Гурман. Воспитание вкуса - Ульрих Антон - Страница 20

Глава седьмая

ЕГО ВЕРСАЛЬ

Через месяц после достопамятного дня рождения семья маркиза де Ланжа торжественно переехала в Париж. Для Антуана это было первое посещение Парижа. Город совершенно не понравился мальчику. Он показался ему грязным, серым и абсолютно не приспособленным для вольготной жизни настоящего аристократа. Лишь Сен-Жерменское предместье сумело покорить сердце Антуана своими роскошными дворцами и особняками, окруженными садами и парками. Обитатели предместья встретили де Ланжей со всеми необходимыми в таких случаях ужимками столичных жителей. Дамы хмыкали Летиции в спину, удивляясь старомодному покрою ее платья, хотя Летиция сшила его по меркам прошлогодней моды, а мужчины всячески подчеркивали Жоржу свою близость к королю, наперебой перечисляя осыпанных милостями фаворитов. Маркиз, заинтересовавшийся в последнее время политикой и ставший крупной политической фигурой в Бордо, приехал главным образом из-за созыва Людовиком XVI Генеральных штатов. Генеральные штаты не собирались уже более ста семидесяти лет. В салонах, куда каждый вечер хаживали маркиз с супругой, все только и говорили что о политике и назревавшей революции, причем последняя представлялась аристократам игрой утонченных умов сильных мира сего, а отнюдь не восстанием голытьбы и плебса. Во время одного из посещений Жорж де Ланж, ярый поклонник монархии, выдал фразу, ставшую впоследствии крылатой.

– Если революция случится, – веско сказал Жорж в отповедь какому-то расхрабрившемуся дворянину, призывавшему к пересмотру старых порядков, – я ее вырежу!

«Если революция случится, – подумал слышавший отца Антуан, – я ее съем!»

Де Ланжи обосновались на улице Гренель-Сен-Жермен в небольшом и уютном особняке, заранее купленном Жоржем, который за годы интендантства в провинции сколотил себе изрядный капитал. При этом король был чрезвычайно доволен своим интендантом, коего часто и с похвалою упоминал министр финансов Неккер в докладах о сборе налогов в провинциях. Через неделю после приезда маркиз с супругой были удостоены чести получить аудиенцию у короля. Антуан тоже поехал с родителями в Версаль. Всю дорогу мать учила сына, как правильно держать себя при дворе, как кланяться королю и что говорить, а главное, чего не говорить Его величеству.

– Веди себя вежливо, часто улыбайся и помни, что все кругом – твои враги, – сказала в конце Летиция.

Версаль, в отличие от Парижа, поразил Антуана. Раскинувшийся на многие лье роскошный парк, в котором гуляли расфранченные представители самых титулованных фамилий Франции, приехавшие, как и маркиз, на собрание Генеральных штатов, утопал в только что распустившейся зелени. Всюду чувствовался запах весны и влюбленности, а отнюдь не революции. Когда широкая дорога, окруженная с обеих сторон теснящимися друг к другу высокими деревьями, внезапно вывела супругов на открытое пространство к фонтану, Антуан ахнул от восторга. Прямо перед ним открылся вид на прекрасный дворец, который невозможно было даже сравнивать с унылым и серым замком Мортиньяков. Блистательный ансамбль, светлый и чистый, как весенний воздух после грозы, окруживший их, поразил впечатлительного подростка. Маркиз с супругой поднялись по лестнице и подошли ко дворцу. Лакеи в золоченых ливреях с поклоном раскрыли перед ними двери, ведущие в покои короля Франции. Антуан с замиранием сердца переступил порог здания, в котором жил человек, являвшийся для его родителей олицетворением высокого вкуса и всего самого прекрасного. Внутри покоев толпились, жужжа, словно мухи, придворные. Ослепленный Антуан принужден был на миг зажмуриться от блиставших в бьющем из окон солнце нарядов и драгоценностей, в огромном количестве представших перед ним. Маркиз гордо прошествовал среди разряженных придворных, ежесекундно кланяясь и улыбаясь. Маркиза, ослепительно красивая в новом платье, сплошь усыпанном жемчугами и бриллиантами, показывала двору свои блестящие белые зубки. К супругам словно вернулась молодость, походка Жоржа вновь сделалась грациозной, а Летиция, по мнению многих придворных, помнивших ее еще в девичестве, ничуть не изменилась.

