Гурман. Воспитание вкуса - Ульрих Антон - Страница 9

Лакей проводил гостей в большой полутемный зал на первом этаже. Потолок зала был высоким, расписанным неизвестным мастером еще в прошлом веке. Что было изображено на потолке, Антуану разобрать не удалось, так как окна зала были тщательно занавешены. На стенах зала висели портреты мужчин рода Медичи. В углах грозными тенями мрачнели рыцарские доспехи ушедшей эпохи. Посреди зала стоял длинный стол, на котором лежало, покрытое саваном, тело отца Летиции в окружении длинных свечей. Рядом с телом на скамеечке сидел монах и читал молитвенник.

Антуан, никогда прежде не видевший умершего, подошел к телу и осторожно принюхался. Его чуткий нос почувствовал запах распада. Антуан поморщился, ему было неприятно, но любопытство побороло брезгливость, и мальчик, подойдя к телу дедушки, взглянул в лицо.

– Фу, – четко произнес он и недовольно отвернулся.

Антуан предполагал увидеть застывшую маску страха, какие часто видел у преступников во время казни, но лицо деда изображало лишь безмятежную отчужденность. Малыш отметил, что оно удивительно походило на огромные круглые корни, которые иногда выкапывали вместо трюфелей собаки Франсуа Нуаре, такое же бледно-желтое и морщинистое.

Умерший и уже начавший разлагаться человек не понравился Антуану, пусть даже он и был его дедом по материнской линии.

Лакей отвел мальчика в отдельную комнату, где ему была постелена кровать. Антуан лег в нее и тут же заснул спокойным ровным сном, как он обычно спал в родовом замке во Франции, точно так же, как он уснул после того, как маркиз впервые показал сыну казнь. Ничто не обременяло души маленького Антуана, когда голова его касалась подушки, а сны не были тревожными и кошмарными. Малыш не помнил их, когда просыпался.

– Доброе утро, senor, – было первое, что услышал Антуан, когда проснулся.

Над ним склонилось лицо лакея с подобострастным выражением.

– Кто ты?

– Я ваш слуга, senor, я помогу вам одеться. Вас ждет двоюродный прадедушка, монсеньор Антонио Медичи.

Вместо дорожной одежды, которую Антуан сбросил с себя на пол, слуга держал в руках богато убранный малиновый камзольчик с множеством оборок и бантов на рукавах, того же цвета панталончики и белоснежную рубашку тончайшего шелка. Антуан оделся, позволил причесать себя и подошел к высокому зеркалу, стоявшему у стены. В зеркале на него смотрел серьезный мальчик пяти лет, удивительно красивый. Лицо обрамляли длинные, тщательно расчесанные и уложенные волосы цвета соломы, а главным украшением лица были огромные глаза, в которых запечатлелась синева неба над виноградниками в ясный день. Эти глаза строго и придирчиво оглядели отражение, Антуан поправил криво сидевший на плече бант и велел слуге отвести его к прадеду.

Встреча состоялась на втором этаже в огромном зале с множеством окон, из которых зал освещало ласковое итальянское солнце, ложась косыми лучами на выложенный черными и белыми мраморными плитами пол. У центрального окна за маленьким шахматным столиком сидела Летиция. Напротив нее в глубоком кресле в длинной белоснежной сутане восседал сморщенный старичок, чрезвычайно похожий на надменную хищную птицу, с острым носом и маленькими бусинками близко посаженных глаз. Бросив быстрый взгляд на вошедшего правнука, он небрежно помахал высохшей рукой, делая знак слуге, чтобы ребенка сначала накормили завтраком. Слуга отвел Антуана к стоящему у противоположной окнам стене длинному столу с изящными резными ножками, на котором под крышкой стояла турка с дымящимся кофе и большие тарелки с пирожными. Когда мальчик насытился, старик, наконец, закончив партию, разрешил подойти.

– Так вот ты какой, маленький Антуан, – скрипучим голосом по-итальянски сказал двоюродный прадедушка.

– Да, я такой, – серьезным тоном подтвердил правнук, с интересом разглядывая золотое распятие на груди старика.

Старый Медичи пробуравил своими глазами-бусинками мальчика.

– Тебя зовут Антуаном? Меня тоже зовут Антонио. Это Антуан по-итальянски.

– Si, senor, я знаю.

