Слово - Уоллес Ирвин - Страница 12

Он никак не отреагировал, хотя ее слова показались ему смешными.

— Ты выйдешь замуж, и тебя арестуют. — Его рот осклабился в злой ухмылке. — Я хочу напомнить тебе, дорогуша, что у тебя уже есть муж. А второй муж — это уже бигамия, и нашу Барби могут посадить в кутузку.

Ее лицо оставалось как и прежде каменным.

— Стив, только не надо шуток. Это серьезно. Это по-настоящему серьезно. Как-то мы разговаривали по телефону, и ты спросил тогда, встречаюсь ли я с мужчинами… Так вот, в последнее время, сейчас, я встречаюсь только с одним. Это Артур Бурке.

— Артур… Ты хочешь сказать… Психолог Джуди?…

— Да. Это замечательный человек. Ты на него очень похож. А я — я очень рада заботиться о нем. И, как я уже говорила, Джуди тоже. — Барбара поглядела на стакан у себя в руке, затем продолжила:

— Джуди нужны дом, семья, стабильность. Ей нужен отец.

Очень осторожно Ренделл взял стакан со стола, потом поставил его на место. Каждое слово он проговаривал очень тщательно:

— Я должен сообщить тебе одну новость, дорогуша. У Джуди уже есть отец.

— Да, конечно, у нее уже есть отец — ты. Она это знает. И Артур это знает. Только я имею в виду отца не по наименованию, а такого, который живет с ней под одной крышей, в одном доме, того — кто все время с ней. Ей нужна настоящая жизнь, внимание и любовь, которые она сможет получить только в полноценной семье.

— Я все понял, — сказал Ренделл. — И понял, что начинается промывка мозгов. Полноценная жизнь, внимание, любовь — все это дерьмо на палочке. Это все его словечки, его долбаная работенка, его дешевый способ подцепить для себя семейку и дочку, чтобы не растить ее с пеленок. Ладно, хочет он дочку, пусть себе сделает. Только мою девочку он себе не захапает. Нет, мамуля, только не мою Джуди!

— Стив, будь благоразумным.

— Выходит, ты все это заварила, чтобы спасти Джуди? Так вот в чем уловочка, а? Ты хочешь выйти замуж за этого парня ради Джуди, потому что девочке нужен отец?

— Это не самая главная причина. Я хочу выйти за Артура, потому что мне нужен муж. Муж, похожий на него. Я его люблю. И мне нужен развод, чтобы выйти за Артура замуж.

— Развод? — Спиртное и злость с новой силой ударили Ренделлу в голову. Он оттолкнул от себя стул. — Забудь об этом, ты ни черта не получишь.

— Стив…

Он попытался выпить из пустого стакана и направился к бару.

— Нет! — заявил он. — Я не отдам свою дочь, поскольку ее мать хочет затащить кого-то в свою койку.

— Не будь идиотом. Я не могу это обсуждать, когда ты нажрался и несешь чушь. Мне не надо никого затаскивать к себе в койку. Мужчина у меня уже есть. У меня есть Артур, и я хочу оформить наши отношения законным образом. Он же хочет иметь жену, жить в семье, и это же относится к Джуди. Если ты настолько озабочен ею, давай договоримся не строить нам преград. У тебя ведь была куча возможностей упросить нас вернуться. Только ты и пальцем не пошевелил. Когда же мы захотели уйти, ты начинаешь нас осуждать. Отпусти нас, пожалуйста.

Ренделл тянул свой виски.

— Так ты говоришь, будто Джуди хочет, чтобы этот твой хахаль стал ей отцом?

— Можешь спросить у нее сам.

— Не беспокойся, спрошу. И ты, выходит, уже барахталась с ним на травке. Может в этом-то все и дело?

Стоя возле бара с отсутствующим выражением лица и водя пальцем по краю стакана, Ренделл смотрел, как Барбара встает с места, чтобы взять пачку сигарет. Его глаза следили за женой, за передвижениями этого так хорошо ему известного женского тела. Сейчас же она отдает это тело другому мужчине.

По совершенно необъяснимой причине, а может и объяснимому — ну да, он слишком много выпил — Ренделл стал пробираться памятью назад, по развалинам их супружеской жизни, до того рокового момента, который так долго хоронился в закоулках сознания. Это случилось во время их последней совместной поездки за границу… Ночь в Париже, паршивейшая, отвратительнейшая ночь. Они с Барбарой уже легли в кровать, громадную двуспальную кровать, изголовье которой примыкало к стенке номера одной из самых фешенебельных парижских гостиниц. «Плаза Атени»? «Бристоль»? «Георг V»? Ренделл никак не мог вспомнить. Они лежали в кровати, холодность и чувство обиды вздымались меж ними кучей ненужного хлама, в то время, как каждый из них притворялся, что уже спит. А потом, где-то за полночь, из соседнего номера за тонюсенькой стенкой донеслись приглушенные звуки голосов, мужского и женского; слов нельзя было разобрать, а затем — скрип кровати женские вскрики и стоны, тяжелое дыхание мужчины, хрипы и скрипы страстные и возбуждающие быстрые звуки.

И когда он вот так лежал, прислушиваясь, каждый звучок был для него ударом кинжала, и Ренделл буквально истекал завистью и ревностью к этим приглушенным наслаждениям; а еще он истекал яростью, перемешанной с чувством вины по отношению к Барбаре — телу, лежащему рядом с ним на одной постели. Он не мог видеть ее, но знал, что она тоже вслушивается в темноту. И никто из них не хотел отступать. Звуки за стенкой насмехались над холодом их разделенных тел и лишь подчеркивали пустоту проведенных вместе лет. Ренделл ненавидел лежащую рядом женщину, ненавидел парочку за стеной с их бесконечными совокуплениями и единством, но более всего он ненавидел самого себя за невозможность любить свою спутницу. Как хотелось ему сорваться с этой постели, отделиться от Барбары — тела, от этого чудовищного номера и рвущих сердце звуков. И, тем не менее, он не мог. Он мог только ждать. А когда утихли последние вздохи и скрипы, последние всхлипы удовлетворенной страсти — за стенкой установилась тишина завершения, которая была еще даже более невыносимой.

Ночь все продолжалась, и вот тогда в его сознании промелькнули строки из стихотворения Джорджа Мередита, и от этих слов его прошибло ознобом:

— И потом, как делает то полночь,

Ее гигантское сердце из Памяти и Слез

Пьет бледный наркотик тишины и разбивает

Тяжкую меру сна; и они — с головы до ног

Недвижны были, глядя сквозь мертвый мрак годов своих,

Ползущие по пустой стене пустым напоминаньем.

Они лежали как фигуры, что можно видеть