Заложники обмана - Уивер Майкл - Страница 53

Около одиннадцати часов Хинки добрался до многоэтажного жилого массива, где у него была квартира, и поставил машину на отведенное для нее место в подземном гараже. Он привез домой кейс, полный бумаг, и возился с раскрывшимся замком, когда его ударили свинцовой дубинкой справа по голове за ухом.

Ему не довелось узнать, чем его ударили. Не увидел он и двух мужчин крепкого сложения в масках из чулок; мужчины отнесли его в темный крытый фургон, связали, засунули в рот кляп, завязали глаза, а после этого спокойно выехали из гаража.

Бонни Бикман повернулась во сне, потянулась к мужу и нащупала пустую подушку. Этого оказалось достаточно, чтобы она пробудилась с ощущением тяжелого удушья в горле.

О Боже, подумала она и заплакала.

Мужа все нет.

Не важно, что они там говорят ей в Бюро. Она знала. Он не послал бы ей весточку, только если бы умер. Ничего подобного не случалось все двадцать лет их совместной жизни. Даже когда его ограбили где-то в глуши, в штате Мэн, он нашел возможность передать через кого-то, что с ним все о’кей. Он всегда был такой… всегда думал о ней, не хотел причинять ей напрасное беспокойство.

Кто позаботится о ней теперь?

Может, ей было бы легче, если бы они обзавелись детьми. Но нет, она всерьез так не думала. У детей своя жизнь. Они не заменят мужа, мужчину. А ее Джимбо был настоящим мужчиной. Господи, как хорошо им было!

Но, может быть, он и не погиб, подумалось ей.

Ведь никто не показал ей его мертвого тела.

Может, он позвонит завтра.

Она представила себе, как зазвонит телефон, как она снимет трубку и услышит обычные слова: “Привет, моя радость. Скучала?”

И потом она услышит свой ответ: “Можешь мне поверить, любимый”.

Все это было так реально и убедительно, что понадобились еще только две таблетки, чтобы она снова уснула.

Бонни спала без сновидений, укрытая одной лишь простыней. Ветер шевелил занавески на открытом окне, и луна в третьей четверти бросала на пол пятна света.

Две тени ненадолго заслонили окно, потом бесшумно появились возле кровати.

На этот раз они не воспользовались свинцовой дубинкой, обтянутой кожей, а сделали укол пентотала.

Бонни сопротивлялась всего несколько секунд, но она так и не проснулась, не пришла в себе, прежде чем укол подействовал и усыпил ее.

Глава 38

Их так называемое безопасное убежище являло собой некую полуразвалину, расположенную высоко в горах над Равелло. Она была так хорошо укрыта среди деревьев, кустарника и скал, что увидеть ее можно было только с самого близкого расстояния. Да и то если знаешь, где искать.

В доме никто особо много не разговаривал.

Джьянни заметил короткие взгляды, которыми обменивались Витторио и его жена, и понял, что оба испытывают страх. Собственно говоря, это чувство свойственно было в какой-то мере им всем. Казалось, что Поли, мальчик, которого он и Мэри даже в глаза не видали, сделался общим тяжким грузом для четверых взрослых людей и тянет их на дно. Из-за этого им так трудно говорить друг с другом.

Но именно этого хотел Джьянни. Говорить. Ему хотелось еще и еще раз объяснить родителям мальчика то, что он уже объяснял: он бесконечно сожалеет, он сделал все возможное, чтобы их с Мэри никто не выследил, он предпочел бы съесть собственные кишки, нежели причинить им такое горе. Но он знал, что все эти словеса им не нужны.

Молчание настолько затянулось, что становилось неестественным. Неестественным выглядел и дом, и те, кто в нем находился. И это заставило Пегги вновь заплакать. Заплакать, удалиться в соседнюю комнату и закрыть за собой дверь.

Остальные трое сидели и смотрели на эту дверь. Витторио толчком поднялся с места и последовал за женой.