Старик захмыкал, его сморщенное, обтянутое кожей лицо растянулось в улыбке, отчего архиепископ стал похож на говорящий череп.

– Ну, маленький Антонио, спой нам новомодную парижскую песенку, – потребовал он.

– Вот еще, – неожиданно спокойно отказался Антуан. Он вспомнил отца, гордо восседавшего во время казней в первом ряду и коротко кивавшего палачу, разрешая начать казнь. – С чего это дворянин и аристократ будет распевать пошлые песенки, словно бродяга менестрель?

Старик закудахтал от восторга, отмахиваясь от испугавшейся дерзости сына Летиции.

– Он – настоящий Медичи! Маленький Антонио напоминает мне моего деда, – обратился прадед к внучке. – Тот тоже был бризерианцем и обладал великолепным чувством юмора. Однажды, когда умер очередной Папа, он вместе со слугами запер кардиналов, чтобы те выбрали нового понтифика. А чтобы вышло так, как ему хотелось, дедушка приказал замуровать окна и закрыть задвижку в трубе. Когда кардиналы выбрали нового понтифика, они, по обычаю, развели в камине огонь, возвещая дымом из трубы, что у народа появился новый Папа. – Старик гулко закашлялся, и слуга, стоявший в дверях, сразу поднес ему хрустальный бокал с водой. – Так вот, входит дед к кардиналам и спрашивает, выбрали ли они нового Папу. Те показывают совсем не на того, которого хотел дед. Тогда тот закрывает за собой дверь и требует пересмотра выборов. А пока, говорит дед кардиналам, никто не будет ни есть, ни пить. Те испугались, кричат, что уже развели огонь и дым видели вокруг. Дед только посмеялся над кардиналами. Три дня он сидел с ними в заточении, пока кардиналов не сломил голод и жажда и они не выбрали нужного человека. Деду-то было хоть бы что, он и так почти ничего не ел, а вот кардиналам пришлось туго во время вынужденного поста. – Старик снова закудахтал и затрясся в кресле от смеха.

Антуан засмеялся вместе с ним, хоть и половины рассказанного не понял.

– Умеешь ли ты, милый, играть в эту замечательную игру? – обратился к нему Медичи, кивая головой на шахматы.

Мальчик отрицательно покачал головой. На укоризненный взгляд старика Легация поспешно объяснила, что во Франции очень слабо распространена игра в шахматы, она сама давно не играла, а потому дедушка так легко смог ее обыграть. Старик погрозил Летиции скрюченным пальцем и стал неторопливо объяснять Антуану названия стоящих на шахматном столике фигур и правила игры. Было видно, что правнук вызвал у него искреннюю симпатию.

Похороны отца Летиции прошли пышно. Казалось, весь город собрался в церкви Санта-Мария делла Кармине попрощаться с Медичи. Старый архиепископ Тосканский лично руководил похоронами племянника. На Антуана, сидевшего в первом ряду рядом с матерью, огромное впечатление произвело местное распятие. Он с удивлением заметил, что Иисус Христос был на нем прибит гвоздями к кресту не в ладони, а чуть ниже кистей рук. Двоюродный прадедушка объяснил ему потом, что это единственное в мире, не соответствующее канонам римско-католической церкви распятие, отображающее анатомические особенности реального распятия человека.

Три месяца, проведенные Антуаном во Флоренции, пролетели для него как один день. Старик почти ежедневно выезжал на прогулку, на которую частенько брал с собой мальчика. Раскатывая в открытой легкой коляске по улицам города, сидящий в обитом шелком кресле архиепископ Тосканский вызывал у Антуана искреннее восхищение. Народ заламывал перед ним шапки и кланялся, просили благословения, старик лениво крестил воздух иссохшей скрюченной рукой с нанизанными на пальцы бесчисленными перстнями с драгоценными камнями. Во время поездок прадедушка рассказал правнуку множество историй семейства Медичи. Поведал он, в частности, что его племянник, дед Антуана и отец Летиции, умер от остановки сердца прямо на известной флорентийской куртизанке Мальвине Гоцци во время оргии, устроенной им по случаю своего шестидесятилетия.

– Только матери своей не вздумай рассказывать о том, что сейчас слышал, – предупредил, строго глядя на правнука, старик. – Да, не наш он был, не нашей крови. А ты – наш! Ты – настоящий Медичи. Летиция рассказала мне, что ты любишь смотреть на казни.