Антуан, отошедший в угол, принужден был оттуда наблюдать за блистательным возвращением родителей в королевский двор. Оглядевшись, он заметил, что помимо него в зале есть еще другие дети. Мимо проходили взрослые, и никто не проявлял к Антуану ни малейшего интереса. Не привыкший к подобному обращению, он тем не менее старался пока не привлекать к себе внимания, внимательно разглядывая и изучая других. Вскоре к нему подошел высокий темноволосый подросток в светло-малиновой куртке. Он остановился напротив Антуана и стал придирчиво и нагло его разглядывать. Антуан старался не обращать на наглеца внимания, но тот продолжал метать презрительные взгляды. Тогда Антуан в упор посмотрел ему в глаза. Подросток был выше его почти на полголовы, крупнее и явно сильнее, но прямого взгляда Антуана он не выдержал и нервно заморгал.

– Хочешь уйти отсюда и поразвлечься? – неожиданно предложил наглец.

Антуан кивнул. Подросток вывел его из зала в парк, где в ожидании столпились другие дети придворных. Видимо, наглец был у них за старшего.

– Давайте гоняться друг за другом, – предложил он.

Все посмотрели на Антуана, и тот ощутил в их взглядах скрытую угрозу. Возможно, решил про себя Антуан, наглец заранее подбил остальных проучить новичка, а может быть, даже и вздуть его немного. Ничем не выдав своей догадки, Антуан мило улыбнулся своим новым приятелям и радостным тоном поддержал идею побегать по парку. Ребятня тут же кинулась врассыпную, крича на бегу: «Тебе водить! Тебе водить!» Антуан бросился следом за наглецом и предводителем, стараясь не отстать от него, но тот, прекрасно зная парк, вскоре исчез из виду за одним из поворотов тщательно подстриженного высокого кустарника. На минуту остановившись, Антуан перевел дыхание и, закрыв глаза, попытался вспомнить запах, исходивший от наглого подростка. Что-то знакомое промелькнуло у него в памяти, и перед глазами встал образ добродушного старика Франсуа Нуаре. Ну, конечно, трюфели. Наглец совсем недавно лакомился трюфелями, оттого от него шел вкус этих деликатесов. Теперь главным было пойти по этому следу и найти предводителя. Желательно, чтобы он при этом был один.

Долго искать не пришлось. В дальнем уголке парка располагался грот, к которому Антуана и привел запах трюфелей. Подойдя к гроту, он услышал, как наглец отдает распоряжения другим ребятам:

– Ищите его. А как найдете, тащите сюда. Мы славно позабавимся с этим провинциалом.

Антуан подождал, пока все выйдут из грота, и только тогда осторожно прошмыгнул внутрь. В руке он держал крепкую палку. Предводитель озорников сидел на корточках, разматывая веревку, которую он, видимо, приготовил для пленения Антуана. Стремительная атака застала его врасплох. Коротко взмахнув руками, наглец попытался было защититься, но Антуан безжалостно нанес ему быстрые удары палкой, стараясь попасть по голове. Когда дети, не найдя новичка, вернулись в грот, они застали там следующую картину. Их предводитель, связанный собственной веревкой, лежал на полу, а на нем сидел новичок и мило улыбался, поигрывая в руке палкой. Дети столпились вокруг него. Тут Антуан с силой ударил пленника палкой и потребовал, чтобы тот извинился, причем в изящной форме. Подросток заныл и стал просить прощения. Видимо, Антуан репетировал с ним к приходу ребят извинение, потому что воля предводителя была уже сломлена.

– Давайте лучше играть в доктора, – неожиданно предложил Антуан.

Он вытащил из-за пазухи и помахал перед ошеломленной ватагой прекрасным кинжалом, подаренным ему архиепископом Медичи на позапрошлый день рождения.

– Посмотрим, что у тебя внутри, – повернулся Антуан к связанному наглецу и, ласково улыбаясь, нагнулся.

Тот истошно закричал и прилюдно обмочился. После этого конфуза вожака победа Антуана была полной, чего он, собственно говоря, и добивался. С этого дня ватага детей аристократов-придворных слушалась только Антуана, который всякий раз придумывал все новые и новые шалости и игры, подчас далеко не безобидные и часто намного более жестокие, чем это обычно бывает у детей его возраста.