Пегги сидела в кресле с прямой спинкой и тоже смотрела на дверь. В комнате горела маленькая керосиновая лампа, от ее желтого света тени на лице и одежде Пегги казались особенно глубокими и темными. Она зажала кисти рук между колен и опустила глаза. Плакать она перестала, но не подняла голову, когда Витторио вошел в комнату.

– Закрой, пожалуйста, дверь, – тихонько попросила она. – Я должна кое-что рассказать тебе.

Витторио закрыл дверь и присел на кровать. Пегги по-прежнему смотрела на свои руки. Она даже не подняла глаза, чтобы взглянуть на мужа.

– Думаю, что я знаю, кто стоит за всем этим. – Голос ее, еле слышный, был совершенно невыразительным. – Это Генри Дарнинг.

Витторио словно бы сильно толкнули в грудь.

– Я солгала, когда во время нашего первого знакомства сказала тебе, что не знаю, кто хочет моей смерти. Я знала. Но не хотела, чтобы и ты узнал.

– Почему?

– Потому что мне пришлось бы слишком многое объяснять. К тому же мне было стыдно.

– Стыдно? – Витторио пристально глянул на нее. – Чего?

– Того, чем я была. Того, что я делала.

У нее стиснуло горло, и она вынуждена была замолчать. Единственная слеза появилась в уголке глаза и скатилась по щеке. Витторио смотрел на жену, окаменев от изумления.

– Я боялась потерять тебя, если ты узнаешь. Все было так глупо. Но вот теперь они захватили Поли, и я хочу только одного – умереть. Единственное, что я еще могу сделать, – это рассказать тебе все.

Глава 39

Даже теперь, наконец-то рассказывая мужу обо всем, Айрин Хоппер сознавала, что изображает, по существу, скелет. Выложить все до конца, одеть плотью эту историю… было бы слишком для них обоих. Костяка достаточно с лихвой. Остальное, самые уродливые подробности, умрет вместе с ней.

Худшим временем для нее всегда оставался поздний вечер, когда Витторио не было дома, когда он уезжал в очередную “деловую поездку”. Тогда-то ее собственный “черный зверь”, как выражаются французы, вырывался из клетки и вселялся в нее.

Со временем это превратилось почти в ритуал.

Как бы ища подтверждения своим самым черным мыслям, она начинала с того, что смотрела на себя в большое, в раме стиля барокко, зеркало в спальне.

Сколько лжи…

Даже подготовленная к этому, она, глядя на свое отражение, каждый раз испытывала шок. Ее когда-то белокурые длинные волосы были теперь темными и коротко остриженными. Нос не прямой, а приподнятый, со вздернутым кончиком. И благодаря дополнительному волшебству контактных линз и у нее, и у Витторио изменился цвет глаз. У него они вдруг сделались синими, как васильки, в то время как она взирала на мир без особой радости своими фальшивыми золотисто-коричневыми.

Но самая большая ложь – придуманное ею для Витторио объяснение, почему некая группа людей… она не могла бы обвинить кого-то одного в частности… почему эти люди хотят уничтожить ее, Айрин Хоппер.

Она сказала тогда Витторио, что наткнулась на неопровержимые доказательства противозаконного манипулирования основным капиталом в той компании, которую ее юридическая фирма представляла в миллиардной сделке. Это было серьезное преступление, и она не сумела скрыть, что видела уличающие документы. Хотя она и уверяла, что разглашать сведения не собирается, должен был существовать по меньшей мере один человек в преступной группе, который никоим образом не намеревался допускать такую возможность.

Так она сказала человеку, которого встретила, полюбила и за которого вышла замуж только потому, что его послали с заданием убить ее.

Конец лжи.

А правда?

Айрин Хоппер подолгу сидела, уставившись в зеркало на полунезнакомку, новую женщину по имени Пегги Уолтерс. Она могла представить себя такой, какой была прежде, но не чувствовала себя ближе к ней, чем к той, которая отражалась в зеркале. В сущности, ни одна из этих женщин не имеет с ней ничего общего. Она отказалась бы от обеих ради той, что была настоящей и знала правду.