Банда Тэккера - Уолферт Айра - Страница 17

— Не знаю, — сказала она.

— Ты не знаешь. А я знаю. Сплошное жульничество. Что бы шоферы ни покупали для своих хозяев — шины, насосы, бензин, фары, масло, запчасти — на все я должен был писать дутые счета, чтобы эти жулики могли наживаться, а вместе с ними и я. Это, что ли, бизнес? Перепродавать пустое пространство и воровать где цент, где два — это бизнес? Сейчас, по крайней мере, благодарение богу, я нашел бизнес, в котором можно не воровать.

Сильвия вытерла последнюю тарелку. Она повесила полотенце, достала из кухонного шкафа щетку и начала подметать пол. Все это она делала машинально, не думая. Она могла бы убирать свою квартиру в темноте. Она знала каждый бугорок на линолеуме. Это был ее дом с того дня, как она вышла замуж. Когда они были еще молодоженами, Сильвия мечтала о квартире получше и хлопотливо-радостно бегала по городу, готовясь ко дню, когда уже можно и нужно будет перебраться поближе к парку или к детской площадке и снять квартирку с окнами на юг, и рядом со школой, и в приличном районе, где в скверах гуляют приличные дети, и с лифтом, чтобы не таскать по лестнице детскую коляску. Но детей не было, и Лео не находил нужным менять квартиру. К чему это? — говорил он Сильвии. — Дом — это не стены, а люди, которые в нем живут. От самих себя все равно не уедешь. — И Сильвия согласилась. Лео не захотел менять квартиру потому, что денег было не так много, чтобы это помогло ему побороть в себе неуверенность, а Сильвия не настаивала потому, что утратила веру в свою способность создать домашний очаг, а вместе с верой утратила и интерес к нему.

Подметя половину кухни, Сильвия сказала, не глядя на мужа:

— Ты не думай, что я осуждаю тебя, Лео. Я знаю, как трудно достается хлеб. — Она перестала мести и оперлась на щетку. Впервые за всю их совместную жизнь она вдруг почувствовала, что Лео, в сущности, безразлично, что она о нем думает. Он был потерян для нее. Он был всегда как бы остовом, на котором держалась их жизнь. На нем должен был зиждиться их домашний очаг. Но у них не было детей и не было домашнего очага. И все же у Сильвии всегда было такое чувство, что есть хотя бы остов семьи. Теперь даже это чувство исчезло. Сильвия внезапно поняла, что она ничто для Лео и Лео ничто для нее. Она невольно закрыла глаза, и вокруг них побежали морщинки; голова ее поникла.

— Лео! — вскрикнула она и не могла больше вымолвить ни слова. Щетка чуть приметно вздрагивала в ее руках. Лео смущенно смотрел на нее. — Если бы только у нас были дети, — сказала она.

— При чем тут это? — От удивления Лео слегка повысил голос.

Сильвия отвернулась, прислонила щетку к буфету и, закрыв лицо руками, заплакала. Лео тяжело вздохнул. Он подошел к ней и, став против нее, старался заглянуть ей в лицо.

— Ты хотела бы гордиться мной? — спросил он. — Поэтому? — Она покачала головой, не отнимая рук от лица.

— Человек может гордиться, если он делает все, что нужно для жены и для себя, — сказал Лео. — Вот тогда он имеет право гордиться.

— Я не об этом. — Сильвия положила голову ему на плечо и продолжала плакать.

— Нет? — спросил он беспомощно. — Нет? Тогда о чем же? — Он обнял ее и слегка прижал к себе. — Пока нам хорошо друг с другом, — прошептал он ей на ухо, — так что же нам еще нужно? Пока нам хорошо друг с другом, наплевать нам на все остальное.

Но она все плакала, беспомощно, безнадежно, и он безнадежно вздыхал и безнадежно гладил ее по плечу.

Но лотерейный бизнес и в самом деле был такой же бизнес, как всякий другой, а Лео был «хороший» человек и поэтому мог сделать его «хорошим» бизнесом. Вскоре молва о Лео и о том, как он ведет свое дело, распространилась по Гарлему, и другие держатели лотерей стали подражать ему, потому что это оказалось прибыльным. Теперь можно было без труда отыскать дом игрока, которому повезло. Перед этим домом всегда дежурила толпа в ожидании выплаты выигрыша. Даже если лил дождь, зрители не расходились, — одни прятались в подъездах, другие выглядывали из окон.

