

Горн увлек ее на небольшую полянку, прилегающую к дому, но скрытую от него деревьями, и, бережно опустив девушку на траву, улегся рядом, закинув руки за голову, и с полунасмешливой-полугрустной улыбкой произнес:

— Боюсь, что вы меня ненавидите, Рут.

— Кто дал вам право называть меня по имени?

Рут твердо решила не сдавать позиций и удерживать Горна на расстоянии. Ей понадобилась вся ее выдержка и умение владеть собой. Горн мог кого угодно сбить с толку, такой уж это человек!

— А разве об этом спрашивают? Мне так нравится.

— Но мне…

— И вам это не должно быть неприятно.

— Но…

— Но если это даже и немного «Шокинг», то иногда можно погрешить против скучных правил приличий.

Какие у него мягкие, ласковые глаза и подкупающая улыбка! Рут собрала последний остаток мужества.

— Хорошо, оставим в покое то, что мы с вами мало знакомы… Но где обещанное сенсационное интервью? И кроме того, неужели вы затеяли всю эту загадочную прогулку только ради того, чтобы говорить мне дерзости?

— Или позволить вам говорить со мной совершенно недопустимым тоном, — закончил Горн. — Видите ли, Рут, как к вам идет, между прочим, это имя, — интервью я дам вам потом, когда мы вернемся в город, но, кроме того, я должен признаться, что есть еще один вопрос, который меня очень волнует. Но я не знаю, как к нему подойти… Да, я комиссар Горн, и так далее… не знаю, с чего начать. Есть некоторые вещи, которые не говорятся ни с того с сего. Если бы на вашем месте был кто-нибудь другой… Или вы сами дадите мне повод, или какой-нибудь случай, ниспосланный небом…