Самое само - Лосев Алексей Федорович - Страница 22

9. Вечная природа охватывает в себе снова все единства аффирмированности, аффирмирующего и индифференции обоих.

10. Природа, являющаяся как таковая, не есть совершенное откровение Бога.

11. Совершенное откровение Бога есть только там, где единичные формы в отображенном мире разрешаются в абсолютное тождество, каковое происходит в разуме. Разум, следовательно, есть во Всем сам - совершенное отображение Бога.

12. Бог как бесконечная идеальность, охватывающая в себе всю реальность, или Бог как бесконечно аффирмирующее есть, как таковое, сущность идеального Всего.

В идеальном, по Шеллингу, опять повторяется свое идеальное (внешнее здесь знание), свое реальное (дающее здесь действие) и своя индифференция обоих (или искусство) ( 13 14). То же абсолютное тождество, которое выше и этой индифференции, дает в этой идеальной облает" философию ( 15).

19. Необходимость и свобода относятся между собою как бессознательное и сознательное. Искусство поэтому покоится на тождестве сознательной и бессознательной деятельности.

21. Вселенная (Universum) образована в Боге как абсолютное произведение искусства и в вечной красоте.

22. Как Бог в качестве первообраза становится в отображении красотой, так идеи разума, созерцаемые в отображении, становятся красотой.

23. Непосредственная причина всякого искусства есть Бог.

24. Истинная конструкция искусства есть выставление его форм в качестве вещей, как они существуют в себе или как они существуют в Абсолюте.

До сих пор Шеллинг рисовал общее понятие искусства. Искусство есть, стало быть, универс как красота. Далее - речь об особенных формах этого искусства.

25. Особенные формы существуют как таковые, без сущности, они только формы, которые могут существовать в Абсолюте, не иначе как поскольку они, как особенные, снова принимают на себя всю сущность Абсолюта.

26. В Абсолюте все особенные формы настоящим образом разделены и настоящим образом суть одно только потому, что каждая из них есть универс, каждая есть абсолютное целое.

27. Особенные вещи, поскольку они абсолютны в своей особенности, поскольку они, следовательно, как особенные, суть одновременно универсы, называются идеями.

28. Эти же самые во-едино-образования (Ineinsbildungen) общего и особенного, которые, рассматриваемые в самих себе, суть идеи, т.е. образы Божественного, являются богами.

29. Абсолютная реальность богов следует непосредственно из их абсолютной идеальности.

30. Чистое ограничение - с одной, и нераздельная абсолютность, с другой стороны, есть определяющий закон всех божественных образов.

31. Мир богов не есть объект ни только рассудка, ни только разума, но может быть воспринят единственно при помощи фантазии.

32. Боги в себе ни нравственны, ни не-нравственны, но независимо от этого отношения абсолютно блаженны".

33. "Основной закон всех образований богов есть закон красоты", ибо "красота есть реально созерцаемое Абсолютное", а "образования богов суть само Абсолютное, созерцаемое в особенном реально (или синтезированное с ограничением)".

34. Боги необходимо образуют между собою опять некую целостность (Totalitat), мир.

35. Единственно только тогда, когда боги образуют среди себя мир, они достигают для фантазии независимого существования, или независимого поэтического существования.

36. Отношение зависимости между богами не может быть представлено иначе как отношение порождения (теогония).

37. Целое представление о богах, когда они достигают совершенной объективности или независимого поэтического существования, есть мифология.

38. Мифология есть необходимое условие и первая материя всякого искусства.

39. Изображение Абсолютного с абсолютной индифференцией общего и особенного в особенном возможно только символически.

40. Характер истинной мифологии есть характер универсальности, бесконечности.

41. Создания мифологии не могут быть мыслимы ни как намеренные, ни как ненамеренные.

