Странствия убийцы [издание 2010 г.] - Хобб Робин - Страница 59

Вскоре я обнаружил, что на это надеялся не только я. В промежутке между двумя тавернами, выходившими на загоны, была целая ярмарка наемного сброда. Здесь были пастухи, которые привели свои стада от Голубого озера, истратили вырученные деньги, а теперь, оставшись без гроша далеко от дома, искали возможности вернуться. Для некоторых из них это был образ жизни. Было также несколько юнцов, по-видимому искателей приключений и желающих начать свое дело. И были отбросы общества, которые нигде не могли найти постоянной работы или просто не умели подолгу жить на одном месте. Я не мог как следует смешаться ни с одной из этих групп и в конце концов остался с перегонщиками.

Я всем рассказывал, что моя мать недавно умерла и завещала все моей старшей сестре, а та незамедлительно выгнала меня. И теперь я хотел добраться до своего дяди, который живет у Голубого озера, но деньги у меня уже кончились. Нет, никогда раньше я не перегонял скот, но у нас дома были лошади и овцы, и я знаю, как за ними ухаживать, и некоторые говорят, что у меня «есть подход к бессловесным тварям».

В тот день никто меня не нанял. На работу взяли не многих, и большинство из нас стали устраиваться на ночлег прямо там. Подмастерье пекаря прошелся среди нас с подносом остатков, и я расстался с очередным медяком, купив длинный ломоть посыпанного семенами черного хлеба. Я разделил эту трапезу с крепким парнем, из-под платка которого торчали длинные льняные волосы. В ответ Крис предложил мне кусочек сушеного мяса, глоток самого ужасного вина, какое мне доводилось пробовать, и массу свежих сплетен. Он был болтун, один из тех людей, которые занимают крайнюю позицию по всем вопросам и не беседуют, а спорят со своими товарищами. Поскольку мне было особенно нечего сказать, Крис скоро втянул других перегонщиков в длительную дискуссию о политических течениях в Фарроу. Кто-то разжег небольшой костер, больше для освещения, чем для того, чтобы согреться, и по рукам пошли бутылки с вином. Я лег на спину, положив голову на свой тюк, и притворился, что дремлю, на самом деле внимательно прислушиваясь к беседе.

Не было никаких разговоров о красных кораблях. Никто не вспомнил о бушующей на береговой линии войне. Я только теперь понял, как сильно эти люди вознегодовали бы, если бы с них стали взимать налоги для защиты побережья, которого они никогда не видели, для постройки океанских кораблей, когда они не могут даже вообразить, что такое океан. Бесплодные равнины между Пристанью и Голубым озером были их океаном, а они матросами, путешествующими по нему. Шесть Герцогств стали единым государством не сами по себе — сильные правители связали их единой границей и приказом быть одним целым. Если бы все Прибрежные герцогства пали под натиском красных кораблей, это бы почти ничего не означало для здешнего народа. У них все равно останутся стада и отвратительное вино; никуда не денутся трава, река и пыльные улицы. Так что я подумал, какое же право мы имели заставлять этих людей платить за войну, которая велась так далеко от их домов? Фарроу и Тилт были завоеваны и покорены. Они не приходили к нам, прося защиты или преимуществ в торговле. Им, безусловно, стало лучше, когда их освободили от мелких племенных вождей и дали большой рынок сбыта для их продукции. Сколько парусины и прекрасных льняных веревок продали они, прежде чем стали законной частью Шести Герцогств? И все-таки это было жалким утешением.

Я устал от этих мыслей. Единственной постоянной темой их беседы были жалобы на прекращение торговли с Горным Королевством. Я уже начал дремать, когда услышал слово «Рябой». Я открыл глаза и слегка повернул голову.

Кто-то упомянул его, как обычно, в качестве предвестника болезней, со смехом говоря, что все овцы Хенсила видели его, потому что умерли в своем загоне, прежде чем бедолага успел продать их. Я нахмурился, подумав об эпидемии, но другой человек рассмеялся и сказал, что теперь в народе считают: увидеть Рябого уже не плохая примета, а величайшая удача.

— Если я встречу этого старого нищего, то не брошусь наутек, а схвачу его и приведу к королю. Он обещал сотню золотых любому, кто найдет Рябого из Бакка.

