Инквизитор. Акт веры - Ульрих Антон - Страница 1

Антон Ульрих

Инквизитор. Акт веры

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ВОСЬМОЙ ГРЕХ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Дон Хуан де Карабас родился ранним утром в год одна тысяча четыреста восемьдесят восьмой от Рождества Христова в родовом имении. Так было записано в приходской книге церкви Святого Фомы Севильского. Его отец, маркиз дон Карлос де Карабас, не имея возможности иным образом отметить рождение первенца, наследника и потомка знаменитого рода испанских дворян, приказал всем в округе нынче же вечером пить за столом вино в честь и во здравие нового хозяина. Весть о рождении ребенка, а также приказ графа разнес по округе единственный слуга в имении, престарелый Хорхе. Он лично обошел все дома и даже побывал на полях, где работали мужчины. Хотя у Хорхе сильно болели ноги, он сумел-таки выполнить приказание хозяина и оповестить всех о столь радостном для края событии, как рождение первенца. Но едва Хорхе возвратился уже после заката в фамильное гнездо, что стояло посреди селения Карабас, от названия коего и повелось наименование достославного рода, как тут его поджидало новое известие. После непродолжительных мучений скончалась супруга дона Карлоса. Повитуха, сказав лишь, что сие произошло от потери крови, сгребла в свою большую ладонь, более мужскую, нежели женскую, причитающиеся ей два дуката, последние деньги, которые смог наскрести маркиз, и быстро удалилась. Она не могла вынести удивительно спокойного взгляда, которым одарил ее первенец дона Карлоса. Взгляд этот как бы вопрошал, когда же ребенка покормят?

Маркиз и его верный слуга сели друг напротив друга за старинный дубовый стол, за которым обедало не одно поколение Карабасов, и, невзирая на различие положений, распили кувшин домашнего вина, такого же кислого, как и выражение их лиц. За вином дон Карлос и Хорхе решили, что ребенку надобно нанять кормилицу, но недорого, только за стол и кров, так как денег у маркиза не осталось вовсе. Это было хорошее решение, однако по прошествии некоторого времени вино дало о себе знать, и маркиз со слугой заснули, положив головы прямо на стол. Так и проспали они до самого утра, покуда петух, вышедший из курятника, криком не разбудил их.

Оказалось, что новорожденный всю ночь пролежал на одной кровати рядом со своей умершей матерью, не обмытый и не завернутый даже в тряпицу. Маркиза уже успела окоченеть, и на ее прекрасном теле начали появляться трупные пятна. Все это время ребенок с совершенно спокойным видом находился подле нее. Дон Карлос пришел в ярость. Два дуката по тем временам были большими деньгами, за которые плутовке повитухе надобно было ухаживать за младенцем. Поэтому, не тратя время попусту на разбирательства, маркиз, передав младенца на попечение престарелого Хорхе, направился прямиком через все селение вдоль единственной улицы прямо к домику повитухи. В его глазах сверкали искры злобы, ведь, по мнению дона Карлоса, именно повитуха была виновна в смерти его обожаемой супруги. Влетев, словно смерч, в домик, маркиз набросился на бедную женщину, нещадно колотя ее. В это время мимо по улице проходили селяне, спешившие до того, как солнце окажется в зените и начнет припекать, поработать в поле. Они-то и вбежали в дом повитухи в тот самый момент, когда маркиз нанес своей железной перчаткой удар в голову, смертельно ранивший женщину. Работники с трудом оттащили дона Карлоса от умирающей, которая, истекая кровью, все продолжала бормотать, что ей ужасно и невыносимо видеть такой скорбно-спокойный взгляд у новорожденного. Так она и умерла под собственный шепот. Вскоре на место происшествия прибежал запыхавшийся викарий, исполнявший в селении Карабас судебную власть. Онто и постановил, что дон Карлос виновен в убийстве повитухи, а стало быть, должен ответить за свой поступок. Зная, что законы в Испании были, по меткому выражению народа, «будто послушный конь, куда повернуть, туда и повезет», маркиз согласился отвечать за смерть несчастной. К тому же, как тут же на месте указал викарий, у него имелся неоспоримый оправдательный мотив – смерть жены, возможно, от неаккуратного обращения с оной убитой повитухи. Викарий, он же судья, назначил разбирательство дела, и все разошлись. Успокоившийся дон Карлос вернулся домой, где его ждал приятный сюрприз. Хорхе успел найти молодую женщину, кормилицу, которая сидела в задней комнате родового гнезда и кормила чрезвычайно довольного младенца. Новорожденного успели обмыть слегка нагретой водой, так что все в его только что начавшейся жизни было прекрасно. Отец склонился над малюткой и, погладив его по голове, объявил кормилице и Хорхе, что нарекает сына Хуаном. Так младенца и окрестили. Викарий, тот самый, что приходил на место убийства повитухи, записал в церковную книгу имя ребенка, дату его появления на свет, а также подробности его рождения и смерти жены маркиза и повитухи, так как имел привычку вольно дополнять записи, полагая себя историком селения Карабас.

На следующий день после крестин жену маркиза похоронили в большом фамильном склепе, что гордо высился среди других могил на кладбище, которое раскинулось на окраине селения и служило едва ли не самым популярным местом в Карабасе. Сюда, на кладбище, приходили жители селения во все праздники, дабы повеселиться и отпраздновать с умершими предками какое-нибудь значимое в их жизни событие. После похорон дон Карлос неизменно, раз в неделю по воскресеньям, приходил к склепу и в течение всего года разговаривал с женою. Иногда он брал с собой маленького Хуана, и он тоже должен был разговаривать с матерью, которую совершенно не знал.

Разбирательство дела и суд над маркизом Карабасом состоялся лишь спустя полгода после убийства повитухи. Удивительно, но именно через такой большой промежуток времени родственники несчастной женщины выдвинули свои обвинения против владетельного дона. Правда, претензии сии были мелки. Родственники требовали за смерть повитухи, приносившей пусть и небольшой, но стабильный доход, ни много ни мало пять золотых дукатов. Сумма не такая уж и значительная, однако весьма существенная для дона Карлоса была им уплачена уже через неделю. За ту неделю дон Карлос съездил в Севилью, где встретился со знакомым евреем-ростовщиком, по имени Авраам, и занял у него денег. В залог он ничего не оставил, кроме собственной расписки, к коей неграмотный маркиз приложил обмакнутый в чернильницу большой палец, да честного благородного слова, что вскоре деньги с процентами вернет. Едва только искомые пять золотых дукатов оказались в руке у дона Карлоса, как он и думать забыл о долге, полагая, что негоже дворянину и аристократу общаться со столь презренным существом, как иудей. Маркиз полагал, что когда Авраам придет к нему с распиской и потребует возврата денег, то благородный дон тут же передаст его святой католической церкви, объявив, что еврей хотел заставить его продать душу дьяволу. Ну кому из них двоих поверит викарий: благочестивому христианину или же недостойному иудею?

Разобравшись с делами, маркиз продолжил свою беспечную жизнь, где один день сменял другой, похожий друг на друга, как две капли воды. Только лишь церковные праздники хоть как-то скрашивали это существование. Денег у дона Карлоса все так же не было, но работать он считал ниже собственного достоинства, а потому предпочитал сдавать свои скудные земли наемным работникам, дань с которых собирал старый Хорхе. Пока другие в поте лица своего трудились, добывая хлеб насущный, дон Карлос проводил время, упражняясь в фехтовании, верховой езде и докучая кормилице постоянными приставаниями. Молодая женщина недолго сопротивлялась владетельному сеньору, вскоре уступив пылкому натиску. Со смерти маркизы минул год, а потому дон Карлос мог позволить себе немного пошалить. Для этого он устраивал якобы неожиданные встречи в самых потаенных уголках родового гнезда, благо его архитектурные изыски весьма способствовали этому. Родовое гнездо представляло собой большой дом, первый этаж которого был выстроен из нетесаного камня. Позднее к первому этажу сначала пристроился второй, полностью из дерева, а затем стали примыкать во множестве самые разнообразные пристройки. Кухня, конюшня, скотный двор с хлевом, амбар для хранения даров природы, что во множестве приносили поздней осенью работники под надзором престарелого Хорхе, – все это строилось и пристраивалось предками достойного дона Карлоса к родовому гнезду. Дед маркиза даже изволил построить небольшое патио, изрядно переделав из-за этого дом. Точно такие же патио он видел в новомодных домах Севильи. Тогда мода на них только стала проникать в Каталонию благодаря торговле с маврами.