42. Мифология не может быть ни произведением единичного человека, ни рода или поколения (поскольку последние есть только соединение индивидуумов), но только произведением рода, поскольку он сам есть индивидуум и подобен единичному человеку.

c) Приведенные тезисы из Шеллинга впервые дают логическое ясное развитие понятия символа и мифа на основе учения об абсолютной самости, которую он именует Абсолютом. Характерно, что ни немецкие мистики XIII-XV вв., ни прочие немецкие идеалисты конца XVIII и начала XIX в. (не считая поэтов-романтиков) не дают никаких ясных нитей для учения о символе. Даже неоплатоники занимались логикой понятия символа очень неохотно, предпочитая больше заниматься самими символами, чем их теорией. Нет никакого логического развитого учения о символе и у Дионисия Ареопагита, хотя самое ощущение символа и стремление в него вживаться и его понимать так же могущественно в Ареопагитиках, как их апофатизм. Николай Кузанский принципиально стоит на почве символизма и даже дает их общеонтологическое обоснование. Однако и он не дал специального анализа самого понятия символа, потому что его "конъектуры" имеют только очень общее значение и относятся не просто к символу, но вообще ко всякому знаку, которым оперирует наше сознание. И вот только Шеллинг - кажется, впервые за всю историю философии - дает именно понятие символа и мифа, анализ именно самого понятия символа и мифа. И при том процитированные нами тезисы есть далеко не единственная концепция Шеллинга в этой области. Мы ее привели, как и вообще все в этой главе, только ради примера.

Ради краткого резюме этого учения Шеллинга мы могли бы предложить такую таблицу.

Абсолютное (которое не есть ни утверждающее, ни утверждаемое, ни их индифференция).

Всё (общее).

Реальное Всё (вечная природа):

1. материя

2. свет

разум

3. организм

Идеальное Всё:

1. знание

2. действие

3. искусство

Абсолютное Всё:

1. истина

2. добро

философия

3. красота

Универс (особенное).

Идеи

Боги

Боги как абсолютный целостный мир, или мифология (индифференция общего и особенного в особенном, или символ).

Таким образом, исходя из триады: идеальное, реальное, индифференция, Шеллинг учит о том, что эта триада несколько раз повторяется в каждом из своих членов. Та индифференция, которая сливает воедино идеальное и реальное в самой индифференции, т.е. в третьем члене, есть красота. Красота - синтез идеального и реального в индифферентном, или абсолютном. Всё. Но это абсолютное Всё дано пока вне всякой дифференциации. Если его дифференцировать, получается Универс, Вселенная, в котором, однако, каждый частный момент обязательно продолжает нести на себе все целое. Идеальное в нем, несущее на себе все целое, есть идеи; а реальное в нем, несущее на себе все целое, есть боги; а индифференция реального и идеального несущая на себе все целое, есть символ и миф. Следовательно, для понятия символа необходимо:

1) абсолютное, которое вне всяких различий; 2) проявление его в абсолютном Всё; 3) выделение в этом абсолютном Всё идеального и реального, но взятых в их тождестве; 4) дифференциация этого последнего тождества на отдельные моменты, но так, чтобы они цельно выражали его собою; и, наконец, 5) разделение и этих дифференцированных моментов Всего с точки зрения идеального и реального, причем символ есть именно новое тождество идеального и реального.

Еще короче можно сказать так. Символ, по Шеллингу, есть такое тождество идеального и реального, которое выражает в данной отдельной вещи тождество идеального и реального во Всем, причем это Всё есть выражение лишенного всяких различий абсолютного единства.

Приведенное к такой простой формуле, многосложное учение Шеллинга обнаруживает свое ясное и вполне естественное место в системе мирового апофатизма, недостаточно четко формулированное в концепциях, приведенных выше. Ясным становится и то, какая культурная типология толкала Шеллинга на этот путь. Если Фихте увлекался моральным драматизмом, а Гегель дидактической прозой, то Шеллинг жил восторгами перед широчайшим мировым эпосом, понимая мир как самое совершенное произведение искусства. Тут Абсолют, это сaмое самo Шеллинга, есть жизнь художника, подобно тому как у Фихте сaмое самo есть жизнь морально-волевого деятеля. Ясно при этом и то, что абсолютное сaмое самo у того и у другого есть нечто безличное. Оба настолько высоко ставят человеческого субъекта, что при всем их объективизме и даже апофатизме на долю объективности остается все же в конце концов нечто безличное.