Как только появлялась машина Лео, сбегалось человек двадцать — тридцать. Обычно мальчишки первые замечали зеленый открытый автомобиль, который Лео приобрел «для бизнеса», и бежали за ним следом. Когда автомобиль останавливался, они подходили поближе и ощупывали его, как деревенские ребятишки ощупывают фургоны бродячих цирков. — Вот это да! — замечал кто-нибудь из мальчишек, и остальные отвечали: — Угу! — Когда Лео выходил из машины, они принимались обсуждать, что он мог бы купить, если бы выложил сразу все свои деньги на прилавок. Они были убеждены, что он самый богатый человек на свете.

Шофером у Лео был Эдгар, черномазый, костлявый парень в роговых очках, придававших ему солидный вид. Эдгар был не только шофером Лео; каждый день после полудня он объезжал все приемочные пункты, забирал лотерейные билеты, оставленные там контролерами, и привозил их к Лео в контору, которую все называли банком. Он также исполнял обязанности секретаря и главного помощника Лео.

В машине Лео всегда сидел на переднем сиденье рядом с Эдгаром, а контролер, сборщик которого продал выигравший билет, занимал заднее сиденье. Сам сборщик обычно находился в это время в доме игрока, ожидая выплаты своих десяти процентов.

Никто из зрителей не уделял особого внимания ни контролеру, ни Эдгару. Все смотрели на Лео. Они следили за каждым его движением, когда он не спеша вылезал из автомобиля и не спеша входил в подъезд, отмечали влажный блеск его глаз, улыбку, застывшую на землистом лице. Из задних рядов доносились восклицания:

— Носильщика, хозяин?

— Смотри не надорвись, хозяин!

— Выкладывай деньги здесь, хозяин, — стоит ли тащиться по лестнице!

В задних рядах смеялись и толкались, наперебой отпускали шутки, но передние ряды хранили молчание. Те, кто стоял ближе к Лео, не улыбались и смотрели на него, приоткрыв рот. Они смотрели на Лео, как голодный смотрит на пищу.

Мальчишки неслись по лестнице впереди Лео; остальные шли за ним следом. Толпа подымалась по грязной темной лестнице, словно стая вспугнутых птиц. Шум и гам, смех, топот и шарканье ног наполняли спертый, прокисший воздух. Контролер поднимался вместе с Лео. Эдгар оставался внизу в машине.

Для Лео обычно бывала приготовлена бутылка виски. Она дожидалась его на столе рядом с вытертыми до блеска стаканами и тарелкой с домашним печеньем или пирогом. Виски было дешевое, того сорта, который негры зовут «Кинг-Конг», и Лео к нему не притрагивался.

— Никогда не мешай выпивку с делом, — изрекал он тоном проповедника и оглядывался вокруг, чтобы удостовериться, был ли он услышан и понят. Если его слова производили надлежащее впечатление, он грозил бутылке пальцем и добавлял: — На дне ее таится больше горя, чем на кладбище.

— Аминь, — шепотом отзывалась аудитория, и все устремляли задумчивый взгляд на бутылку.

Но если проповедь не удовлетворяла публику и к Лео продолжали приставать, чтобы он пропустил стаканчик, он тут же менял тактику:

— Если я буду пить в каждом доме, где мне нужно платить, — говорил он, — я все спутаю. — Он любил напоминать о том, что выигрыши выплачиваются каждый день и счастливчик не один — их много. Впрочем, Лео сам выплачивал только крупные выигрыши — свыше 100 долларов. Все остальные выплачивались контролерами, а Лео только выдавал деньги.

Лео передавал игроку деньги из рук в руки.

— Самые свеженькие — прямо из-под машины, — приговаривал он, отсчитывая бумажку за бумажкой.

На каждое его слово толпа отзывалась смехом. Все были в приподнятом настроении. Лео старался говорить громко, так, чтобы даже те, кто не сумели проникнуть в комнату и теснились в передней, поднимаясь на цыпочки и вытягивая шеи, могли его слышать. Толпа, заранее скаля зубы, ловила каждое его слово.

Лео вел себя здесь, словно актер на сцене. Выплата выигрышей была лучшей рекламой для бизнеса, и, когда Лео не выплачивал выигрыша сам, он заботился о том, чтобы контролеры так же, как и он, пускали пыль в глаза. Лео купил кольцо с крупным рубином. Вместе с большим зеленым автомобилем оно должно было убеждать его клиентов в том, что он человек с деньгами. Лео носил кольцо на правом мизинце, где рубин выглядел особенно внушительно. Он купил его у одного из своих поручителей, которому, по его словам, кольцо досталось от клиента. Кольцо не годилось Лео. Оно было мало для его коротких пухлых пальцев, и впившийся в толстый мизинец рубин был похож на красное, стертое до кости мясо.