— Всего пятьдесят золотых, а вовсе не сто, — насмешливо перебил его Крис. Он снова глотнул из своей бутылки. — Что за глупости, сотня золотых за седого старика!

— Нет, сотня за него одного. И еще сто за человека-волка, который бежит за ним по пятам. Я слышал, как об этом кричали сегодня после полудня. Они пробрались в королевский дворец в Тредфорде и убили нескольких гвардейцев звериной магией. Вырвали им горло, чтобы волк мог напиться крови. Вот они кого ищут. Одет как аристократ, говорят, и у него есть кольцо, цепочка и серебряная побрякушка в ухе. В волосах белая прядь после старой битвы с нашим королем, и шрам на лице, и сломанный нос. Да, и еще новенькая рана на предплечье, которую он получил от короля в этот раз.

Все одобрительно загалдели. Даже я вынужден был оценить целеустремленность Регала. Я снова повернулся к своему тюку и зарылся в него, как будто собираясь спать.

Разговор продолжался.

— Говорят, он воспитан звериной магией и может превратиться в волка, как только на него упадет лунный свет. Они спят днем и разгуливают по ночам, вот что они делают. Ходят слухи, что проклятие наслала на нашего короля эта чужеземная королевна, которую он выгнал из Бакка, когда она захотела украсть у него корону. А Рябой, оказывается, наполовину дух, которого горная ведьма вытащила из тела старого короля Шрюда. И он шляется по дорогам и улицам, повсюду в Шести Герцогствах, и везде приносит несчастье. И у него лицо старого короля.

— Дерьмо и вздор, — с отвращением проговорил Крис и сделал еще глоток.

Но другим понравилась эта дикая история, и они, перешептываясь, придвинулись поближе к рассказчику.

— Так уж я слышал, — раздраженно сказал он, — что Рябой — это полудух Шрюда и что он не будет знать покоя, пока горная королевна, его отравительница, не окажется в могиле.

— Если Рябой — дух Шрюда, почему Регал предлагает за него сотню золотых? — кисло спросил Крис.

— Не дух. Полудух. Он украл часть духа короля, когда тот умирал, и король Шрюд не успокоится в могиле, пока Рябой не умрет. Тогда половинки духа короля смогут соединиться. А некоторые говорят, — он понизил голос, — что бастард на самом деле не умер. Он и есть человек-волк. Они с Рябым хотят отомстить королю Регалу и уничтожить его, раз уж они не смогли захватить трон. Бастард сговорился с королевой Лисицей и задумал стать королем, убив старого Шрюда.

Это была подходящая ночь для такой истории. Бледная оранжевая луна висела низко над землей, и ветер доносил до нас скорбные стоны скота в загонах, запахи крови и выделанных кож. Время от времени лик луны закрывали высокие рваные облака. От слов рассказчика дрожь пробежала у меня по спине, хотя и совсем не по той причине, что у всех остальных. Мне уже казалось, что сейчас кто-нибудь толкнет меня ногой и крикнет: «Эй, давайте-ка лучше посмотрим на него как следует!» Но никто этого не сделал. Рассказ погонщика заставил их искать в темноте волчьи глаза, а не присматриваться к усталому рабочему, спящему среди них. Тем не менее сердце колотилось у меня в груди, и я думал о том, много ли оставил следов. Портной, у которого я обменял одежду, узнает меня по этому описанию. И возможно, женщина с серьгой. Даже старьевщица, которая помогала мне правильно завязать платок. Кто-то не захочет доносить, кто-то побоится королевских гвардейцев. Но найдутся и другие. Безопасности ради лучше исходить из худших предположений, как будто все выдали меня.

История меж тем обрастала все новыми гнусными подробностями. Рассказчик поведал, что Кетриккен легла со мной в постель, чтобы зачать ребенка, который должен был помочь нам добиться трона. В его голосе было отвращение, когда он говорил о Кетриккен, и никто не насмехался над его словами. Даже Крис рядом со мной молчаливо соглашался, как будто никто не сомневался в существовании этих странных заговоров. Подтверждая мои худшие опасения, Крис внезапно заговорил: