Мир без России - Арин Олег - Страница 6

Убежденность в универсальности стандартов «зрелых законов» подводила и не раз будет подводить всех ученых, которые вбили себе в голову подобные иллюзии. Некоторые из них, как будет показано ниже, начинают избавляться от таких штампов. И поможет им в этом не только Китай со своей китаизированной спецификой, но и Россия, своей практикой посрамляющая все преимущества капитализма.

И все же следует признать, что часть американских ученых, в том числе и упомянутые в данной главе авторы, всерьез взялась за понятийный аппарат, осознавая, что без выработки такого аппарата все рассуждения о внешней политике или международных отношениях будут означать не что иное, как болтовню ни о чем. И в этом я вполне солидарен с Рональде Роговски, который пишет: «Теорию постигает фундаментальная неудача, когда она производит неопределенные понятия, а неопределенные понятия в свою очередь воспроизводят неопределенность для выработки стратегии и способы ее реализации; и поскольку способы остаются неопределенными, то невозможно осуществить убедительную проверку теории. Проблема — в теории. Ее возможно исправить, но трудно понять как»11. Продолжая его мысль, Майкл Дэш пишет: «Без системных переменных нет предсказаний. Предсказания, однако, являются центральными в общественных науках не только по теоретическим причинам (нам нужны прогностические теории, чтобы с помощью прогнозов проверять те же теории), но и для политического анализа (теории, которые не делают ясных прогнозов, мало используются политиками)» (p. 153).

Проблема коренится в отсутствии целостной науки о внешней политике и международных отношениях. Существуют отдельные исследовательские направления в изучении тех или иных сегментов мировой политики. Причем каждое из этих направлений оперирует собственным набором терминов, которые только в редких случаях определены в виде понятий, но фактически никогда на уровне категорий.

Так, геостратегический подход использует термины «биполярность», «многополярность», «центры силы», «национальная безопасность», «национальные интересы», в основе которых лежит сила (но никто так и не определил, какая сила — Force? Power? Might? Strength?). Геоэкономический подход эксплуатирует термины «интеграция», «глобализация», «интернационализация» и т. д. В свою очередь идеологический или классовый анализ предполагает иной набор терминов: демократия, диктатура, авторитаризм. Своим терминологическим аппаратом обладает геополитика, цивилизационные, системные и другие подходы. При этом надо иметь в виду, что нередко одни и те же термины в различных подходах могут иметь и различное содержание. Например, термины «полюс», «сила», «интеграция» и т. д.

Если автор заранее не оговаривает поле своего исследования, то становится непонятным, что он анализирует и что он прогнозирует: всю систему международных отношений или какую-то ее часть. Неопределенность усиливается, когда автор не объясняет содержание термина, которым он пользуется в своем анализе.

И если американские ученые, по крайней мере многие из них, стремятся к понятийной четкости, то российские научные работники в своей массе обходятся без таких «мелочей».

ГЛАВА II

Место и роль США в XXI веке в исследованиях американских международников и политологов

В данной главе я намерен пересказать взгляды некоторых американских ученых на структуру международных отношений в XXI веке, место и роль США в системе международных отношений, а также их представления относительно места и роли России в мире, в том числе и с точки зрения внешней политики Вашингтона. У меня нет намерений критиковать американцев, хотя не избегу некоторых комментариев. Главное же — дать возможность им высказаться с тем, чтобы сами читатели оценили их взгляды и подходы. Пусть никого не пугает обилие цитат, поскольку мне хотелось сохранить стиль авторов, не искажая их сглаживаниями и упрощенным пересказом.

Ганс Биннендижк: и снова биполярность?

Есть смысл начать с работы авторов, которые предваряют анализ текущих событий и будущего некоторым историческим экскурсом в описание структур и систем международных отношений.

Среди американских международников заметное место занимает Ганс Биннендижк, директор Института национальных стратегических исследований при Университете национальной обороны, а также главный редактор «Стратегических оценок», к которым мы вернемся сразу же после анализа его работы. В одной из своих статей в соавторстве с Аланом Хенриксоном12 он выделяет шесть исторических систем международных отношений.

Первая система функционировала в период между Утрехтским договором (1713 г.) и битвой при Ватерлоо (1815 г.), которую он обозначает как «свободный баланс сил» (loose balance of power) в рамках многополярности.

Вторая система действовала в период между Венским конгрессом (1815 г.) до Крымской войны (1853–1855 гг.), которая также основывалась на балансе сил, но уже с обозначенным балансиром — Великобританией, а также с намечающейся неоформленной биполярностью (на Западе — Франция, Великобритания; на Востоке — Россия, Пруссия, Австрия).

Третья система возникла в период между Крымской и Первой мировой войной. Началась она с многополярности, а закончилась к началу 1900-х годов жесткой биполярной блоковой системой (имеются в виду страны Антанты, с одной стороны, державы Альянса — с другой).

Четвертая система — период между двумя мировыми войнами. Авторы не дают четких характеристик системе данного периода, что естественно, т. к. его сложно определить со структурных позиций. Этот период не был ни многополярным (в середине этого периода сформировалась ось-полюс — Германия, Италия и Япония), ни биполярным (не была четко оформлена до 1941 г. другая «ось»), ни однополярным, т. к. ни одна из «осей» или держава не доминировали в мире.

Пятая система — период холодной войны, которая поначалу проявила себя как «ранняя многополярность», вскоре превратившись в «фундаментальную биполярность».

(В реальности никакой даже «ранней многополярности» не было, а были фактически две державы-победительницы, с самого начала рассматривавшие друг друга с позиции идеологического геостратегического соперничества.)

Авторы обращают внимание на одну важную вещь: все пять систем поначалу возникали как многополярные, а по мере своего развития структурировались в биполярную. Они подчеркивают также, что «биполярность не является единственным фактором, ведущим к основному конфликту, но она создает структуру для этого и делает конфликт наиболее вероятным». На самом деле здесь причины перепутаны со следствием: биполярность как раз и является следствием причины конфликта, вызреваемого вследствие глубинных противоречий между сторонами.

Наконец, шестая система возникла после окончания холодной войны. Эту систему, по мнению авторов, трудно охарактеризовать, поскольку еще не определены долговременные тенденции этой системы. Как писал в этой связи другой крупный американский теоретик-международник Стэнли Хоффман, если не знаешь, как назвать систему, ее называют «после» — «post»: Post Cold War Era, Post Industrialized Era, Post Communist Era и т. д.

Шестая система имеет пять категорий акторов и четыре доминирующие тенденции, которые по-разному влияют на поведение акторов.

Демократические акторы — страны рыночной демократии. Их идеология стала глобальной (авторы напоминают, что из 191 государства 117 присуща демократия). США являются их лидером, и в настоящее время международная система характеризуется однополярностью, т. к. американское влияние носит глобальный характер.

Вторая группа акторов — государства переходного периода от авторитаризма к демократии. Среди них называются, прежде всего, Китай, Россия и Индия.

Третью категорию образуют преступные государства, или, как их чаще называют в русскоязычной литературе, государства-изгои (rogue states). Это Ирак, Иран, Северная Корея, Ливия, Судан, Куба и Сербия. Авторы полагают: «Сдерживание их активности стало главной задачей оборонной политики США в первой декаде возникновения шестой системы».